Она очень медленно повернула голову и взглянула на меня снизу вверх, а затем подняла бровь, наверняка много практиковалась.

Я ждал, ждала и она. Она победила.

— Достаточно ли надежны твои заклинания, чтобы противостоять могущественным волшебницам из Левой Руки Джарегов?

Вот тут я ее озадачил, что меня порадовало. Чуть погодя она спросила:

— А что, ты меня хочешь нанять для чего — то?

Я ждал, ждала и она. Я победил.

— Да, — проговорила она. — Там есть очень искусные волшебницы. Но в подобных вопросах за мной преимущество барьера. Им нужно пробиться, моему же заклинанию достаточно сопротивляться. Я бы рискнула встать против них.

А что?

— Тогда положусь на тебя, — сказал я и удалился. Полагаю, главный секрет счастья — это когда учишься наслаждаться маленькими победами. Ну и едой, разумеется.

Ротса, которая за все эти годы, похоже, решила, что левое мое плечо удобнее правого, хлопнула крыльями и чуть вздрогнула, потом прикусила мое ухо.

«Что у нее на уме, Лойош?»

Чуть замешкавшись, он сообщил:

«Странное сочетание беспокойства и восторга.»

«Что ж, подходяще.»

«Ты собираешься пригласить их сюда и положиться, что здешние заклинания помешают им тебя прикончить?»

«Будет чуток посложнее, чем это, но в принципе да.»

«Ну конечно, будет посложнее. Это ведь ты.»

«Это я. При поддержке твоей проверенной мудрости и советов.»

«Мудрости. Ну да.»

«Мудрость наступает, когда твоих познаний оказывается недостаточно.»

«Глубоко, босс. Правда глубоко.»

«Не прибедняйся, Лойош. Мудрости у тебя хватает. Я на тебя полагаюсь.»

«А. Ну, тогда все должно быть нормально.»

Что ж. Теперь просто надо все остальное свести воедино. Никаких проблем.

Нет, конечно, так легко не будет, слишком много тут кусочков, чтобы они сами собой скользнули на нужные места. Но сделать это можно. По крайней мере, я был почти уверен, что можно. Достаточно уверен, чтобы уделить этому делу должное количество своей интеллектуальной мощи. В любом случае, что мне еще было делать — то, да?

Я бесцельно расхаживал по театру, бродя сам толком не зная где, только что держался подальше от сцены, особенно когда там кто — то пел. Не то чтобы я не люблю, когда поют, или не то чтобы мне так уж не нравились конкретно эти песни. Просто настроение мне для этого нужно правильное. А некоторые песни, как у тех же костюмеров, не особо понятны без контекста, а я пока еще и с контекстом не очень разобрался. Впрочем, пусть и вопреки собственной воле, эта задача вскоре будет решена.

Как бы то ни было, я попытался мысленно свести все воедино и не сумел, а потому спустился вниз, нашел грифель и бумагу, и принялся записывать всю схему. Признаюсь, я всегда это ненавидел, ибо что один написал, то другой сможет провесть. Но чисто технчески, то, что я сейчас составлял, никак не могло стать доказательством преступления, просто все получилось слишком сложно, чтобы проработать как — то иначе.

«Напомни мне потом эту бумагу уничтожить, ладно?»

«Я запомню, босс.»

Наверное, я занимался этим несколько часов, потому что появилась Пракситт, а значит, настал обеденный перерыв.

— Надеюсь, ты не пьесу пишешь, — сказала она.

Я совладал с желанием перевернуть бумагу тыльной стороной, ибо это лишь разжигает у людей желание посмотреть, что там написано, а я был вполне уверен, что почеркушки мои для нее так и так останутся бессмысленными.

— Нет, — подтвердил я. — Ну, не совсем. Хм. Хотя, если так подумать, даже и похоже.

— Угу. Слыхивала я такое.

— Не переживай, я не буду тебя приглашать поставить все это.

— Ну разумеется. Ты сам захочешь все поставить. Все хотят быть режиссерами.

