По жребию досталось бороться с Батлидзе. Видел его впервые, но слышать приходилось: грузинский тяжеловес уже дважды завоевывал бронзовые медали на чемпионате страны. Аттестация, что и говорить, весомая. Надо же такое невезение — сразу схлеснуться с одним из претендентов на чемпионский титул. Схватку помню словно в тумане, температура давала себя знать. Взмок моментально. Захваты соскальзывали. В сумбуре сделал «подножку», и — о, чудо! — мой соперник очутился на коленях. Хватаю его за ногу и голову одновременно. Не ожидая такого выпада, он пятится на четвереньках к краю ковра. Его колено еще не коснулось поверхности мата, поэтому фиксации нет, и столь нужное мне очко выскальзывает из рук. Наверное, со стороны этот эпизод выглядел несколько комично. Так папы, сажая на закорки своих малолетних сыновей, катают их, изображая лошадь. В качестве наездника, к счастью, выступать пришлось мне. В полузабытьи чувствую, как он все же освобождается от моего захвата. Хватаю ртом воздух. Хоть глоток успеть сделать. Что-то хрящевидное и плоское попадает на зубы. Челюсти непроизвольно сжимаются. Ведь можно уцепиться за это и не выпустить грузинского борца. Но искорка сознания бьет словно разряд электрического тока: «Стой! Что же это я пытаюсь откусить?.. Ухо…» Странно, что в этот момент оба — один, пытавшийся вырваться, и другой, по-собачьи, мертвой хваткой вцепившийся в него, будто на медвежьей охоте, — не издали ни звука. Арбитр где-то сбоку и не видит случившегося. Усилием воли заставляю себя разжать челюсти. Ухо соперника с хрустом продирается сквозь зубы, так и не разжатые до конца. Дальше в памяти какой-то хаос. На удивление себе узнаю, что победил.

Следующий поединок. Жребий — хуже не придумаешь. Придется бороться с Иваном Выхристюком. Он киевлянин. Старше меня чуть ли не вдвое. Катает под бронзой кожи желваки мышц. Участвовал в Олимпийских играх в Мельбурне, выигрывал звание чемпиона страны. Несокрушим. Как к такому подобраться?

Температура держится стойко. И опять ведь не снимешься у врача. Тут-то уж точно скажут — струсил. На ковре, выйдя на поединок с Иваном, выделываю что-то несусветное: дергаюсь, попадаю растопыренными пальцами в глаз Выхристюку. Тот поморщился от боли, но продолжает бороться. Как-то боком подскакиваю к нему и цепляюсь. Наобум подлезаю под украинского богатыря. Тот обрушивается на меня сверху. Не ожидая, что у меня что-то получится, делаю бросок, и Иван, «чиркнув» своей сотней килограммов меня по холке, отлетает в сторону. Хорошо, что получилось в темп, случайно поймал момент, когда он сам хотел обрушить на меня атаку. А то бы подмял он меня, сграбастав в охапку, — и точка; Выхристюк несколько ошарашен тем, что пришлось пережить, но, улучив момент, сгибает меня в бараний рог и как пресс-папье промокает моей спиной ковер.

Проигрыш отбрасывает меня на последнее место. Тем и заканчивается мой дебют на чемпионате страны среди взрослых. А когда ехал в Киев, не мог заснуть целую ночь в поезде. Грезил наяву, как выйду и одного за другим обыграю корифеев. Тут же на ходу изобретал приемы, один нереальнее другого. Ставку хотелось сделать особенно на следующий. Выхожу, к примеру, на помост. Сходимся с противником на середине ковра, а я возьми и повернись к нему спиной. Тот, обрадовавшись, хватает меня сзади за поясницу. Только мне того и надо. Нагибаюсь, хватаю соперника за пятку, дергаю. Тот шлепается на лопатки. Вот примерно какой уровень борцовского мышления соответствовал моим двадцати годам.

После чемпионата по микрофону назвали имена кандидатов в сборную страны и попросили их остаться после церемонии награждения. Среди имен корифеев я вдруг услышал свою фамилию. Не поверил ушам. Бросился к тренеру:

— Как, Сергей Андреевич? Ведь я занял последнее место. Ошибка произошла, наверное…

— Отбирают не по результатам, — успокоил он. — Смотри не опаздывай!

