– Так же, как и вы, мадам, – сказал носильщик и на сей раз двинул свою тележку, тут же исчезнув в суете вокзала.

Салли заставила таксиста открыть багажник и вытащить назад каждую вещь багажа. Вдруг маленький чемоданчик по ошибке забросили туда вместе со всеми другими. Когда каждая сумка и картонка были извлечены наружу, чемоданчика среди вещей не было. Салли велела обыскать весь салон автомобиля – и переднее сиденье, и заднее, и даже крышу. Водитель, которому она пообещала дополнительную плату, охотно помогал ей искать. Но они ничего не могли найти, и поскольку Салли нервничала все больше, Кимджи начал рыдать и стал яростно брыкать Салли в колени и в живот. Ручки его болтались в воздухе, а личико покраснело, как помидор.

– Ши-ши-ши! Ши-ши-ши! Бедный Кимджи! Бедная Салли! – успокаивала Салли и ребенка, и себя. – Вы уверены, что не видели, как кто-то взял мой маленький чемоданчик? – в третий раз она спросила водителя.

– Нет, мадам. Я держал багажник открытым, а носильщик нагружал его. Я никого не видел. Вам нужно сообщить о пропаже станционному полицейскому.

Водитель, воспринявший уже беду Салли как свою собственную, проводил ее в жандармерию. Полицейский внимательно выслушал всю историю, что-то записывая толстенным карандашом. Он сказал, что нет никакой надежды отыскать чемоданчик.

– Мадам, это обычное явление на крупных вокзалах, особенно с маленькими вещами, которые легко похитить. Нужно внимательнее следить за своими вещами.

– Но я следила! – протестовала Салли. Она была ошарашена, удивлена тем, насколько быстро и незаметно произошла кража. У нее даже не было до сих пор времени, чтобы расплакаться или подумать, что она скажет Киму. О Боже, как же она все расскажет ему!

– А что было в чемоданчике? – спросил полицейский. – Драгоценности? – Миленькая американочка была так огорчена, что естественно было предположить именно это. Бриллианты. Или деньги.

– Рукопись, – ответила Салли. – Новая книга моего мужа.

– А-а, – сказал полицейский с явным разочарованием. Хотя надежда на то, что чемоданчик отыщется, была мизерная, все же, если бы по чистой случайности его удалось отыскать, у него была бы надежда на хорошее вознаграждение. Но рукопись… В Париже тысячи всяких писак. – Ну, если рукопись… – добавил он и пожал плечами, поворачиваясь в кресле и приникая к глазку, через который он мог наблюдать за тем, что творится в зале ожидания. – Рукопись… ваше счастье, что всего лишь рукопись.

– Я обещаю вам вознаграждение! – сказала Салли. – Сто американских долларов.

– Хорошо, – сказал полицейский, поворачиваясь назад при упоминании денег. – Я сделаю все возможное.

– О, благодарю вас, благодарю!

– Не теряйте надежду.

В Италии были стачки, хаос, истерия. Фашисты воевали с умеренным крылом, коммунисты боролись с демократами, социалисты гробили друг друга. Еда была изысканной, Рим неизменным, Венеция – как фантазия, и никто не платил по счетам. Италия в муках рожала диктатуру, но все было более менее неплохо. Сделав все, что требовалось для «Коллье», в конце ноября Ким возвратился в Париж.

Салли сняла квартиру на улице Нотр-Дам-де-Шамп, неподалеку от дома, где поселились Эрни и Хедли. Улица была приятная, квартира похуже. Толстые стены, от которых веяло сыростью и холодом. Узкий коридор вел на кухню, где была каменная раковина. Огромный стол почти полностью занимал маленькую столовую. В гостиной находилась железная печь, а в спальне – огромная супружеская кровать и небольшой альков для Кимджи. Квартира была очень похожа на ту, которую снимал Хемингуэй, причем у того еще напротив активно работала шумная лесопилка. Квартира же Хендриксов имела большое преимущество: окна выходили в тихий двор.

Ким вернулся из своего путешествия по Италии, довольный написанной статьей и горя желанием довести до совершенства «Дело чести». Но, едва он вошел в квартиру, не успев снять пальто, поцеловать жену и даже сказать ей «привет», как Салли выпалила:

– Рукопись украли!

Единственное, о чем она думала весь этот месяц – какие найти слова, чтобы сказать Киму о пропаже. Сообщить ему в Рим по телеграфу она не решилась. И вот слова были сказаны. Она замерла в ожидании взрыва.