Ну, хотя бы она не стала заглядывать мне через плечо, чтобы прочесть, просто пошла грызть тот жуткий обед и болтать с рабочими. Я заметил, что с актерами она, когда не по делу, не слишком разговорчива, зато с удовольствием проводит время с техперсоналом. Интересно, это у всех режиссеров так, или она уникум. Я пожал плечами и вернулся к работе.

«Тебе это нравится, босс, так ведь?»

«Хмм?»

«Складывать все кусочки. Вот эту часть ты всегда любил, даже когда планировал убийства.»

«Ты только сейчас это понял?»

«Ладно, тогда давай поспешим перейти к моей любимой части.»

«Это когда ты саркастически указываешь все места, которые не сработают?»

«Итак, ты знаешь меня лучше, чем я тебя. Я непременно отомщу.»

«Заткнись и дай поработать.»

Он так и сделал. Я тоже. Мне принесли обед — такую же порцию, как всем в труппе, — и я, как варвар, продолжал работать, пока ел; зато так хотя бы у меня не возникало искушения сосредоточиться на черством хлебе с сушеным мясом и неким фруктом, который умер слишком молодым.

А вскоре после еды я еще раз внимательно перечитал все свои записи и выругался.

«Да, — подтвердил Лойош, — вот и я подумал, что слишком уж все просто.»

«Заткнись," — посоветовал я.

Затем я выпустил их полетать, почитал еще немного, посмотрел кусок репетиции и вновь предался ожиданию.

«Первым действием Империи, когда власть почувствовала необходимость воспрепятствовать постановке «Последнего настоящего журналиста», стало распоряжение имперскому цензору «заняться вопросом». Цензор (чье имя нам неизвестно, поскольку в то время анонимность была непременным атрибутом данной должности) послушно сделал «несколько небольших поправок», которые, разумеется, кардинально изменили текст, каковой из критики в адрес Империи превратился в осуждение Плотке, подтверждая все выдвинутые против него обвинения в клевете и даже добавив несколько новых. В те времена, однако, права имперского цензора были не абсолютны; писатели и художники могли пред лицом Державы опротестовать любые искажения или изменения по каждому отдельному пункту. Для чего Криниста и Кераасак немедленно принялись искать адвоката, который смог бы представлять их дело. Так они встретили Дювани.

Обычным заблуждением — осованным на некоторых тогдашних недостоверных отчетах, каковые с годами обросли многими слоями преувеличений, не подвергаясь перепроверкам, — является, в частности, то, что Криниста и Кераасак случайно нашли Дювани, молодого и неопытного, но гениального адвоката, который скромно ждал в глубинах крыла Иорича, надеясь на появление хоть какого — нибудь клиента. На самом же деле решение нанять Дювани было каким угодно, только не случайным. Тогда ему было без малого три тысячи лет, и известность среди адвокатов он заработал своим глубоким познанием кодифицированных традиций и постоянными своими потугамим их ограничить; иными словами, Дювани не раз уже сходился с властями в судах разных инстанций — и не раз выигрывал дело. Так, именно он был ведущим адвокатом в группе, которая успешно защитила маршала Виборру э'Ланья от обвинений в государственной измене во время Четырнадцатого правления Дзура, доказав, что позволить необъявленному врагу получить стратегическую информацию — в достаточной степени отличается от раскрытия объявленному врагу тактической информации, и соответственно, применение искомого статута находится за пределами разумных сомнений. Нынешнее дело для Дювани, однако, было более значимо, чем предыдущие, ибо именно он ранее был адвокатом защиты у Плотке, поэтому и просьба защитить пьесу Кринисты от произвола имперского цензора, и его согласие на это стали естественным продолжением развивающихся событий…»

Адвокат Абесра вернулась вновь и пожелала поговорить со мной, о чем я узнал, когда меня вызвали встретиться с ней и Пракситт в небольшой комнатке для совещаний этажом ниже зрительного зала. Я вздохнул, но не сумел придумать, как бы отказаться.

— Ну что там еще? — проговорил я, входя.

Абесра прервала речь и взглянула на меня. Ладно, согласен, это невежливо. Но я был зол; один раз мы все это уже проходили, и я просто не пог представить, что они от меня еще хотят.