Первым делом я вернулся в каюты. Чистота — залог здоровья. И физического и душевного. Я шёл туда уверенно, с костылем в одной руке и ракетницей в другой. Я был максимально осторожен на поворотах, предельно внимателен на лестницах. Наверное, это ей повезло, что мы не пересеклись в тот день. Я снял все три предохранителя с ракетницы и нёс её так, не выпуская из рук и не убирая.
В каюте первым делом снял шину. Хотел ещё там, в техничке, но подумал, что если что-то пойдёт не так… лучше в каюте.
В нос ударил немного неприятный запах немытого тела, кожа была даже на вид неестественно мягкой, а сама нога немного тоньше здоровой. Я с брезгливостью, словно чью-то чужую, потрогал голень. Кожа, понежневшая под повязками и отвыкшая от тактильных ощущений, воспринимала касание странно. Рука спустилась ниже, к шраму, уже затянувшемуся, но не до конца зажившему.
Я сел на кровати и опустил на пол сперва здоровую ногу, потом, помешкав, и сломанную. Это было непривычно, но очень радостно.
Я встал, перенеся почти весь вес на здоровую ногу. Потом выровнялся. Сделал шаг, другой. Держался ещё неуверенно, но изнутри меня распирало. Я хожу. Я снова хожу. Сам. Без опоры. Без костыля.
Она гонится за мной? Ха! Я сам её догоню и убью, грохну как бессловесную скотину. Я сделаю с ней всё, что она сделала с ребятами. А потом брошу в холодильник, не поленюсь, чтобы дома её изучали и препарировали.
Я шёл всё увереннее, тело вспоминало, как это, ходить на двух ногах. Штанина, всё ещё растянутая за несколько месяцев шиной, медленно принимала нормальный размер… Прекрасно, ещё и красавчиком буду. Я взял ракетницу и направился к двери. Мне хотелось продлить этот момент торжества, ощутить себя хозяином корабля. Не жертвой, а охотником.
Но до двери я не дошёл. В какой-то момент я шагнул слишком уверенно, ощутил в ноге резкую боль, она подкосилась и я упал, чудом не нажав на спуск.
***
Ночью я опять слушал тишину. Слушать тишину, смотря в темноту. Летя в пустоте.
Но мы даже не летели. Иногда начинал гудеть реактор, далеко, но его всё равно было слышно. А вот шума двигателей не было. Мы дрейфовали в космосе, без гравитационной привязки к звездам…
Я сидел, почти ничего не видя, и от того очень живо представлял себе, как по этой абсолютно холодной пустоте движутся скопления галактик, полные звёзд, а наш кораблик, совсем ничтожный, ничего не значащий, неподвижно замер словно центр всего этого движения.
Я врал матросу, что пошёл учиться на координатора межпланетных перелетов только потому, что подвернулась стипендия. Я хотел сюда. Сюда. В темноту, тишину и пустоту, чтобы одним только своим присутствием наполнять жизнью и смыслом те уголки вселенной, где без нас никогда не было чего-то не то что разумного, а хотя бы упорядоченного.
Я несу жизнь. Я несу разум. Я несу свет. Здесь я целая вселенная, каким бы ничтожным, случайным и слабым я ни был.
***
-Ассистент, мне нужно поговорить с тобой.
Молчание.
-Ассистент, я хочу поговорить. Мне нужно поговорить с тобой. Просто поговорить.
Молчание.
-Ассистент, я запрашиваю протокол «Вахта»!
Молчание. Шум реакторов сегодня почему-то особенно громкий, а на контрасте с ночной тишиной — просто оглушающий.
-Протокол «Вахта», я имею на него право! Сука ты ёбаная, мразь бездушная, я имею право на собеседника! Ты обязан мне предоставить беседу! Обязан! Я знаю свои права! Я даже не член, блядь, экипажа, уёбок, понял ты? Протокол «Вахта»!
Последнюю фразу я проорал так громко, что сам себя оглушил, ещё и горло заболело. В ответ — ничего. Только шум работающего реактора и тихое шуршание автоматических уборщиков из коридора.
***
Днём я слышал плеск в бассейне. Постоянный, словно кто-то там купался. Подумал, что это отличная возможность: прийти туда и выпустить в неё все три ракеты, что у меня были. Но… я не смог.
