— Король…

— Он с нами. Лучники на стенах. А ты поезжай, пусть осмотрят твои раны. Дьяволы Эндала едут на свою погибель, и я рад, что мне удастся убивать их.

— Нет, — сказал Одан Кудзук. — Нет, Анкиду. Ты мой друг, и я останусь здесь, рядом с тобой.

— Мой принц, Одан. Ты оказываешь мне большую честь, называя меня своим другом. Но тебе нужно показаться докторам…

— Раны? Разве раны когда-нибудь беспокоили Кудзука?

Колесницы двинулись одновременно, колесо в колесо, когда Одан развернул своих лошадей. Он заметил, что его лошади не выдержат нового напряжения.

— Другую колесницу… — начал он.

— Колесницу принца! — повелительно крикнул офицер, который был разительно похож на Блуффа Сельяка — видимо, был его сыном.

Грозный взгляд Анкиду заставил его замолчать, и он снова повторил свой приказ, но уже шепотом, который был еле слышим не только врагу, но и его подчиненным.

И в результате этого четкого приказа к Одану подъехала новая колесница, возничьим которой был настоящий воин. На голове лошади колыхались белые перья, что означало, что колесница принадлежит высшему офицеру. Лошади ждали. Колесницы со всеми своими сверкавшими украшениями прятались под пальмами. Зеленая стена пальм, кустов и побегов папируса служили превосходным укрытием армии. Одан поднялся в колесницу и, взявшись за бронзовый поручень, стал вглядываться сквозь зеленую стену.

Вся пустыня была покрыта катящимися колесницами. Пыль клубилась, перья, украшающие головы лошадей, колыхались на ветру, солнце отражалось огненными бликами от бронзовых и золотых украшений. Огонь! Да, Ниргаль, бог Огня, должен радоваться этому долгожданному дню. И все же, все же на небе было третье солнце, которое не могло быть ни кем иным, как Заданом, вступившим в своей сказочной колеснице в бой с Ниргалем. Бой кончился, и боги исчезли. Теперь в битву должны вступить смертные — люди Эндала и Эреша — и два полубога — Нирги и Одан.

Анкиду, который был строг, серьезен и сдержан, как никогда, подал команду.

— Мы ударим, как только они въедут на орошенные поля. Мы сокрушим их, отбросим обратно в пустыню. Там наши колесницы будут неудержимы.

— Я поеду с собой, Анкиду.

— Тогда молись, чтобы Задан был с нами весь день.

Одан не смог ничего ответить на это.

Но перед тем как град стрел был готов обрушиться на ничего не ожидающую армию Эндала, появился мастер Асхурнакс и встал, положив руку на край колесницы, спокойно глядя на Одана-полубога. Асхурнакс был одет в праздничную одежду, на голове его была волшебная шапочка. На поясе висел короткий бронзовый меч, украшенный драгоценными камнями, сверкающими так, что слезились старые глаза.

— Значит, Одан, принц Эреша, ты вернулся к нам.

— Вернулся, мастер Асхурнакс?

И в этот момент Одан все понял.

Асхурнакс медленно улыбнулся.

— Многие твои искусства скрыты от меня. Я не могу оставаться с тобой. Кефру-Кет и я, мы подозревали, но не знали точно, что ты задумал. Но когда я увидел орла пустыни, увидел тебя, несмотря на твою невидимость, Одан. Ты далеко зашел, чтобы стать богом.

— Да, ты же хорошо знаешь и знаешь, что я готов рискнуть всем, чтобы добиться своего.

— Армия Эреша готовилась к сражению весь день. И все же я видел попытку предупредить короля. Нарпул-Стафф все еще не оправился от твоего вторжения в его хлипкое тело. Но твое предупреждение было излишним. И все же, подвергнув свое тело смертельному риску, чтобы предупредить нас, ты доказал…

— Это не доказывает ничего. Значит, вы подозревали, вы шпионили за мной, вы готовились… И Анкиду — мой друг — ничего не сказал.

— Король и Кефру-Кет приказали ему, и он не мог ослушаться. Но он понимал твои истинные намерения. Как сказал Анкиду, ты заманил армию короля Светту в западню, где она погибнет.

— Они будут жестоко драться. Битва еще не выиграна.

— Мы выиграем. Задан будет с нами.

— А с ними будет Ниргаль.

