У него уже были выгодные покупатели — изготовители мебели, которым требовался жемчуг для украшения. Богатые люди Реки нуждались в роскошной мебели. Спрос порождал предложение, и грабители вроде Одана и его банды пользовались тем, что в город прибывали партии товаров, которые можно было украсть и выгодно подать.

Сарьян хотел назвать банду Хекеу, говоря, что саблезубый лев — самое смелое и сильное животное. Одан просто сказал:

— Нет! — и затем, не превышая голоса, он сказал: — Мы будем называться Тигры.

Он ничего не объяснил. Он не сказал, что предложил это название в память Надьюла, который часто с восхищением говорил о тиграх, живущих на берегах Сладкого моря.

И к тому же Одан не мог позволить, чтобы эти бандиты носили гордое имя Хекеу. Чувства Одана к Хекеу, как к своему народу, и к Надьюлу, как к своему другу, смешались, и теперь он вспоминал о них с одинаково теплым чувством.

Под жестким руководством Одана Тигры превратились из простой банды базарных грабителей, ворующих корзины с фруктами, связки рыб, яйца, в организованную банду, нападающую на склады, магазины и ставшую буквальным бедствием для торговцев гордого Эреша. Одан Горбун стал диктатором в банде. По правде говоря, он не видел, чем его нынешняя жизнь отличается от суровой жизни в диких горах — та же жестокая борьба за выживание.

Кое-что о гибели Надьюла. Они тогда действительно попали в облаву. Работорговцы раскинули свои сети и ловили пилигримов, путешественников, грузчиков. Надьюл принял бой, чтобы дать возможность скрыться Одану. В возникшей свалке он мог продержаться достаточно долго и затем присоединиться к Одану. И тут внезапно все изменилось. Капитан крикнул, чтобы Надьюла убили, появился человек с бородавкой, все вокруг пришло в сумасшедшее движение. Пыль, смятение — и все это привело к тому, что проклятое копье вонзилось в бок Надьюла.

Злоба, негодование, презрение — вот чувства, которые владели Оданом в эти дни. О, если бы он встретил человека с бородавкой на левой руке… И он еще повстречается с ним!

Весь день был посвящен осмотру улиц, прилегающих к магазину, выбору путей отступления, убежищ. Город Эреш являлся скопищем расположенных в тесном беспорядке домов, лабиринтом улиц, переулков, лестниц, переходов. Но в аристократических кварталах города были широкие улицы, роскошные замки, святилища, окруженные большими садами. И наиболее известной была Черная Башня некромана Чембала. Как королевский дворец и святилища богов, эта башня стояла в роскошном саду с миниатюрными озерами, каналами, водопадами, хозяйственными постройками. Все было сделано так, как будто в городе Эреше разместился второй миниатюрный город. А в южной части Эреша стояло святилище Задана, куда был открыт доступ простому люду Эреша.

Здесь все время совершались жертвоприношения, пелись молитвы. Тигры, ожидавшие назначенного часа, прибыли сюда. Члены шайки любили разыгрывать друг друга. И теперь жертвой шутки стал сам Одан. Он, как сумасшедший, бегал по замку в поисках зеркала, бассейна с водой — чего угодно, лишь бы увидеть свою лицо. Сарьян сказал Одану, что тот заколдован и, хотя он и не чувствует этого, у него нос ехидны и раздвоенный язык змеи. И Одан поверил этому, несмотря на то, что пальцы его не ощутили ничего подобного. Он даже не ударил Сарьяна, когда увидел в зеркале свое обычное лицо — ведь все вокруг катались по земле, корчась от смеха — такая превосходная шутка!

Но Одан Кудзуук запомнил все это. Когда зажглись уличные фонари, они начали свой набег, бросили вызов закону. Все прошло хорошо. Одан, прошедший хорошую школу охоты в горах, продумал все детали, они не тронули ничего, кроме мешков с жемчугом. Нельзя убивать корову, которая дает молоко. Затем они спокойно перенесли товар в тайные хранилища Манастеса и остаток ночи спали. На следующее утро Одан с Сарьяном пошли за деньгами.

Но у дома Манастеса они увидели толпу.

Народ переговаривался между собой.

— Манастеса убили. Скорее всего колдовство. Он лежит мертвый, и на нем никаких ран.

Сарьян выругался.

