Это короткое письмо предвосхищало не просто приятное путешествие, а одну из важнейших поездок в жизни Уотсона.

Vide Napule e po' muore{362}

Эти два письма, погребенные среди сотен других в антикоррозийных коробах пыльного неаполитанского архива, – своего рода увертюра, поскольку именно в Неаполе Джеймс Уотсон впервые услышал от Мориса Уилкинса о применении рентгеновской кристаллографии для определения структуры ДНК. Через тридцать лет после той сказочной весны Уотсон написал письмо директору Зоологической станции:

То был, однако, не более чем помпезный первый акт оперетки, в которой Уотсон играл всего лишь второстепенную роль. Солировали же 42-летний Герман Калькар и морской биолог Барбара Райт, которой было 24 года.

Худощавая, спортивная, привлекательная, Райт родилась в Пасадене в 1927 г. Ее отец писал научную фантастику, а мать преподавала в школе; они развелись, когда ей было около десяти лет. Барбара выросла в Пасифик-Гроув (штат Калифорния). Она любила теннис, природу и горные прогулки, носила массивные очки в черной оправе, а за толстыми стеклами мерцали золотисто-карие глаза, гармонировавшие с оттенком волос. Райт поступила в находившийся поблизости от дома Стэнфордский университет и собиралась в Медицинскую школу. Но, получив в 1947 г. степень бакалавра с отличием в области биологии, продолжила образование в области биохимии и микробиологии и получила в 1948 г. степень магистра, а в 1950 г. – PhD{366}.

Уотсон и Райт познакомились летом 1949 г., когда оба работали в лаборатории Дельбрюка в Калифорнийском технологическом институте. Они соперничали за внимание Дельбрюка и терпеть друг друга не могли. Как-то раз в выходные Уотсон, Гюнтер Стент и молекулярный биолог Вольфхард Вайдель задумали поход на остров Санта-Каталина. К большой досаде Уотсона, Стент предложил Райт присоединиться. Спускаясь по крутым береговым скалам, Стент и Вайдель заблудились. Райт и Уотсону удалось вернуться в единственный на острове город Авалон. Перепуганные, но невредимые, они сообщили о случившемся местному шерифу и остаток дня провели в полицейском джипе, разъезжая по отдаленным уголкам острова в поисках друзей{367}. Уотсон написал родителям об этом приключении 15 августа 1949 г.: «К счастью, они смогли выбраться из скал и самостоятельно вернуться в Авалон. Шериф оказался приятнейшим человеком, и я совершил потрясающую поездку по всему острову»{368}.

Неуклюжий Уотсон, который был на два года младше Райт, постоянно пытался произвести на нее впечатление своими научными достижениями и наблюдениями за овсянками и ореховками. Но она осталась равнодушной. Уотсон посетовал родителям, что в том злоключении потерял очки для чтения. В дальнейшем, когда в разговорах всплывало имя Барбары Райт, он старался сказать что-нибудь едкое{369}.

Райт начала работать в лаборатории Калькара 1 декабря 1950 г. – через десять недель после того, как там появился Уотсон. Ее здоровая американская красота вскоре стала отвлекать ученого от исследований. Стоило ей войти в лабораторию, Калькар, заброшенный и разочарованный супруг, становился душой компании, за что Уотсон с юношеским пылом его осуждал. В середине декабря директор стипендиальной программы Национального научно-исследовательского совета Кристиан Джонас Лэпп в письме Уотсону интересовался, познакомился ли он уже с вновь прибывшей мисс Барбарой Райт, сопроводив это таким замечанием: «Судя по всем имеющимся у нас свидетельствам, доктор Райт сочетает успешность в науке с личным очарованием»{370}. Остается лишь догадываться, как Уотсон реагировал на письмо Лэппа, но от Макса Дельбрюка он не скрывал своего ревнивого отношения: «Герман, похоже, больше интересуется работой Барбары, чем своей собственной, он считает ее очень хорошей и думает, что и сама Барбара очень хороша». Уотсон рассчитывал, что Калькар скоро разглядит истину за ее привлекательной внешностью, поскольку он и Оле Молё не видели в ее трудах ничего толкового. По молодости Уотсону казалось, что Калькар и Райт совершенно не пара, потому что противоположны по натуре. «Хотя на первый взгляд кажется, что Калькар из тех, кто ходит вокруг да около, – писал он Дельбрюку, – на самом деле он умеет быть предельно конкретным. Барбара, наоборот, поражает людей своей методичностью, но при ближайшем рассмотрении оказывается весьма неточной»{371}.

Через несколько недель тайного романа жена Калькара, холодная и чопорная музыкантша Вибеке (Випс) Мейер заподозрила дурное. То, что муж ходит налево, было для нее не ново. Их союз давно уже был чисто номинальным, и Калькар сохранял брак только ради связей семейства Мейер в пересекающихся культурных и политических кругах датского общества. К Рождеству скрывать любовную связь стало невозможно. Его высказывания, некогда «непостижимые», стали вполне ясными, когда он сообщил сотрудникам, что его браку пришел конец и он надеется получить развод{372}.