И вот раздался стук конских копыт, шум колес. Звук, который заставил каждого солдата насторожиться. Глаза разгорелись, руки стиснули поводья, луки, мечи… Одан посмотрел на армию Эреша и ощутил щемящее чувство. Это были люди города, куда отец принес его еще в утробе матери. И хотя потом случилось многое, все равно он ощутил любовь к этому городу, который был его родиной.

— Ты сделал все, чтобы предупредить нас, мой принц, — сказал Асхурнакс, убрав руку с колесницы, так как пора было ехать в бой. — За это мы все прощаем тебе.

Глядя в землю и доставая первую стрелу, Одан сказал:

— Мне нужен Эреш. Без него у меня нет ничего. Но если бы я был сын Ниргаля… — он не смог закончить.

— Но ты не сын этого дьявола Ниргаля, ты сын Одана Эн-Ке. В этом нет сомнения.

— Но Равен сомневалась. Правда, она теперь мертва — омерзительная тварь.

И с выражением отвращения и презрения на лице Одан присоединился к людям Эреша, которые готовились нести смерть армиям Эндала.

Дождь стрел засверкал в лучах солнца. Тени стрел побежали по земле навстречу врагу. Колесницы Эндала, захваченные врасплох между канавами, смешались в кучу. Лошади ржали и неслись как сумасшедшие, волоча за собой обмотанные поводьями окровавленные тела возничьих. Паника охватила армию Эндала. Колесницы сталкивались, опрокидывались, лошади ржали, люди кричали. И после замешательства под дождем стрел, не приносивших большого урона, колесницы развернулись и в беспорядке помчались обратно в пустыню.

По Реке плыли трупы солдат Эндала с кораблей, и вода в Реке стала красной. Но пехота упрямо наступала, и бой затянулся.

Раздались чистые звуки серебряных труб. Высокие, пронзительные, зажигающие огонь в крови каждого, эти звуки отпустили поводья лошадей и белые перья заполоскались на ветру. Они пролетели мимо развалин, мимо орошаемых полей и вынеслись на открытые просторы пустыни. Там колесницы привычно развернулись в боевые порядки и бросились в бой.

Солнце обжигало лучами землю, и Одан несся со всеми вперед. В первом же столкновении он потерял из виду Анкиду. Вокруг него сталкивались и переворачивались колесницы, вскрикивали лошади, когда в их блестящие тела впивались стрелы. Возбуждение битвой достигло наивысшего предела.

Дьяволы Эндала развернулись, выстроились в линию и, успокоив лошадей, стояли, посылая во врага тучу стрел. Разноцветные перья колыхались на ветру. Бронза сверкала на солнце. Пыль поднималась столбом. Люди кричали, песчаная пыль забивала рты и глаза.

Как закрывающиеся челюсти крокодила, две линии бешено несущихся колесниц сшиблись в яростном столкновении.

Шум и крики, брызги крови, фонтаны песка из-под копыт и колес, ржание лошадей — все смешалось здесь, на раскаленном песке пустыни. Одан наклонился и схватил дротики, приготовленные в колеснице. Он швырял их со страшной силой, с той силой, которая изумляла даже дикарей племени Хекеу. Вокруг царил дикий хаос битвы, смертельной битвы.

Одан схватил последний дротик и швырнул его, пробив бронзу воина Эндала. Его возничий вскрикнул и упал на землю. Стрела торчала из его горла. Одан выругался и схватил поводья. Битва клокотала, как лава в кратере вулкана. Колесницы Эреша усиливали натиск, и армия Эндала начала отступать. Люди Эреша преследовали врагов, как тигры.

— Вперед! Вперед! — кричал Одан.

Вдруг небо закрутилось у него перед глазами, колесница очутилась над ним, он увидел, как отскочило одно колесо и покатилось прочь. Он увидел лабиринт ног, копыт, колес, белые перья в пыли и затем почувствовал, что лежит на спине в песке и не в силах даже вздохнуть.

С трудом он заставил себя сделать два вдоха и вскочил на ноги. Боль нужно преодолеть, забыть. Саблезубый лев не знает, что такое боль или поражение. Даже смерть не может остановить Хекеу, когда он в бою.

Колесницы, пыля, удалялись в пустыню.

Поражение и победа, кровь и смерть. Слава и триумф. Они сокрушили дьяволов Эндала! Битва здесь, в пустыне была закончена. За исключением последнего воина Эндала, который выкарабкался из обломков своей колесницы. Одан смотрел на него, а его собственная колесница без одного колеса уносилась в пустыню с преследующей отступающего врага армией.