— Пропали наши денежки, черт побери! Нас надули!

— Такова воля Ке, — сказал Одан.

Они убрались оттуда побыстрее, чтобы не возбудить подозрения. Пробираясь сквозь толпу они услышали, что Манастес будет лежать здесь, ожидая погребения по тому ритуалу, который он заказал в своем завещании. Сарьян был вне себя от ярости и непрерывно ругался.

Добравшись до убежища, они уселись играть в кости, попивая вино. Настроение у них было неважное. Самый воздух казался насыщенным грозовыми раскатами.

Между Манастесем и Сарьяном существовали особые отношения. Сарьян в течение дня несколько раз вскрикивал:

— О, если бы я мог увидеть его еще раз!

Смерть Манастеса сильно подействовала на Сарьяна.

И этой ночью Одан вспомнил шутку о ехидне. Он тихо скользил по темным улицам Эреша. Он действовал быстро и искусно. Спустя мгновение он был уже в комнате, где лежал мертвый Манастес. Одан взял тело, взвалил его на спину и помчался по улицам города, никем не замеченный. Он осторожно пролез через крышу в дом и усадил тело в гнутое кресло, тщательно расправив покрывало. После этого он с помощью косметики Митси разрисовал лицо покойника, придав ему живой вид.

Подготовив все, Одан собрал всю банду и сказал, что явился человек, который хочет переговорить с Сарьяном.

— Сарьян, ты зайди, поговори с ним и узнай, что ему надо.

Все выжидающе смотрели на дверь, за которой с глиняным светильником скрылся Сарьян.

Приложив палец к губам, Одам, в глазах которого горел бесовской огонек, тихо предупредил всех. Те сначала изумленно смотрели, а затем начали зажимать себе рты, чтобы сдержать приступы смеха. Одан смотрел так, как голодный Хекеу смотрит на жертву.

Сарьян вошел в комнату, держа лампу в руке.

И увидел своего друга Манастеса. Лампа в руке его задрожала. Отблески призрачного света заплясали по затянутым паутиной стенам.

— Кто ты? — и затем: — Манастес?

Тело чуть качнулось в кресле. Одан смотрел на все это холодными безжалостными глазами, в которых виднелось беспокойство. Если труп упадет, то Сарьян поймет, что его разыгрывают. И Одан устремил свой взгляд на труп, всеми силами желая, чтобы он не рухнул на пол.

— Манастес! — закричал Сарьян. — Но ты же мертв!

Снова тело качнулось. Глаза трупа были закрыты. Одан напряг всю свою волю. Черт бы побрал этот труп! Он может все испортить. Сарьян уже готов сунуть голову в западню и поверить во все это. Еще несколько секунд — и он поверит. Если только труп не свалится с кресла. Но труп снова чуть скользнул.

— Нет! — в голове Одана сформировались эти слова. — Нет, Манастес! Сядь прямо, старый осел! Сядь прямо!

Вся банда смотрела, готовая взорваться криками, хохотом, гоготаньем.

Глаза мертвеца открылись.

С долгим протяжным стоном тело выпрямилось, поднялось, как башня, над Сарьяном.

Тот с ужасом смотрел, будучи не в силах двинуться с места. Лампа выпала у него из рук.

Все остальные члены банды с криками ужаса бросились бежать прочь.

Одан остался один в темноте с ожившим трупом.

Когда он зажег другую лампу, труп уже лежал на полу. Но ведь раньше он двигался! Глаза его открывались! Он даже пытался говорить из царства мертвых! И теперь он снова был по-настоящему МЕРТВ.

Сарьяну объяснили шутку. Его темное лицо насупилось, глаза сузились — вполне нормальная реакция обманутого человека. Затем Одан вернул труп Манастеса в его квартиру, но Тигры решили найти новое хранилище для товаров.

Одан долго думал об этих событиях. Труп двигался — в этом не было сомнений. Но, может быть, это было просто сокращение мышц, может, остаточное заклинание сохранилось в нем? Но торговец был мертв, и оспаривать этого не приходилось, даже Одан был вынужден признать это.

— Ты великий человек, Одан Горбун! — издевался Сарьян, желая восстановить прежнее положение в банде. — Ты таскаешь мертвецов и…

— А у тебя волосы шевелились, Сарьян. Мы все видели это. И челюсть твоя отвисла до колен!