— Вот-вот… — хмыкнул Абрютин. — Пожизненные каторжные работы… А теперь скажи — ты, как бывший полицейский, на этапе докуда дойдешь? Может, до Вологды и дойдешь, а вот до Вятки уже вряд ли. Не любят кандальники полицейских. У уж убийц — тем более. Ну, чего сказать-то хочешь?

— Ваше высокоблагородие, так отчего убийство-то? — вскочил с табурета Микешин. — Так если упал мужик с лестницы, я при чем? Да, виноват, не проверил. — Покосившись на меня, добавил: — Думал — зачем мне здесь дознание, зачем судебный следователь? Упал и упал Паисий, помер, да закопали.

— Все, хорош болтать, — пресек словоизвержение урядника уездный начальник. — Отправляйся на кладбище и проводи эксгумацию.

— Что проводить? — не понял урядник.

— Могилу раскапывай, гроб доставай. Как достанешь, нас позовешь.

— Ваше высокоблагородие, да как это — могилу раскапывать? — опешил Микешин.

— А как хочешь, так и раскапывай. Бери ломик с лопатой, ступай на кладбище. Сам не хочешь копать, так волостному старшине прикажи — пусть мужиков пошлет. Ты здесь власть или хрен собачий? Я за тебя твою работу делать не стану. И молись, чтобы смерть от несчастного случая была.

[1] Я думаю, автора указывать не нужно? Но укажу, что Владимир Семенович Высоцкий.

Даже если урядник Микешин… как там его по имени? Демьян, кажется? Так вот. Даже если урядника Демьяна Микешина не отправят в тюрьму (подозреваю, что все-таки не отправят), должности он лишится. Куда же это годится, если волостной старшина, не подчинившись приказу урядника, бежит к самому исправнику?

— Ваше высокоблагородие, не стану я отправлять мужиков на кладбище, — заявил волостной старшина Тузов, заявляясь пред светлые очи Абрютина.

Фрол Егорушкин и Федор Смирнов, взявшие на себя наше немудреное хозяйство, почти одновременно вышли из закутка, куда выходило устье русской печи и с надеждой посмотрели на исправника — дескать, позвольте, ваше высокоблагородие, поучить уму-разуму? Кулак чешется, аж сил нет.

Да и я удивился нахальству старшины.

Не знаю, с чем бы это сравнить? Если перевести масштабы уезда в масштаб страны, получается следующее — командир полка, не желая исполнять приказ командира дивизии, бежит к самому императору. Предположим, император примет, но какие выводы сделает? Вот-вот… Сделает государь выводы, от которых мало никому не покажется.

Но Василий Яковлевич, когда требовалось, был либералом. Мог и не сразу дать в морду, а для начала поговорить. Потом, разумеется, накажет по справедливости.

— Вот как? — с интересом посмотрел исправник на мужика. Потом уточнил: — Значит, ты отказываешься исполнять приказ господина урядника? И требуешь, чтобы сам начальник полиции уезда тебе приказывал? Ты обязанности-то свои хорошо помнишь?

— Обязанности я помню, — насупился Тузов. — И про то, что обязан доводить до сведения крестьян царских указов, и про то, чтобы вредных указов не было. И про охрану лиц и безопасность имущества тоже помню. Но где указано, что я должен мужиков посылать могилы раскапывать? Что мне народ-то потом скажет?

— Что тебе народ скажет — не моя печаль. Сам виноват, если до такого допустил, что могилу разрывать придется.

— А что я-то? — вытаращился старшина. — Господин урядник есть, чтобы преступления раскрывать, да преступников в уезд вести. А коли урядник посчитал, что преступления нет, так я-то чего могу сделать?

— А про то, что ты сам обязан принимать полицейские меры к раскрытию преступлений, позабыл? — напомнил исправник. — И на урядника не кивай, стрелку на него не переводи.

— К-какую стрелку? — икнул от страха старшина.

Раньше у Абрютина подобного выражения не было. Воспитанный же человек. Неужели у меня нахватался?