Мысленно возвращаясь к событиям тех дней, я пришел к приятному для себя выводу. Видимо, неудача — а именно так я оценил своё выступление — была расценена наставниками сборной команды СССР несколько иначе. Молодые перспективные тяжеловесы нужны как воздух, а тут новичок выигрывает у одного призера страны, пытается зашвырнуть куда подальше другого. Бороться с таким нескладехой, как я, сущее наказание для аса. Есть такое понятие «неадекватная реакция». Ваш гость, вместо того чтобы ложкой есть суп, берет тарелку и, словно чай из блюдечка, хлебает жидкость через край. У хозяйки дома от таких манер чего доброго случится инфаркт. От человека ждут соблюдения определенных правил, а он их не знает. Порой люди, обладающие неадекватной реакцией, сворачивали горы. Они добивались удивительных результатов. Борьба ведь тоже набор совершенно определенных комбинаций. Если вас согнули, то по законам физики вы должны стремиться разогнуться, потому что действие равно противодействию. Чем сильнее наклоняется соперник к ковру, тем стремительнее будет его выпрямление. Знанием этих законов и пользуются опытные спортсмены. Так проводится большинство задуманных приемов. А Батлидзе и Выхристюк встретились с человеком, который попросту еще не знал общеизвестных приемов и, разумеется, не мог следовать им.

Мне в дальнейшем и самому не раз приходилось попадать впросак. Опыт-то пришел ой как поздно.

Уже достаточно поднаторевший в искусстве борьбы, я неожиданно проиграл в ту пору малоизвестному казахскому борцу А. Айханову. Он был высок, как фонарный столб, худ и костляв — в чем только душа держалась. Казалось, вей из него веревки. Не долго думая, я решил сразу же пройти к нему в ноги. Подтянул его бедро к груди. «Сейчас он начнет высвобождать ногу, тут-то я его и поймаю. Ничуть не бывало: он цаплей стоял на одной ноге, а другой, словно кочергой, пытался меня подцепить. Так мы провозились с минуту. Ничего путного у меня не получилось, я отпустил захват. Отходя, он повернулся ко мне боком. «Надо же так опростоволосился», — подумал я и ринулся к нему в ноги еще раз. Не тут-то было: он опередил и сам ухватил меня за голеностоп. На сей раз несладко пришлось мне. Свисток арбитра. Айханов отходит так же боком и не смотрит в мою сторону, но сам начеку. Он напоминает теперь дикого скакуна, который, кося глазом и чуть повернув голову, наблюдает за табунщиком, пытающимся набросить ему на шею аркан. Одна моя атака вроде достигает цели, он сидит на ковре. Пытаюсь дотянуться до туловища Айханова, тут вроде ему деваться некуда — или туше, или мост. Но вместо того чтобы изворачиваться, своими длинными руками новичок дотягивается до моего бедра, и уже не он, а я стою на ковре головой вниз. Жаль, что этот самородок потерял свою самобытность. Данное от природы он променял на стандартные приемы, встречающиеся поголовно у всех, в ответ на которые, как в хорошо известных шахматных комбинациях, давно разработаны контрприемы.

Возвращение в Ленинград было приятным. Слыханное ли дело — вошел в состав сборной СССР. Но Преображенский случившееся, видимо, воспринимал по-своему. Вновь начались тренировочные будни. Я должен был оттачивать технику, технику и еще раз технику. Никаких приемов с применением силы, такие напрочь исключались из моего арсенала. У Преображенского на сей счет была своя концепция. До него важнейшими элементами подготовки тяжеловесов были вес и сила. Как первый, так и второй должны были быть предельными. Мне и Александру Медведю, одновременно со мной начавшему свою спортивную биографию, еще долго приходилось на международных соревнованиях сокрушать ряды увесистых атлетов, больше походивших на мастодонтов, чем спортсменов. Взять хотя бы Мюнхенскую олимпиаду, где Александру Медведю, к тому времени уже двукратному олимпийскому чемпиону, пришлось скрестить оружие с американцем Крисом Тейлором. И если вес Медведя равнялся ста килограммам, то Крис при том же росте был чуть ли не вдвое тяжелее.

Поздним осенним вечером тренер снова зашел к нам домой. Меня не было. Говорил, по сути дела, один Преображенский, отец лишь слушал, а затем долго не ложился спать — ждал моего возвращения. Усадил перед собой.