Поведение мальчишки было неверным, неправильным, так не должно было быть, и поэтому непонятно, как возникшая угроза должна была взята под контроль.

Только у командира ничего не получилось, едва он навел свой пистолет на парня, как тот, на секунду размазался в воздухе, а в следующее мгновение. Ему, опытному Мечнику ранга Ветеран и во всю приблизившегося, к рангу Боевир, было не уследить за парнем. Прошло даже не мгновение, а еще меньше, когда к артерии майора был приставлен кривой нож, а рука с пистолетом отведена в сторону. Тело же коленом вдавлено в люк.

Глаза парня на мгновения блеснули красным, и он медленно, но очень жестко произнес: — Не стоит наводить на меня оружие и стрелять! Я просто пришел поздороваться!

— Володя! — неожиданно для него и для бойцов рядом крикнул также непонятно, как появившийся, старик, стоящий на земле, одергивая парня, а потом повернулся к Ананьеву и внушительно произнес: — Доложите своему командиру, что здесь есть выжившие в количестве трех человек и они хотят покинуть это место!

— Я вижу двух! — не согласился майор.

— Еще я! Инквизитор! — заявил седой мужчина в черной форме. Он поднял руку и обвел всех оберегающим кругом отчего засветился, снимая все возможные вопросы. — Сообщите старшему, майор! Здесь есть выжившие!

— Хорошо, — спокойно ответил Ананьев, как только парень убрал клинок от его шеи, он выдохнул и засунул пистолет на место.

Спорить со странным стариком, от которого так и несло смертью и его более молодой копией он не будет, да и Инквизитор больше напоминал сумасшедшего. Судя по всему, дед и парень сами Мечники, да и Инквизитор… Пусть начальство разбирается.

На Ананьева только что дыхнула сама смерть и повторять этот опыт он не больше не хочет.

Сжать черенок, с силой вонзить лопату как можно глубже, а потом навалиться на него всем телом и вывернуть почву в сторону. Следом отложить лопату и взяв копаницу со злостью впиваться ею в рыхлую землю. А потом доставать из нее картофель. И так раз за разом.

Впиваться в землю со злостью. Со злостью, потому что отступить, как бы он не хотел не выйдет. Поле в двадцать соток было его персональным наделом, который он должен вскопать.

Только ему уже надоело работать. Надоело копать землю, надоело постоянно чувствовать усталость и боль во всем теле.

Проковырявшись еще немного, мальчик с тоской посмотрел вперед. До конца грядки осталось около восьми метров.

Можно было бы попытаться добить ряд до конца, но Володька уже десять дней боровшийся с картошкой, принял решение отступить. Конечно, лучше закончить сейчас, но он решил просто посидеть и передохнуть.

Сегодня ему еще нужно добить один ряд, так что силы еще понадобятся.

Подняв тяжелый кош, Володька, коротко перебирая ногами, поспешил в степку и там сбросил свое черное золото.

Подышал прохладным воздухом овощного хранилища и вышел с твердым намерением отдохнуть. Организм у него был молодой, двадцать минут и он будет как новенький.

Лето, словно пытаясь оставить о себе память, жарило землю вовсю. Короткие дожди едва орошали почву и приносили минутную свежесть, как снова солнце начинало немилосердно палить.

Отодвинув мокрую тряпку, накинутую на трехлитровую банку с молоком, Володька налил себе целую чашку и с удовольствием в один присест выпил. Чистая мокрая тряпица позволяла сохранить прохладу даже в самый знойный денек.

Постояв довольно прислушавшись, как холодная жидкость опускается вниз живота и, вернув все в исходное состояние, присел на старое продавленное водительское сиденье, каким-то образом оказавшееся на этом подворье и приволоченное сюда уже самим Володькой.

Он сразу влюбился в этот странного вида закуток. Раньше здесь стояла огромная бочка для сбора дождевой воды, но потом водосток переделали, и теперь она здесь не стекала. Бочка убралась, а на ее месте остался лишь кусок земли, заросшего густой травой.