Василий Яковлевич встал, подошел к мужику. Посмотрел на него так пристально, что волостной старшина сжался, ожидая удара. Но исправник только положил ему руку на плечо и почти ласково сказал:

— Ежели через полчаса могилу раскапывать не начнете, то через час здесь будет другой староста. И не говори, что тебя волостной ход на должность поставил. Сход поставил, а я возьму, и отставлю. Ты себе землицы-то много успел отхватить, старшина хренов? Или только чужим покосом обошелся?

— Да я, ваше высокоблагородие… это самое, — попытался что-то объяснить старшина, но Абрютин не желал слушать никаких объяснений.

— Тузов, ты чего-то не понял? Тебе урядник приказ отдал, что еще? Выполнить и доложить.

Волостной старшина еще хлопал глазами, но Смирнов уже сграбастал мужика за рукав, развернул его по направлению к двери и прорычал:

— Тебе какая команда была? Могилу копать. Или мужика выкопаешь, или сам туда заберешься. Бегом пошел выполнять!

Старообрядческое кладбище располагалось метров за двести от главного погоста Пачевской волости. Чуть было не написал — от православного, но и староверы ведь тоже не католики и не лютеране!

А между двумя кладбищами — храм Покрова Пресвятой Богородицы.Напрашивалось что-то умное и философское, но эти мысли оставлю при себе.

Старообрядческое кладбище мало чем отличалось от наших, канонических. Разве что, кресты под крышей. Если не ошибаюсь, подобные кресты именуются голубцами? «Вживую» я таких не видел, только на фотографиях.

Крестьянского бунта, связанного с самодурством городского начальства, потребовавшего откопать покойника, не произошло. Наверное, если бы мы посягнули на поля или покосы, могли бы и за топоры взяться, а тут нечто иное. Слухи об убийстве наверняка распространились, а убийства нормальные люди не жалуют.

Но я, как последний дурак, время от времени засовывал руку в карман и нащупывал рукоять револьвера, раздумывая — не замерзла ли на морозе смазка?

Народ, разумеется, толпился — как же без этого? но городовые, а также мы с Абрютиным, изображали оцепление, чтобы не подпускать к могиле ни безутешную вдову, ни сирот. Но я, хотя и озирался, не усмотрел никого, кто напоминал бы вдову или сироту. Если это на самом деле убийство, скорее всего, его совершили домашние. И они могли и не прийти. Не подались бы в бега. Далеко-то не убегут, но лови их потом.

Холм был свежим, земля, насыпанная над гробом, достаточно рыхлая, не промерзла, поэтому копари, озадаченные старшиной, управились быстро. Хуже было, когда гроб начали извлекать из земли. Но с присказками и «малой механизацией» дело пошло.

Когда мужики вытащили гроб, все дружно сняли шапки.

— Здесь крышку открывать будем? — повернулся исправник к Федышинскому, околачивавшемуся рядом с могилой. — Может, посмотрите его прямо здесь, а потом снова закопаем?

— Еще чего не хватало, — фыркнул доктор. — Какой дурак на морозе покойника осматривать станет? А просто посмотреть мало — нужно как следует. Может еще и вскрытие придется делать? Господин следователь с меня акт вскрытия затребует.

Конечно затребую, если потребуется. Ишь, почти в рифму. Но если причину смерти удастся установить без вскрытия, так и ладно. И мне, и суду присяжных достаточно просто Акта осмотра тела.

— Так что, в Череповец повезем? — озабоченно спросил Абрютин. — Иван Александрович, ваше мнение?

Я покачал головой:

— В город везти — долго, да и смысла нет. Зря мы, что ли, с собой господина Федышинского брали?

— Я что — предмет неодушевленный, чтобы меня с собой брать? Сундук какой или чемодан? — сразу же оскорбился доктор, усмотрев в моей фразе некий намек.

Чего это он крысится? Не говорил я про него, как неодушевленный предмет. В санях он лежал вполне себе одушевленный, даже храпел.

— Михаил Терентьевич, что же вы, словно неродной? Это я так, образно, безо всякой задней или передней мысли, — принялся юлить я, стараясь быстренько подольстится к нашему эскулапу и унять его праведный гнев. Ишь, нашел время обижаться. А ведь обидится, придется мне Акта месяц дожидаться. Но сама бумажка ладно, подождет, а вот причины смерти?