На случай, если этих заявлений будет недостаточно, Полинг поспешил застолбить свое первенство еще другим способом. 2 января 1953 г. он и Кори отослали в журнал Nature короткую, в двадцать четыре строки, заметку с заявлением о своем приоритете в создании модели ДНК. Опубликованная в номере от 21 февраля, она сообщала, что полное описание структуры ДНК, сделанное Полингом и Кори, появится в февральском номере PNAS{908}. Это уведомление было сделано для того, чтобы, поскольку Nature издавался в Лондоне, его читатели в Кембридже и Королевском колледже наверняка прочитали бы новости от Полинга тотчас по получении своих экземпляров журнала. В отличие от убедительного исследования строения белковых молекул, включавшего многолетнюю работу и тщательные расчеты, Полинг потратил на модель ДНК всего четыре недели{909}. Лайнус пел свою песнь, но сам пока не слышал, что она звучит фальшиво.

Осенью 1952 г. Джеймс Уотсон, квартировавший в дальней комнате крохотного домика супругов Кендрю почти год и, конечно, стремившийся зажить независимо, взялся за решение жилищного вопроса.

Поздней осенью администратор и секретарь научно-исследовательского совета Кембриджского университета Л. Харви зарегистрировал и утвердил Уотсона как аспиранта на 1952/53 академический год под руководством доктора Дж. Кендрю{911}. Это означало, что Уотсон получал право жить в помещениях колледжа. Вслед за Дарвином, Ньютоном, Резерфордом и многими другими прославленными кембриджцами Джеймс Дьюи Уотсон официально стал обитателем университета.

Больше года Уотсон разузнавал в различных колледжах, не получится ли там поселиться. Сначала казалось, что подойдет Колледж Иисуса, поскольку по сравнению с такими крупными, более престижными и богатыми колледжами, как Тринити или Королевский, там было меньше аспирантов, а значит, больше шансов{912}. Но оказалось, что Колледж Иисуса заполнен шумными студентами, а немногочисленным аспирантам комнаты для проживания не предоставляют. Уотсон благоразумно решил отказаться от этого варианта{913}.

Осенью 1951 г. Макс Перуц заручился помощью старшего преподавателя Клэр-колледжа Николаса Хаммонда – видного специалиста по культуре Древней Греции, героя Второй мировой войны. Благодаря этому Уотсона зачислили в Клэр-колледж как аспиранта, так что он получил право там столоваться. К сожалению, эти трапезы были слишком короткими и не оставляли времени для общения, к тому же еда была неважной: виндзорский суп, жилистое мясо и жирный пудинг{914}.

Через год ему предоставили для проживания двухместный «номер» 5 по лестнице R в недавно построенном здании Мемориального двора Клэр-колледжа{915}. 8 октября 1952 г. он написал сестре: «Теперь я живу в колледже и очень этим доволен. Мои комнаты приятно просторны, но довольно унылые. Однако я надеюсь с помощью Одиль их оживить»{916}. В «Двойной спирали» Уотсон признался, что это жилье было получено хитростью с зачислением в аспирантуру Клэр-колледжа: «Работать над еще одной диссертацией было бессмыслицей, но только благодаря этой уловке я мог рассчитывать на комнату в колледже. Клэр оказался неожиданно удачным выбором. Мало того что он стоит на берегу реки и есть прекрасный сад – в этом колледже, как я позднее узнал, хорошо относятся к американцам»{917}.

Мог ли Уотсон не полюбить свое новое пристанище? Обретенное жилье было доступным по цене и в то же время престижным. Особенно приятна была дорога на работу, в сущности, прогулка, занимавшая всего минут десять: сначала по Квинс-роуд, затем между Феллоуз-Гарден за Королевским колледжем и по мосту через реку Кем. Дальше по утоптанной тропинке между садами Клэр-колледжа, через Старый двор и вниз по узкой дорожке вдоль Гонвилл-энд-Киз-колледжа и здания сената, еще три раза повернуть направо – на величественную Кингз-парад, оттуда на Бенет-стрит и, наконец, на Фри-Скул-лейн – вот и Кавендишская лаборатория.

Пища в столовой Клэр-колледжа оставалась невкусной, и, как многие американцы, непривычные к традициям послевоенной Британии, Уотсон жаловался, что все переварено. Великолепие «трапезной», где стены были обшиты деревянными панелями, а потолок с хрустальной люстрой напоминал крышку ларца, не сглаживало впечатление от здешнего убогого меню. 18 октября он написал сестре: «Еда в Клэр по-прежнему невозможна, и я часто питаюсь в Союзе англоговорящих. Кроме того, я перекусываю в своей квартирке в колледже, поскольку к 12 ночи успеваю сильно проголодаться. К моему удивлению, оказалось, что я способен сделать себе чай»{918}.

Почти каждое утро он сидел за потертой стойкой в кафе Whim на Тринити-стрит, которое открывалось по будням в восемь утра (а по воскресеньям в десять); завтрак там подавали позже, чем в столовой колледжа{919}. За три шиллинга шесть пенсов он получал полный английский завтрак (яичница, свиная кровяная колбаса, бекон, печеная фасоль, тост, мармелад и чай) – сытно и дешево{920}. Расправляясь с едой, он читал газеты, предпочитая The Times, а не более консервативные The Тelegraph и The News Chronicle, которые были популярны у обитателей Тринити-колледжа, после чего отправлялся в Кавендишскую лабораторию{921}.

В пабе Eagle, где Джеймс встречался с Криком, было дороже, но беседы за столом оказались очень важны для их сотрудничества. Если стремиться избежать ужасной пищи в Клэр-колледже, то имелись более приятные места, скажем ресторан Тhe Arts или отель Bath, но оба слишком дорогие, чтобы обедать там каждый день. Когда Уотсону надоел Союз англоговорящих, он стал пользоваться гостеприимством Одиль и Фрэнсиса Крик или иногда супругов Кендрю, но это не могло длиться бесконечно{922}. В конце концов он зачастил в самые дешевые заведения общественного питания – индийские, где подавали карри, и греческие с их вечно жирными ложками{923}.

В итоге хрупкая пищеварительная система Джеймса совершенно расшаталась. Его нежный желудок терпел до начала ноября, но затем сильные боли стали мучить почти каждый вечер. Домашние средства вроде молока с содой почти не облегчали симптомы. Пришлось обратиться к врачу кембриджской выучки, принимавшему на Тринити-стрит. После записи в холодной приемной его провели в тесную смотровую, где эскулап стал мять, простукивать и прощупывать живот, смущая вопросами о стуле и степени газообразования. Наконец Уотсону вручили рецепт, по которому в аптеке ему дали большую бутыль с белой жидкостью, чтобы принимать после еды. Вообще-то на это средство и не нужно было рецепта с подписью врача – это была всего лишь водная суспензия гидроксида магния, приправленная сахаром и мятным маслом, которая оказывает антацидное действие{924}.