Клим взял в центре отпуск, и потому я старалась проводить там как можно больше времени. Алиса гостила у моей мамы. И потому я не спешила домой, потому как хотела дать ему возможность побыть одному. В те дни он был особенно отчужденным, замкнутым. И я понимала, что ему нужно время. Я вернулась довольно поздно, в квартире стояла кромешная темнота и тишина. Я подумала, что и Клим куда-то уехал. Но я зашла в спальню и включила свет. Сначала я ничего не поняла: Клим сидел на полу возле кровати с прижатыми к груди коленями и, медленно покачивался. Ни свет, ни моё присутствие никак на нём не отразилось, и он продолжал сидеть, покачиваться и смотреть пустым взглядом в пол. И только, когда я подошла ближе, и присела на корточки, а затем спросила, что с ним — я всё поняла. Это понимание, причинило мне, наверное, самую невыносимую боль, которая только существовала, но я заблуждалась. Я узнаю, что такое настоящая боль, которая ломает кости, и выкручивает все внутренности — где-то через год.

Я оставила его в комнате, потому как он просто не видел и, не слышал меня. Я понимала, что нужно действовать. Но предпринять меры, значило бы окончательно удостовериться в том, что тот страх с которым он жил долгие годы — осуществился. Но он нуждался в незамедлительной помощи. Первым делом я позвонила Артёму, надо бы в скорую. Но в чрезвычайных ситуациях я всегда сначала звонила Климу, а если он занят — Артёму, а затем набирала нужные службы. Да, вот такая, я оказалась трусиха и слабачка. Он ничего не понял, потому как я просто рыдала в трубку, и двух слов связать не могла. Но этого было достаточно, потому как через десять минут — он перепуганный стоял на моём пороге. Затем Артём принялся звонить в скорую, и параллельно успокаивать меня. После всех осмотров и анализов — главный страх Клима подтвердился. Ему поставили такой же диагноз, который был у его матери. Ему было почти двадцать девять. После разговора с врачом, я подумала о том, словно его мама после своей смерти передала это бремя ему. Будто её болезнь после того, как её не стало — перешла на него. Сомнительные мысли, но в то время я едва могла здраво рассуждать.

И, после этого происшествия — наша жизнь погрузилась в непроглядный мрак. Когда Клим пришел в себя после эпизода, он добровольно остался на лечение в клинике. Мы почти не виделись, потому как он не хотел. Он запрещал персоналу впускать меня к нему. И меня это задевало, но я всячески пыталась понять его и, не таить в себе обиду. Потому как ему приходится намного сложней, чем мне. Мне только и оставалось жить ожиданиями и надеждами на то, что скоро ему станет лучше, и всё наладится, и отвечать на каждодневные вопросы Алисы о том, где же папа. Она тяжело переживала разлуку с ним, не раз рыдая, просила дать позвонить ему, но я врала о том, что папа в командировке, потому как открывает филиал детского центра в другом городе и, он очень занят. Но скрыть правду от десятилетней девочке было сложней, чем я думала. Она подслушивала мои разговоры, когда я думала что она спит. И однажды спросила:

— Мама, папа заболел? И лежит в больнице?

Я отставила кружку с чаем и потянула к ней руки. Усадив дочку на колени я грузно выдохнула, понимая, что я больше не могу её обманывать.

— Да, малышка. Папа заболел. И ему нужно какое-то время побыть в больнице, чтобы ему стало легче.

— Чтобы вылечиться?

Я горестно покачала головой, и смахнула выступившие слезы.

— Нет, Алис. У папы такая болезнь, которая не лечится. Но если вовремя пить таблетки — он будет себя хорошо чувствовать.

— Он умрет? — спросила она с жутким страхом в глазах, от чего моё дыхание сорвалось.

— Нет… — прошептала я. — Он не умрет. Он всегда будет с нами. — надеялась я, потому как помнила его слова сказанные почти шесть лет назад.

Он вернулся домой через месяц. Передо мной стоял совершенно другой человек. Я смотрела на него не моргая и, не узнавала. Сломленный, похудевший, хмурый, с безжизненным взглядом он смотрел на меня в ответ, а я и слова не могла произнести.

