Я невольно отступила в безопасную, душную полутьму коридора, надеясь, что ему хватит такта и здравого смысла не схватить меня за руку и силой не втянуть обратно в комнату.

– Эти двое позволили вам занять дом? – с трудом сдерживая волнение, спросила я.

Мог ли отец выжить в той бойне? Мог ли потерять меня в суматохе и не найти потом?

Я так привыкла к мысли о том, что родителей давно нет в живых, что сама надежда на то, что хотя бы один из них выжил, пугала больше, чем радовала.

– Дом – наш подарок. Дар за все, что мы сделали для мастера.

– И что вы для него сделали?

Балаш не пожелал отвечать, одарив меня грустной и немного блаженной улыбкой.

– Я ухожу, – слова прозвучали как угроза.

Доктор вскинул вверх большую руку, желая ни то возразить, ни то оборвать меня на полуслове.

– Мастер владеет галереей «Роза».

Что-то знакомое. Кажется, о ней упоминал уличный художник, что срисовал мой портрет?

Не мой. Не мой портрет, конечно.

Пусть мы с мертвой девушкой и были похожи, она не была мной. Мне следовало об этом помнить.

– И зачем это мне?

– Нам показалось, вы захотите с ним встретиться.

– Именно. Вам показалось.

Балаш усмехнулся и ничего не ответил, ожидая продолжения.

– Меня не интересуют хозяева дома, как и все остальные люди в этом проклятом городе! – запальчиво бросила я, стараясь не думать о шансе, что могут дать для лечения недуга новые исследования моего живого родственника, пусть даже не отца, а какого-нибудь дядюшки или двоюродного деда. – Прошлое похоронено, и я не намерена ворошить его сухие кости.

Балаш пожал плечами, а я развернулась и пошла прочь.

– Hazugság, – прошипел он мне в спину.

Ложь.

Я сбежала по боковой лестнице у кабинета Балаша и, оказавшись в сложной анфиладе комнат первого этажа, быстро заблудилась.

Так хотела сбежать, что совсем забыла об осторожности и поплатилась за беспечность единственным шансом спастись…

Кажется, и в детстве у меня были проблемы с перемещением в этом большом жутком доме, но теперь стресс, ужас и паника сделали все еще хуже.

Я не узнавала окружающее пространство и совсем не понимала, в какую сторону идти.

Но почему все случилось именно сейчас? Была то глупая случайность или хитроумная выдумка доктора? Дать почувствовать дуновение свободы и тут же ее отобрать, окончательно сломив волю – довольно жестоко, но действенно. Шутка в духе шекспировских злодеев из пьесы, что мне только предстоит изучить.

Нет уж.

Больше никаких злодеев в моей истории.

– Госпожа?

На пороге очередной богато украшенной комнаты передо мной, катя тележку с едой, возникла высокая рыжая девушка в сестринской униформе.

Мой шанс выбраться, если получится сработать правильно и подобрать нужные слова.

– П-простите, – заговорила я, заклиная ее остановиться и послушать. И только потом поняла, что непроизвольно перешла на ломаный венгерский. – Похоже, я потерялась. Не подскажите, в какой стороне выход?

Она уставилась на меня большими голубыми глазами, чистыми, как горная вода.

– Это крыло для персонала, госпожа, – произнесла она глубоким низким голосом, совершенно не подходящим к миловидной и легкой внешности. – Доктор Балаш не будет рад…

– Доктор Балаш отпустил меня, – вскинув подбородок, заявила я. – Сказал, что не станет лечить. Можете спросить у него, если не верите.

Секунда, которую она потратила на размышления, показалась мне вечностью.

– Я вам верю, мисс. Если уж вы смогли сами спуститься… – торопливо прервала меня девушка. – Давайте покажу, где лестница, а дальше вы и сами разберетесь. Там по прямой и совсем просто.

Она, как и обещала, проводила меня до парадной лестницы, которую сама я бы никогда в жизни не нашла.

– Спасибо.

– Не стоит, госпожа, – она опустила глаза в пол, словно смотреть на меня уже было преступлением.

Я быстро добралась до знакомой прихожей и вышла на воздух, только здесь почувствовав себя лучше.

