Уже через час, а то и меньше первая формализованная модель ДНК Уотсона и Крика была собрана из латунных стержней и деталей, вырезанных из металлической пластины в точности согласно указаниям заказчиков; соединения крепились латунными муфтами и винтами. Плод их трудов походил на башню из паутины или на скелет{1145}. Это сооружение оказалось довольно неудобным в том смысле, что работать с ним мог лишь один человек за раз. Поэтому, пока Уотсон подправлял расположение пластинок и стерженьков, Крик в нетерпении слонялся по комнате и бормотал советы. Когда настала очередь Крика, его задачей было проверить, нет ли отклонений от установленных значений углов связей. За этим занятием Крик порой хмурился, и тогда у Уотсона все внутри переворачивалось, потом лицо Фрэнсиса прояснялось, и он переходил к следующему межатомному соединению. Пока они так возились, стараясь не изгибать остов слишком сильно, вся конструкция вполне могла рухнуть, словно карточный домик.
В итоге все атомы заняли положение, удовлетворявшее как данным рентгеновской кристаллографии, так и законам стереохимии. Получилась правосторонняя спираль из двух противоположно направленных цепей. Поскольку все измерения, требующие специального оборудования, уже были сделаны Розалинд Франклин, Уотсон и Крик с помощью карандаша, линейки и компаса, а также плотницкого отвеса обеспечили корректность относительных положений всех атомов в каждом нуклеотиде{1146}. Однако простота технологии не умаляет достижения, ведь можно было ориентироваться только на дифракционные картины. Трехмерная модель, которую сегодня знают во всем мире, появилась благодаря блестящему уму, любознательности и интуиции Уотсона и Крика.
В сумерках они прервали свою кропотливую работу и отправились ужинать к Крику домой{1147}. Застольная беседа шла исключительно о ДНК. Одиль Крик впоследствии вспоминала, что тогда совершенно не поверила в «великое открытие». Много лет спустя она сказала мужу: «Ты вечно, приходя домой, говорил что-нибудь подобное – естественно, я не приняла это всерьез»{1148}. Фрэнсис не стал убеждать жену в реальности эпохального достижения, а перевел разговор на деликатный вопрос: как обнародовать оглушительную новость? Разумеется, следовало немедленно сообщить ее Морису Уилкинсу, что потребует большой дипломатичности не только из осмотрительности: Уотсон и Крик не хотели повторить фиаско с тройной спиралью, вновь выслушивать жалобы на Розалинд Франклин и вообще, как выразился Крик, выставить себя ослами{1149}. Уотсон настаивал, что разумно было бы держать коллег в Королевском колледже в неведении. В модели еще не хватало точных координат атомов, и не исключалась ситуация, что вроде бы приемлемая картина межатомных взаимодействий невозможна энергетически. Джеймс надеялся, что они не сделали этой ошибки, но на их суждения могло повлиять соображение о биологических преимуществах комплементарности в ДНК{1150}.
Одиль Крик все же поверила, что в самом деле произошло важное событие. Она беспокоилась, что им придется переехать в Америку, и даже стала уговаривать обратиться к Брэггу с просьбой позволить остаться в Кембридже для решения других серьезных научных задач. Уотсон постарался убедить «культурную» француженку, что нравы в Америке не столь грубы, как говорят, и что ей, возможно, даже понравится на бескрайних просторах Соединенных Штатов, «где не ступала нога человека»{1151}. Но эти заявления, однако, остались без внимания: Одиль Крик явно хотела остаться в Кембридже.
Утром во вторник, 3 марта, Крик раньше Уотсона прибыл в лабораторию и погрузился в работу с моделью. Было уже ясно, что Уилкинс и Франклин правы в необходимости учитывать ионы натрия в ДНК. Для стабильности кристаллической структуры из молекул ДНК ее функциональные химические группы, несущие отрицательный заряд (в частности, фосфатные группы), должны быть нейтрализованы, что и выполняют несущие положительный заряд ионы натрия, которые всегда есть в любой живой клетке{1152}. Уотсону не терпелось уже писать победные письма Максу Дельбрюку, Сальвадору Лурии, а главное, Лайнусу Полингу, но недовольные взгляды Крика, призывавшие уделить наконец внимание модели, оторвали его от мечтаний.
Осенью 1952 г. разразилась эпидемия гриппа. По данным Всемирной организации здравоохранения, она началась в США и независимо в Японии, потом распространилась в Европу{1153}. Вызывавший тогда заболевание вирус не был смертельно опасным, но миллионы людей болели очень тяжело. В их числе оказались Уильям Лоуренс Брэгг и Розалинд Франклин, которая в конце 1952 г. так плохо себя чувствовала, что не могла работать как раз в критическое для исследования ДНК время{1154}.
Вирус гриппа, в отличие от возбудителей того, что в быту называют простудой, поражает многие системы организма человека. Уже не молодой и далеко не спортивный Брэгг, подхватив инфекцию в начале марта, болел с температурой под 40 ℃ и ужасным кашлем, тело ломило, как избитое, так что в тот период, когда Уотсон и Крик налаживали свою модель, он не показывался в Кавендишской лаборатории и думать забыл о нуклеиновых кислотах{1155}.
В субботу, 7 марта, Крик объявил, что модель готова для демонстрации. Услышав об этом, Макс Перуц схватился за телефон и позвонил Брэггу домой. Между приступами кашля и хрипами, доносившимися из телефонной трубки, Перуц предложил ему приехать посмотреть на результат. К разговору подключился Кендрю со словами: «Уотсон и Крик придумали остроумную структуру ДНК, которая, возможно, важна для биологии»{1156}.
В понедельник, 9 марта, совершенно больной Брэгг, едва держась на ногах, добрался до Кавендишской лаборатории и сразу направился в помещение № 103, где не был уже год с тех пор, как «сослал» туда болтуна Крика и чудака Уотсона. Тщательно обследовав конструкцию и отдав должное искусной работе слесаря, он схватил главное – комплементарность двух цепей молекулы ДНК, из которой следуют правила Чаргаффа, и регулярность строения сахаро-фосфатного остова, отражающуюся в данных рентгеновской кристаллографии{1157}. Уотсон тут же заговорил о биологическом значении соотношения 1:1 между пуриновыми и пиримидиновыми основаниями и об экспериментальных данных на этот счет. Он чувствовал, что Брэгг осознал потенциальные важные следствия модели для репликации генов{1158}.
В этот день Розалинд Франклин лишилась приоритета в научном открытии, и произошло это фактически под руководством Брэгга. Он спросил Уотсона о происхождении данных рентгеновской кристаллографии, и Уотсон ответил честно. Брэгг молча кивнул, показывая, что понимает, почему до сих пор не сообщили в Королевский колледж{1159}. Кендрю и Перуц никак не воспротивились.
