Давид не привык публично проявлять эмоции.

Такие эмоции.

Каролина тут же проговорила, что да, разумеется, он может её обнять, и дальше они пошли уже крепко прижавшись друг к другу.

И в этот мгновения всё казалось ей невыразимо прекрасным…

…ровно до того момента, как белокурая девочка лет трёх в светло-розовом платьице вылетела им навстречу и чуть не врезалась в Давида, притормозив в последний момент, после чего застыла перед ними, будто маленький напуганный сурикат.

— Милана! — крикнула идущая сзади мать девочки. Довольно полная для своих примерно двадцати пяти лет, она держала под руку своего супруга — такого же тучного и неуклюжего мужчину лет тридцати в очках и с небольшой бородкой — и явно не имела намерения отклеиваться от мужа и нестись за дочерью. Отец Миланы так и вовсе реагировал на происходящее более чем флегматично. — Извините, — быстро добавила женщина, поравнявшись с ними.

— Ничего страшного, — проговорил в ответ Давид, и, взглянув на его лицо, Каролина невольно поразилась.

Кажется, он умилялся.

Нет, не «кажется».

Он действительно умилялся.

Давид Вайсман, весь такой из себя брутальный татуированный кот, который гуляет сам по себе, чья жизнь, как он сам сказал ей на сеансе, максимально комфортна, умилялся.

Ему явно казалась очаровательной эта маленькая девочка.

Даже больше.

По его взгляду было понятно, что он был бы совершенно не прочь стать отцом какой-то такой же девочки.

Или мальчика.

Флегматичный отец Миланы промычал что-то невнятное вроде извинений. Давид вновь ответил «ничего страшного».

Каролина промолчала.

Лицо её помрачнело, и она поджала губы — как делала всякий раз, если задумывалась или была недовольна.

Он заметил это — едва ли не моментально.

— Что-то случилось? — спросил он.

— Нет, — Каролина покачала головой, — нет. Всё в порядке.

Он заглянул ей в лицо.

— Кара, если я вдруг случайно чем-то тебя обидел, не молчи, пожалуйста, — встревожено проговорил он.

— Я же сказала, что всё в порядке, Дав, — она выпалила это в ответ, тут же испугавшись того, что, возможно, это прозвучало слишком грубо. И поспешно добавила: — Тебе не стоит так волноваться из-за любого пустяка. Правда, — сжав его руку, она остановилась на месте, и он тоже остановился. — Ты ведь живёшь тут где-то поблизости?

Последнюю фразу Каролина произнесла нарочито небрежно, будто вскользь, но Давид сразу же всё понял и заметно оживился.

— Да, в одной из тех мрачных серых пятиэтажек на Беринга, — ответил он. И добавил: — Хочешь зайти?

Она кивнула:

— Да, — и с лёгкой укоризной проговорила: — Ты до сих пор ни разу так и не пригласил меня к себе.

Он, казалось, стушевался.

— У меня страшный бардак дома, — признался он.

Каролина тут же пожала плечами — так же нарочито небрежно, как до этого поинтересовалась местом проживания Давида.

— Ну ладно, — сказала она.

Он взял её за запястья и развернул к себе:

— Идём, если хочешь.

— Теперь у меня чувство, что я навязалась, — усмехнулась она.

— Нет, нет, — он заглянул ей в глаза. — Идём, конечно, — и, покачав головой, добавил: — Прости, я такой идиот местами.

Они быстро дошли до его дома и поднялись по ступенькам на пятый этаж.

Когда он открыл дверь, две кошки — те самые, которых Каролина видела на фото, — уже сидели возле двери. Они одновременно поставили на гостью свои большие зелёные глаза. Одна из них — которая была поменьше и поизящнее — дала себя погладить, а вторая — огромная, трёхцветная, с видом матроны — фыркнув, удалилась.

— Где твоя спальня? — спросила она, быстро сбросив с ног кеды.

Ему явно понравился такой ход событий.

— Там тоже бардак, — ответил он, привлекая её к себе.

Она глубоко и жарко поцеловала его, давая понять, что бардак в данный момент волнует её меньше всего.

