Его удивление, как и сочувствие, казалось неподдельным. Он кивнул и сказал:

– Это объясняет кое-что из того, что я слышал в ваших телефонных переговорах. Как по-вашему, будет сложно найти новую работу?

Она пожала плечами:

– Не знаю. Когда-то я занималась музыкальными конкурсами, но вообще-то это не мой профиль. Честно говоря, я надеялась подыскать что-нибудь здесь. Господи, что я болтаю… – Она вдруг смутилась и усмехнулась, чтобы скрыть это. – Понимаете, всем на свете хочется создать в Лос-Анджелесе что-нибудь грандиозное, вот и я не исключение. Дело в том, что, когда ты здесь, все проекты почему-то кажутся возможными. Но, конечно, все это пустые мечты, ведь разрешения на работу у меня нет и шансов получить его – никаких.

– А вы пытались? – спросил Макс. Она покачала головой:

– Даже не знаю, с чего начать.

– Тогда я попрошу, чтобы Ула связала вас с юристами, которые занимаются вопросами иммиграции. Посмотрим, может, добыть разрешение не так сложно, как вы думаете.

Рианон удивленно поблагодарила его.

Ей показалось, что Романов хочет что-то добавить, но потом как будто передумал и уставился на собственные пальцы, сжимавшие бокал.

Его лицо было близко-близко. Длинные ресницы, славянский нос, тяжелая челюсть, полные губы. Она вдруг так захотела его, что почти почувствовала вкус его губ, тепло его дыхания, тяжесть его тела, мощь его пениса… Рианон с трудом остановила разгулявшееся воображение и приказала себе сменить тему.

Прошло несколько минут. Наконец она нарушила молчание:

– Я чем-то обидела вас?

Он поднял глаза, но лицо оставалось непроницаемым. Свет свечей отражался в зрачках.

– Извините меня, – сказал он. – Я…

– Ну как дела, господа? – прервала его Синди, явившаяся, чтобы извлечь бутылку из стоявшего у столика ведерка со льдом. – Принести что-нибудь?

Недовольство Макса было настолько явным, что девушка побледнела.

Рианон взяла у нее бутылку, поблагодарила и сказала, что им ничего не нужно. Когда официантка отошла, Рианон сама наполнила бокалы до краев и опять опустила бутылку в лед. Вновь взглянув на Макса, она увидела, что он тихо смеется.

– Вы меня пугаете, – сказала она.

– Неужели?

Рианон задумалась на миг.

– Вы хотите, чтобы я вас боялась?

– Нет.

– В первую встречу вы меня по-настоящему напугали.

– Мне извиниться еще раз?

Она покачала головой:

– Не стоит. – Потом задумчиво произнесла: – Хотела бы я знать, боится ли вас Галина. Пожалуй, стоит у нее спросить.

Макс хмыкнул:

– Не родился еще тот человек, которого бы испугалась Галина. Готов поклясться, что страх ей вообще неведом.

Рианон улыбнулась.

– Наверное, вы правы, – кивнула она и, помолчав, спросила: – Мне вдруг стало интересно, не проводила ли Галина когда-нибудь школьные каникулы в вашей семье?

Макс кивнул:

– Да. Мой дед испытывал что-то вроде страсти к ее бабушке. Но старая графиня почти никогда с ней не приезжала, что было для деда тяжелым ударом, – пояснил он. – Старику было бы приятно узнать, что мы с Галиной собираемся пожениться. Ему этого всегда хотелось.

– И поэтому вы на ней женитесь?

Вопрос прозвучал как будто совершенно естественно, хотя сама Рианон в следующую секунду не могла поверить, что осмелилась его задать.

Макс оценивающе взглянул на нее, затем отвернулся и некоторое время смотрел в темноту за окном.

– Я женюсь на Галине, потому что люблю ее, – сказал он после паузы.

Рианон вспыхнула и поспешно отвела взгляд.

– Простите, – чуть слышно произнесла она. – Конечно, я не должна была высказывать сомнений.

Им принесли заказанные блюда. Рианон взяла вилку и принялась накручивать на нее лист шпината. Макс отхлебнул из бокала и занялся рыбой.

Некоторое время они ели в молчании, тягостном настолько, что Рианон едва удержалась, чтобы еще раз не попросить прощения. Она не стала извиняться снова лишь потому, что не хотела еще раз привлекать внимание к собственной бестактности. Очень хотелось сказать хоть что-нибудь, чтобы прервать невыносимую паузу, но ее мозг отказывался работать; она могла думать только об одном. Макс, несомненно, лжет, он не любит Галину. А может, ей просто хочется в это верить…

Первым прервал молчание Макс:

– Вы сейчас встречаетесь с Магиром?

– Вы уже задавали мне этот вопрос, – напомнила ему Рианон. – И я ответила: нет.