— Я рад, что у нас никогда не будет своих детей. — первое, что сказал он мне, а я лишь сглотнула слезы и попыталась выглядеть максимально уверенно. Но он видел, как мне плохо, как тяжело. Как больно видеть его таким. И это убивало его ещё сильней.

Наши отношения изменились: он стал отстраненным, по ночам засыпал на кухне на диване, и мне казалось, он это делал специально, чтобы не ложиться в нашу постель. Он отдалился от меня, и я не знала, как преодолеть это мучительное расстояние. Он исправно пил таблетки, и эпизодов не происходило. И я отчаянно грезила тем, что скоро он сможет принять свой недуг, и всё хоть и не будет как раньше, но хотя бы на малость улучшится. Я ошибалась. Он позволял себе улыбаться лишь с Алисой, когда он играл с ней, или они вместе смотрели мультики. С остальными он стал отчужденным, угрюмым. А в центре все недоумевали от его изменений, потому как несколько месяцев назад он был совершенно другим человеком. Он никому не говорил о своей болезни из друзей, и коллег. Знали лишь Артём с Сашей и отец Клима. Про то, как это воспринял его отец, мне до сих пор больно вспоминать. Боль, страх и сожаление так перемешались на его лице, что мне показалось — его сердце вновь дало сбой. Мужчина незаметно для всех утер слезу и обнял сына, который уже слабо напоминал прежнего Клима.

Клим пытался бороться, пытался не унывать, но побочные действия от таблеток только гасили его вспышки принятия, и желания двигаться дальше. Через время его стали беспокоить неконтролируемая дрожь во всём теле, депрессии, апатия. Я пыталась его отвлечь, заставляла подниматься с постели и отправляться на прогулку, в супермаркет, куда угодно, лишь бы не давать лежать на кровати и смотреть в стену.

— Держи. — однажды произнес он протянув ко мне руку, когда мы прогуливались по парку. Я опустила глаза на его раскрытую ладонь, где лежала моя помада, вот только по флакону шла трещина, и выглядела она неважно. Причем, что точно такая же, новая помада лежала в моей сумке.

— Что это? — спросила я, взяв её в руки.

— Твоя помада.

— Я поняла. Но, как она у тебя оказалась? И почему она поломана?

— Ты давно её обронила… — его губы едва уловимо растянулись в улыбке, а моё сердце радостно затрепетало от того, что он мне улыбнулся. — Тогда на парковке. Когда я чуть не сбил тебя. Ты не увидела её. А я подобрал.

— Клим… — по моим щекам покатились горячие слезы, а сердце сжало болезненными тисками.

— Не надо. — он махнул ладонью. — Ничего не говори. Пошли домой, мне надоело гулять. — он резко развернулся и, не дожидаясь меня, пошел в обратном направлении.

А через два дня, я лицом к лицу встретилась с самым большим своим страхом. Утром я отвезла Алису в школу и поехала в центр. Пробыв там до обеда я съездила в супермаркет и помчалась домой, чтобы снова попытаться вытащить Клима из квартиры. Артём с Сашей приглашали нас в гости, я и подумала, что ему пора встретиться с друзьями от которых он отгородился. Но Клима дома не оказалось. Я сразу же позвонила ему, но телефон был недоступен. Я приложила усилия, чтобы не поднять панику. Я надеялась, что он отправился на прогулку сам, а телефон вероятно разрядился. Но он не пришел ни через два часа, ни когда Алиса пришла со школы, а я как робот заканчивала готовить ужин. Понимая, что происходит что-то неладное, я позвонила маме и попросила её приехать, и присмотреть за Алисой. О чем я думала в тот момент, я не знаю. Вероятно, я надеялась найти его в пределах нашего района. Думала, выйду на улицу и сразу же встречу его — идущего ко мне на встречу: злого, хмурого, но возвращающегося домой… Но, когда я подошла к комоду возле входной двери, чтобы взять сумку, я взглянула на небольшую коробочку, в которой всегда лежало две связки ключей. Но в тот момент там находилась лишь одна. Сердце моментально застучало быстрей, и я поняла куда нужно ехать. Это была однокомнатная квартира, которую мы приобрели для Алисы. Мы планировали в скором времени начать там ремонт, и когда она подрастет сделать ей подарок. Но этому не суждено было случиться.