Здесь, под сиренью, между домом и степкой он оборудовал себе место отдыха. Летом тут было замечательно. На это место солнце попадало только с самого утра, но в это время Володька впахивал, как вол на огороде, так что сюда он являлся, как правило, перед полуднем.

Единственное, что там стояло и выбивалось из местного антуража, это были оконные рамы из больших окон.

Дед с кем-то договорился и хотел поставить теплицу, стенами которой и являлись бы эти окна, но что-то у него не получилось и на этот год оконные рамы просто стояли, медленно чернея от попадающих на них осадков.

Володька и сам бы попытался что-то сделать, хоть маленькую теплицу чисто для пробы, но прекратил, когда услышал слова деда: — Только материал погубишь!

Рамы стояли в теньке, прислоненные к стене и поэтому в них можно было смотреться, как в зеркале. Изображение не очень четкое, но то, что нужно увидеть, Володька видел.

В отражении был мальчишка, который уже стал превращаться в юношу. Высокий для своего возраста, особенно вытянувшийся за это лето.

Школьные брюки, бывшие впору к окончанию этого учебного года, стали удивительно малы. И концы штанин доходили едва ли до середины лодыжек, больше напоминая бриджи. Выглядело это немного смешно, но мальчишка не переживал. Это одежда для огорода.

Майки не было и мышцы на загорелом до черноты теле больше напоминали перекрученный жгут. На голове была неровная стрижка выгоревших на солнце волос.

От тяжелой физической работы руки были длинные, как у обезьян с далекого Птура.

Лицо тоже ничем не примечательное. Продолговатое, с высоким лбом, низко посаженными глазами, острым носом и узкими губами. Не красавец, но и не урод.

В последнее время часто находясь вот так без сил. Он разглядывал себя, сидел и думал. Кто же его настоящий отец. Как бы было интересно его узнать. Он представлял, что отец какой-нибудь маг и как только узнает, что у него есть сын, сразу обрадуется и откроет Володьке мир чего-то нового, неизведанного.

Такие мысли иногда проскакивали у него в голове. Особенно в такие моменты, когда физическая усталость перерастала в ментальную.

Это были сладкие грезы. Грезы того, что с ним такого никогда не случится. Недавно ему исполнилось одиннадцать лет, и он точно знал, что мечтаниями и надеждой на светлое будущее себе не поможешь.

Голод и нужда с самого детства, страх смерти, драки со сверстниками заставили смотреть правде в глаза и четко отдавать себе отчет в том, что для того, чтобы быть сытым, нужно работать или хитрить.

А лучше и то и другое.

Воровать тоже можно было, но это ему не нравилось. Если сначала воровство давалось ему легко, потому что Володька голодал, то постепенно каждым разом было все сложнее и сложнее украсть. Зачем брать на себя грех, если на своем пути ему встречались и хорошие люди, и они помогли кормиться честным путем.

И он знал, что если что-то хочешь, то плати. Даже собственной матери…

Как всегда, при воспоминании о «самом близком человеке» настроение у парня быстро портилось.

Екатерина Александровна Воронина, тридцати лет от роду к нынешнему своему времени была самой обыкновенной алкоголичкой, воровкой и шлюхой.

В прошлом году он первый раз решил заняться сельским хозяйством в крупном масштабе. У них был огород, но огород был брошенный и заросший. Решив, что пусть получится не очень хорошо, но у него будет запас на зиму, мальчик принялся за работу. Вышел на участок, перекопал его.

У соседей за помощь по наведению порядка на подворье взял несколько мешков полугнилой картошки.

Кое-как восстановил степку и подготовил место для хранения овощей. На нескольких крайних свободных латках земли посадил помидоры, огурцы, редис и лук.

Пусть и было сложно, но у него получилось. Часть урожая он смог собрать, и даже наедался.

Идиллия длилась недолго. Один из дней он провел в библиотеке, а когда вернулся, его картошка оказалась выкопана. Продана фермеру, а в доме дым, шел коромыслом.