У клана полукровок-фарси детям всегда передаётся один дар — прорицание. И сколько бы не смешивались фарси с людьми, сколько бы не разбавляли кровь с бессмертными и смертными, не иссякнет род их. Ибо кровь прорицателей сильна. А покуда жив хоть один отрок, сумеет он клан возродить хоть из могилы, хоть из пепла.

Недооценил Магнус Ванитас фарси. Ох, недооценил!

И не удосужился проверить, не затерялся ли один ребёночек в лесу, в ночку ту, роковую.

И эта ошибка будет стоить ему жизни!

С веток в лесу сорвались крикливые птицы и с оглушительным гвалтом устремились в небо. Люция вздрогнула, задрала голову и проследила за их рваным полётом в сторону восхода.

Сиреневые сумерки ещё царили над спящей громадиной замка, но рассветное солнце уже отвоёвывало за пядью пядь, и верхушки башен крепостных стен расцветили рыжеватые всполохи.

Скоро слуги и придворные очнутся ото сна, зашумит обыденная жизнь: зашелестят метёлки, юбки и брюки, зажурчат голоса, мелодии и песни, застучат столовые приборы и мечи. И понесётся очередной день в замке худших из терринов, в замке её врагов. В замке Ванитасов.

Далеон Ванитас стоял в крайнем от входа деннике и нежно расчёсывал любимую кобылицу.

Тихий шелест щётки убаюкивал, как и сопение жеребят, и других лошадей в загонах. Даже запахи прелого сена и конского пота не тревожили как обычно чувствительный нюх.

Мысли принца текли плавно, лениво, дрейфовали, как объевшийся пеликан по слабым морским волнам.

Ему снова приснился кошмар.

Как давно их не было, и вот опять. Вернулись! А ведь лекарь предупреждал. Ещё пять лет назад сказал, что снадобья со временем утратят свойства, что организм привыкнет, выработает иммунитет.

Надо повысить этому докторишке жалование. Не ошибся старик, всё верно сказал. Таблетки больше не действуют.

По правде, их эффект начал сбоить раньше, просто Далеон нашёл способ усилить снотворные свойства. Он просто заливал их терринским вином, напивался до обмороков, ходил по грани. Пил как в последний раз, жил как в последний раз, пировал как!.. И ведь помогало.

Почти два года алкоголь и таблетки приносили блаженное беспамятство. Большую часть времени ему не снилось ничего. И вот опять!

На этот раз он видел гибель своей лошади. Этой тёплой, бойкой кобылки воронова цвета, которая вскормила его младенчиком, которая недавно принесла жеребят, которая катает его в ночи бессонницы и терпит все придурства.

Картинка вспыхнула перед взором.

Кровавое пятно под тёмной шкурой. Дарси лежит на правом боку и тяжело храпит, и глядит своим чёрным глазом так жалобно, так скорбно.

Образ потянул за собой похожий, вонзающийся иглой боли в самое сердце, но принц поспешил отбросить его. Пусть лучше это воспоминание останется «terra incognita»[1] на карте его памяти.

Далеон зажмурился с силой и зарылся лицом в жёсткую чёрную гриву, вдыхая тёплый запах зверя, шёрстки, жизни. Провёл пальцами по крупу и отстранился, вглядываясь в вытянутую морду верной подружки, лениво жующей хворост.

Она и не подозревает, какая страшная участь её ждёт. Почему Далеон так ненавидит свои сны. А теперь не знает что делать, чтобы изменить её судьбу.

Он пригладил гриву за ушком. Угольный цвет её напоминал другую. Бойкую, кудрявую, непокорную.

Принц стиснул зубы и приказал себе не думать. Не тревожиться. Не отвлекаться на шелест одежд пробудившихся слуг, на приглушённые шажки по коридорам замка, на шепотки, на бой часов в библиотеке. Кто, Забытые Боги дери, придумал поставить в библиотеку часы с кукушкой?!

Далеон тряхнул головой и снова попытался успокоиться. Иногда он просто ненавидел свою терринскую суть, что давала ему не только магию, физическую силу, быструю регенерацию, но и звериный нюх, да острый слух в придачу. Это же проклятие какое-то! Столько шумов, столько скверных запахов… сойти с ума можно.

«Сосредоточься» — приказал себе Далеон.

На дыхании — вдох-выдох, вдох-выдох — на биении сердца своего, затем — Дарси. Вот так… Она жива и дышит. Спокойно. Спокойно… Легко сказать!