– Кончай шутить, – сказал Ким, привлеченный кипой писем, лежащих на столе в прихожей, – от отца, от Перкинса, от Менкена, от Эс. Ай. Брэйса…

– Я не шучу, Ким. Как бы я хотела, чтоб это была шутка. Я поставила чемоданчик на тротуар, чтобы достать из сумочки деньги и расплатиться с носильщиком. Это заняло несколько секунд. Когда я повернулась, чтобы поднять его, он уже исчез.

Наступила тишина. Ким оторвался от писем и внимательно посмотрел на жену.

– Скажи что-нибудь, – взмолилась она.

– Кажется, ты и впрямь не шутишь, Салли, – наконец выдавил он из себя. Кожа вокруг его глаз побелела.

– Я же говорю. Это не шутка.

Больше всего она боялась не гнева – Ким быстро вспыхивал, но и быстро остывал. Его угрюмое затянувшееся молчание испугало ее. Кимджи начал плакать в своем алькове.

– Заставь этого ребенка заткнуться, – сказал Ким. Его глаза сделались черными.

– Между прочим, «этот ребенок» – твой ребенок… – забормотала Салли. Плач сделался громче и настойчивее.

– Я кому сказал – заткни ему глотку, – повторил Ким. Боясь разгневать его еще больше, Салли бросилась из прихожей в спальню и принялась успокаивать плачущего сына.

Ким аккуратно открыл дверцы всех шкафов и шкафчиков в квартире. Выдвинув все ящички и оставляя все открытым, он покосился в сторону спальни. Затем он выбросил на пол все книги из огромного застекленного книжного шкафа красного дерева. Он перевернул все диванные подушки, повалил набок все столы и столики, сорвал портьеры, вытащил из бельевого шкафа все белье и разбросал его по полу.

– Что ты наделал, Боже мой! – воскликнула Салли в ужасе, когда, наконец, успокоив Кимджи, вышла из спальни. Занятая Кимджи, она не слышала, как Ким безумствовал. На нем все еще было пальто.

– Я искал свою рукопись, – ответил он. – Но не нашел ее.

– Ведь я же сказала тебе, что произошло, – промолвила Салли. – Ее похитили. Я не виновата! И никто не виноват!

– Нет, этого не было! Этого быть не может! – Выражение лица Кима сделалось диким. – Ты должна была сберечь ее! Это единственное, что требовалось от тебя! Я же просил тебя не выпускать ее из виду!

– Ким, неужели ты думаешь, что мне не тяжело? Не делай же так, чтобы мне стало еще тяжелее!

– Тяжело – тебе? А мне каково? Боже мой, ведь это же моя книга!

– Ты восстановишь ее. У тебя же остались все записи, – сказала Салли, сдерживаясь, чтобы не разрыдаться.

– Записи все в Нью-Йорке, – голос Кима на сей раз был более сдержанным, он все так же пылал от гнева, но уже держал себя в руках.

– Твой отец вышлет их тебе, – успокаивала его Салли.

– А если они потеряются на почте?

– Но ты можешь воссоздать все! Я же знаю, что можешь. Ведь ты все можешь! Ну, пожалуйста, Ким! Скажи мне, что все будет хорошо…

– Я ухожу, – ответил он, поворачиваясь к двери. – Я не вернусь.

Он отправился на Вандомскую площадь. Там он спросил, можно ли увидеться с Николь. Секретарша ответила ему, что Николь уехала в Шотландию. Сколько она там пробудет, секретарша не знала. Что-нибудь передать?

– Нет. Ничего не нужно, – ответил Ким. Маленькая элегантная прихожая сохраняла запах духов Николь.

Ким начал с отеля «Риц». Заканчивал в «Клозери де Лилла». Он напился до полумертвого состояния. Каким образом он добрался домой на улицу Нотр-Дам-де Шамп, вспомнить потом так и не смог.

Здесь он только пытался писать. Голоса детей, играющих во дворе за окном, отвлекали его. Лепетание Кимджи сводило с ума. Кимджи без конца простужался, и его сопение и чих выводили Кима из себя. Квартира была сырая и холодная, и Ким никак не мог в ней сосредоточиться.

– Надо переехать из этого болота, – сказал он Салли. – Не понимаю, как ты могла остановить свой выбор на этой пещере.