Испугался. Подозревал, что она там голая, скинула свои одежды, сшитые из шкур, и теперь абсолютно нагая, а от того ещё более уродливая, плещется в воде. Без одежды мы чуть уязвимее, чем в ней… скорее всего, это правило работает и с дикарями. Значит, это был хороший шанс, но я всё равно не смог. Испугался. Мне некого было стесняться и я признал, что испугался.
Да так, что сел на кровати лицом к двери и не выпускал из рук ракетницу: бассейн был довольно близко, и не факт, что помывшись, она пойдёт назад тем же путем, что пришла.
Особенно страшно стало, когда я понял, что плеск воды стих.
Не помню, сколько я вот так просидел, но привыкший спать днём, задремал. Не сразу, конечно, просто мысли стали путаться, в голову лезли странные, нереалистичные абсолютно, но понятные именно в тот момент образы. Я время от времени опускал голову и от того просыпался. Понимал, что засыпаю, но не зная, что делать, так и продолжал сидеть.
И снова раз за разом начинал дремать, заваливался вперёд и просыпался. Правильнее было поддаться сну: до ночи она уже всё равно не пришла бы, но страх не давал расслабиться и заснуть.
И потому я снова и снова то погружался в дремоту, то выдёргивал из неё сам себя, пока в очередной раз не заснул и не увидел во сне, как дверь распахивается. И от этого короткого, меньше секунды, кошмара я вздрогнул, выпрямился и выстрелил в дверь.
Я попал точнёхонько в неширокий проём, ракета ударилась в стену срикошетила, стукнулась о противоположную и так там и осталась дымить на полу.
У меня осталось два выстрела.
***
Однажды я почти час просидел, то прикладывая ракетницу к голове, то осторожно, чтобы не выстрелить ненароком, убирая стволы от виска.
Всё было по-настоящему: обе предохранителя сняты; один резкий звук или внезапная реплика ассистента — я бы выбил себе мозги, и на этом всё кончилось бы.
Но ничего не случилось... кроме того, что я одумался и понял, что смогу это сделать в другой раз. А пока… Пока надо жить.
***
Я снова упрашивал ассистента поговорить со мной. Просто поговорить. Доказывал, умолял, апеллировал к правилам, которых не знал сам, угрожал, напоминал, как недавно чуть не вышиб себе мозги, давил на жалость, но всё было бесполезно. Он молчал.
И у меня не появилось ни капли злобы к нему. Вообще никакого негатива. Скорее напротив, восхищение его непреклонностью… Глупо мерить псевдоинтеллект нашими категориями, но… Мы подсознательно воспринимаем его не как равного, а как подобного. А уж теперь, когда единственным живым существом с разумом тут, помимо меня, была только самка, я уже специально одушевлял ассистента. И потому его непреклонность вызывала искреннее уважение. Я бы так не мог, сдался бы, уступил. Он — нет.
-Тогда нет смысла уже жить, - сказал я наконец.
Это всё ещё был шантаж, но при этом я не блефовал. Получится - отлично. Не получится… Что же, никто не вечен.
-Смотри, - сказал я, доставая ракетницу. - Ты думаешь, что я ничего с собой не сделаю, раз не смог застрелиться? Да, это сложно. Но есть способы и попроще ракеты в голове.
Стрелять в стену я не стал. Надеялся, что он сдастся и ракеты мне потом пригодятся. Я просто вытащил обе и поставил на стол. Туда же положил саму ракетницу, уже пустую и не опасную… не опаснее камня.
-Смотри! - крикнул я, взял костыль и вышел.
-Смотри! Смотри-смотри! И слушай! И прошмандовке своей передай!
И потом, чтобы показать, что я не надеюсь на его порядочность, заорал что есть мочи:
-Эй, дикая пизда! Иди сюда. Я без оружия! Переведи ей. Если она не боится пусть приходит, а то я обоссу трупешники её сородичей.
Что-то такое я кричал, обращаясь то к ассистенту, то к самке напрямую, до самого бассейна. А там крикнул ещё раз, просто крикнул, ничего связного. Отбросил костыль и прыгнул в воду прямо в одежде. Не топиться, просто искупаться напоследок.