Кто-то едва уловимым шагом подступил к конюшням.

Дарси дернула ухом и настороженно прислушалась. Далеон же даже бровью не повёл. Он знал владельца этой невесомой походки как облупленного. Знал единственного террина способного беспокоить его в столь ранний час. Своего трусливого сводного брата.

— Так и думал, что ты здесь, — сказал он, распахнув створки, и мягко улыбнулся.

Рафаэль сиял. Рассветный луч подсвечивал его стройный силуэт со спины и создавал ареол вокруг его светлой шевелюры, не доходящей до плеч. Одет он был просто — шёлковая кремовая рубаха с растянутым воротом, чёрные узкие брюки и высокие сапоги — но со вкусом и всей присущей ему элегантностью.

Впрочем, этот террин в любом рванье будет выглядеть, как сошедшее с полотен божество. Пусть и временно на мели.

А ведь Раф больше всех Ванитасов пытается походить на людей. Вот только всё в нём — от идеальных скул до точёного тела — кричит: перед вами бессмертный принц терринов, четвёртый по счёту ребёнок Императора Магнуса Ванитаса. Любимый сын.

Скулы Далеона свело от злости.

— Зачем явился? — спросил он холодно, со смертельной скукой на лице. И мысленно похвалил себя. Так и надо общаться со всей их семейкой. Особенно с этим предателем.

— Искал тебя, — ничуть не стушевался Раф и шагнул в полумрак постройки. Фиолетовые глаза его сияли в темноте как у кошки. — Услышал из окна, как ты ворвался в конюшню и долго не возвращался. Снова приснился кошмар?

От неприкрытого беспокойства и сочувствия во взгляде брата, внутри Далеона всё сжалось и заклокотало от бессильной злобы.

Этот взгляд принц ненавидел едва ли меньше ледяного и презрительного взора отца. Он напоминал Далеону о слабости, о его дефектности.

Другим братьям и сёстрам не снятся вещие сны. У других нет проблем с контролем магии и наложением иллюзий. Они хоть чем-то похожи внешне на императора. А Далеон… он даже хвост свой спрятать не может.

«Гадина», кольцом скрученная на животе, нервно задёргалась под рубашкой, выдавая раздражение хозяина, и принц незаметно придавил её к торсу.

Синие глаза со змеиным зрачком в упор посмотрели на Рафаэля.

— С чего ты взял? — поднял тёмные брови Далеон.

Раф слабо улыбнулся и развёл руками.

— Ты всегда убегаешь из замка после кошмаров. Ищешь уединения с… природой. И… животные же тоже часть природы?

Далеон тяжело вздохнул и закатил глаза. Да-да, животные, природа, женщины, выпивка и разгул… он ведёт себя как глупый мальчишка, дикарь, крестьянин, а не как принц правящего рода. Всё это уже миллион раз сказано и услышано. Далеон прекрасно знает, какую репутацию себе создаёт, и ему глубоко наплевать.

Хуже, чем есть уже, не будет.

А править он не собирается.

Папаша махнул на него рукой ещё в младенчестве.

— И почему ты снова не взял с собой Орфея? — продолжил занудствовать Рафаэль. — О чем ты вечно думаешь, Леон? Ты же знаешь, безопасность правящей семьи…

— Да-да, — страдальчески вздохнул шестой принц. — Мне нужно было вломиться к нему в комнату посреди ночи, растолкать и потащить с собой только потому, что левая пятка правой ноги в голову ударила. В следующий раз, как мне приспичит поскакать по травке под луной, я так и сделаю.

— Леон! — возмутился Раф и аж вспыхнул щеками от негодования. — Оставь сарказм! Он твой придворный и должен быть рядом, когда тебе нужна помощь. В любое время, в любую секунду. А, ладно! Кому я это объясняю… — он перевёл дыхание и прикрыл веки. — Обувь-то где посеял?

Морщинка прорезала идеальный лоб Далеона. Он сжал пальцами ног сухое сено. Под чёрные когти забилась земля и колючие жёлтые травинки.

— Не люблю обувь, — буркнул он и отвернулся. Ему нравилось ощущать под ступнями шелковистую травку, мягкую глину, осклизлую грязь, плоские камушки и лужи. Принц чувствовал себя частью природы. Было в ней какой-то таинство… таинство жизни.