Дом душил меня, каждым своим оттенком и запахом возвращал в ту ужасную ночь. Добавляя кошмаров к и без того полной копилке плохих воспоминаний.

– Надо просто отсюда выбраться.

День получился ярким и полным неприятных впечатлений, и его пора было заканчивать.

– Провались ты в ад, громадина!

Стараясь сохранять ровный шаг, я довольно долго шла к воротам, прежде чем заметила Нину, застывшую у кустов азалии. За время моего визита к доктору она успела переодеться, натянуть перепачканный землей садовый фартук и совершенно обо мне забыть. По крайней мере, весь ее вид говорил об этом.

– Какого черта вы тут делаете? – спросила она, будто уже не ожидала, что я выйду из стен лечебницы целой и на своих ногах.

Да чем они там занимаются? Что делают с пациентами?

Может, стоит позвонить отцу или в полицию?

– А где мне еще быть? – холодно уточнила я. – Сеанс окончен, доктор мне не помог. Вы взяли свои деньги зря.

– Вот как, – Нина смотрела на меня долгое, тяжелое для обеих мгновение, а потом вдруг улыбнулась грустной и далекой улыбкой. – Вот, значит, как!

Все это время она воинственно держала в руках грабли, будто собиралась применить их вместо оружия, стоит мне двинуться, но теперь бросила оружие на землю и достала из широкого кармана фартука нож.

Я интуитивно отшатнулась и закрыла лицо руками, боясь, что она нападет и попытается вернуть меня доктору силой – как верная собака несет хозяину охотничий трофей – но она сделала нечто другое.

Чудовищное и неожиданное.

Быстрее, чем я успела подумать о том, чтобы закричать или попытаться ее остановить, Нина воткнула длинное лезвие себе в здоровый глаз. Единственный, что у нее остался.

Я застыла, не в силах пошевелиться.

Из глаза Нины, запачкав мне рубашку, брызнула теплая кровь. Не целый фонтан, как показывают в фильмах, а совсем немного, куда меньше, чем я могла предположить. Но и этого хватило, чтобы осознать: происходящее не сон или бред, а правда, что будет преследовать меня до самого последнего дня на этой грешной жестокой земле.

– Вы с ума сошли?..

Все с тем же холодным безразличием, без единого всхлипа, Нина вынула нож и отбросила его в сторону. А потом посмотрела прямо перед собой таким пронзительным взглядом, что у меня от ужаса пошла кругом голова.

Роуан, как главный любитель страшилок в доме, как-то рассказывал мне, что, теряя зрение из-за травмы, человек не лишается его сразу. Сначала в поврежденном глазу расцветают фейерверки и цветные всполохи, и лишь за ними приходит темнота.

Мне хотелось верить, что у Нины были эти всполохи, эти мгновения до жути и ужаса, на которые она сама себя обрекла.

– Мы все тут сумасшедшие: и я, и ты.

Цитата из «Алисы в Стране чудес» показалась жутко неуместной. Мне вспомнилась другая, подходящая больше: «Когда чудеса становятся бредом, разум превращается в безумие».

Интересно, как давно для Нины фокусы Балаша превратились из одного в другое?..

– Нет, только вы. Все вы! – выдавила я.

Зрачок потерял форму и растекся, сделав ее похожей на инопланетянку. Жуткую, хладнокровную, потерянную.

– Доктор ведь простит меня? Простит за мою жертву?

Я не хотела видеть, что произойдет дальше, но и отвести взгляд не могла.

– Пойдем, принцесса. Тут не на что смотреть.

Рядом возник Энжел и, воспользовавшись всеобщей суматохой и прикрытием оттеснившего нас персонала, как по команде хлынувшего из дома, быстро увел меня прочь.

Ривз быстро усадил меня в авто и, не дав времени даже закрыть дверь, шустро занял водительское место и дал по газам.

Казалось, убраться из проклятой лечебницы ему хотелось куда больше, чем мне, хотя он и половины не видел.

Впрочем, финал вышел… Эффектный.

Я с трудом подавила приступ тошноты и прислонилась лбом к холодному окну.

– Чертовы сектанты, – бросил Энжел, едва мы выехали на автостраду и затерялись в потоке машин, спешащих к городу.