Они занимались любовью пять или шесть раз — она сбилась со счёта — первый начав ещё не до конца раздетыми. Его зрачки расширились ещё сильнее, когда она, осмелев окончательно, предложила ему оральные ласки.

Раньше ей казалось это чем-то неприятным.

Но не теперь.

— Пару раз я посещал сеансы эротического массажа, — облизнув губы, проговорил он, — но не позволял прикасаться к себе ртом там.

— Теперь буду знать, какие развлечения тебе по нраву, — она усмехнулась.

— Не по нраву. Мне было интересно попробовать.

— Понравилось?

— Нет. Было чувство, что меня трахнули против воли.

— И, говоришь, это не позволил?

— Нет. Я брезглив, — кончиками пальцев он коснулся её приоткрытых губ. — Но не по отношению к тебе.

Она легко коснулась его губ своими.

— То есть, мне можно? — уточнила она.

— Тебе всё можно.

Потом — когда закончился не то пятый, не то шестой раз — они лежали обнявшись. Она видела, что у него закрываются глаза, и всем видом старалась не выдать желания завыть в голос.

Каждый раз завершился для неё оргазмом, и после каждого оргазма ей отчаянно хотелось сдохнуть.

Дура. Жалкая дура. Решила впечатлить его своими оргазмами и отсосами? Ты не сможешь дать ему то, что ему нужно. То, чего он попросит рано или поздно, — пускай пока ещё и сам не осознаёт этого. Ты не дашь ему наследника — и, когда он об этом узнает, ты отправишься восвояси из его жизни вместе со всем остальным, что к тебе прилагается.

Другой продолжал бы пользоваться — исключительно в определённых целях.

Но он не станет.

Он чист и благороден.

Он даже шлюхе из массажного салона не позволил себе отсосать.

Когда он наконец уснул, она села на край постели и разрыдалась.

Увидев, что он пошевелился во сне, она встала и ушла в ванную.

Каролина скорее бы умерла, чем позволила бы ему сейчас увидеть её слёзы.

В ванной она умылась и потёрла глаза холодной водой.

Маленькая изящная кошка вошла туда вслед за ней и была там ровно до того момента, пока Каролина не вышла.

В коридоре Каролина погладила её. Кошка тут же благодарно мурлыкнула в ответ.

Когда она вернулась в спальню, Давид, к счастью, крепко спал.

За окном запела птица, и, Каролина, не выдержав, снова заплакала.

На этот раз тихо.

И горько.

Буквально на днях Каролина в очередной раз думала о том, что будет правильным рассказать ему о своей проблеме прямо сейчас, не откладывая.

Но так и не решилась.

Теперь этой проблемы нет. Но есть другая.

В ту самую первую ночь (которая началась вечером и в коридоре) он, явно стесняясь, сказал ей, что у него нет с собой презервативов.

Она ответила, что можно без них.

Он, должно быть, решил, что она пьёт таблетки. Или у неё стоит спираль. Или что-то ещё.

Каролина наливает себе воды и понимает, что чувствует себя совершенно разбитой.

Она не знает, что будет дальше.

А вдруг он действительно, по-настоящему не хочет детей?

Вдруг тот умилённый взгляд, который он бросил на маленькую девочку, ей попросту померещился?

Людям часто мерещится всякое.

Особенно — то, чего они больше всего хотят, и то, чего они больше всего боятся.

Ей ли как психиатру этого не знать!

Что ты накручиваешь себя, дура.

До этого ты боялась, что он бросит тебя и уйдёт к той, которая сумеет родить.

Так боялась, что беззвучно рыдала, глядя на спящего него.

Теперь ты ждёшь от него ребёнка — так что тебя вновь не устраивает?

На экране телефона появляется уведомление.

Она видит, что он пишет ей.

И впервые не хочет сразу отвечать.

Хотя и понимает, что сегодня им обязательно нужно увидеться.

Не откладывая.

— Ты раньше не приглашал меня сюда, — Каролина хмурится, и Давид моментально делается расстроенным.

— А ты пошла бы?

— Но сегодня же пошла, — теперь она улыбается, но всё равно выглядит при этом какой-то…

…напряжённой?

Тогда, быть может, не стоит сейчас?..