Он кивнул, отложил вилку, снова взял бокал и спросил:

– Вы его очень любили?

Сердце Рианон болезненно сжалось, но она нашла в себе силы кивнуть:

– Да. Так, что даже хотела вернуться к нему.

Макс взглянул на нее с удивлением.

– После того, как он с вами обошелся?

Рианон опустила взгляд.

– Нет, я этого не сделаю. Но думала об этом, – призналась она. – Понимаете… Мне настолько тяжело жить с этим, что, может быть, лучше сделать вид, что ничего не было. А Оливер отлично умеет притворяться. Или это я сама себя обманывала? В общем, лучше бы в моей жизни не было этой страницы. Теперь мне будет очень трудно поверить человеку.

Макс кивнул и задал новый вопрос:

– Вы были верны ему?

Рианон слегка опешила.

– С самого первого дня. – Вспомнив упоминание Галины о других мужчинах, она неловко опустила глаза. Помолчав, все же решилась задать встречный вопрос: – А вы верны Галине?

Макс усмехнулся:

– Да, вполне.

– Но ведь она спит с другими?

– Боюсь, что так.

– Почему же? Если она вас любит?

– А она любит меня?

– Говорит, что да, – проговорила Рианон, чувствуя, что ей не хватает дыхания. Макс улыбнулся, затем вздохнул.

– Главная сложность наших с Галиной отношений заключается в том, что она меня любит. Если бы не любила, все было бы гораздо проще.

Рианон наморщила лоб.

– Простите, я вас не понимаю.

Он помолчал, потом тряхнул головой.

– Вы знаете, насколько ей важно, что вы здесь?

– Что ж, тогда я очень рада, что приехала.

Макс нахмурился, отложил нож и вилку, достал бутылку и разлил остаток вина по бокалам.

Рианон еще не съела и половины порции, но было ясно, что она больше не в состоянии проглотить ни кусочка. Затылок и плечи ныли от напряжения, ладони как будто отвердели. Макс – один из самых непростых людей, с кем ее сводила судьба, но, кроме как здесь с ним, ей нигде не хотелось бы быть на этой грешной земле.

Когда унесли тарелки, она решилась:

– Я хочу быть откровенной с вами, Макс. Мне почему-то кажется, что у вас с Галиной не все в порядке. Не подумайте только, будто я из любопытства. Я просто… – Внезапно осознав, какие слова срываются с языка, она густо покраснела. – Если вам нужно с кем-то поговорить…

Она уже отчаянно жалела, что затронула эту тему.

– Благодарю вас.

Макс улыбнулся и замолчал, рассматривая Рианон, словно в ожидании, пока пройдет ее смущение. Наконец он заговорил:

– Не стану ни отрицать, ни подтверждать ваших догадок. Но даже если бы вы были правы, заклинаю вас, не старайтесь выяснить, что именно у нас не так. Ради Галины. Будьте ей просто другом; если у нее есть друзья, они ей очень нужны.

И опять сердце Рианон сжалось, потому что последние слова Макса доказали ей, что будущий муж любит Галину, может быть, любит настолько сильно, что не может совладать со своей любовью.

И вновь Макс застал ее врасплох вопросом:

– Не хотите прогуляться по пляжу?

– Мне говорили, что после наступления темноты здесь опасно, – с улыбкой откликнулась она.

Он насмешливо смотрел на нее:

– Думаю, ничего с нами не случится.

Они вышли из ресторана около десяти часов, а вернулись в квартиру Галины уже после полуночи. Поднимаясь к дверям, Рианон хохотала до упаду, так, что ей не хватало воздуха. Щеки все еще горели от океанского бриза, хотя с пляжа они возвращались в машине. Она только что провела невероятных два часа на берегу океана. Сначала они брели вдоль кромки воды, потом сидели, зарыв ступни в песок, беседовали и смотрели на лунную дорожку на водной глади. Она узнала совершенно нового Макса, простодушного и веселого, доброго и безмятежного. Он долго говорил о своих детях, слегка подшучивая над тем, как гордится ими, а она смеялась и сознавала, как глубоко он любит сына и дочку. Он рассказал о Каролин, о том, как они познакомились, каким неудачным оказался их брак, и сколько усилий оба приложили, чтобы его сохранить. О смерти жены Макс не сказал ни слова, и Рианон не задавала вопросов. Он раскрывался перед ней, а она просто слушала, почему-то чувствуя, что подобная откровенность вообще ему несвойственна. И она рассказывала о себе, о своей семье, поверяла ему надежды и опасения, даже такие, о которых сама едва ли подозревала, пока не начала говорить. Они говорили о серьезных вещах и тем не менее много смеялись, и даже сейчас, войдя в квартиру, Рианон чувствовала, как легко на сердце.