Плывем сюда на катере по Печоре. Крутые берега с поломанными тонкими деревьями. Чувствуется приближение тундры. Селений почт нет, иногда встречаются заброшенные черные избы. Мрачно и сурово. Потом несколько часов пешком по лесу к деревне Устье, а от нее на моторке по Городецкому озеру. Берега заросли невысокой травой, поднялись выше – и вот перед нами то, что осталось от русского форпоста на Крайнем Севере. Еле видны обвалившиеся срубы, упавшие кресты. Крест упал и на месте казни протопопа Аввакума. Ни одной церкви, даже в руинах! В конце 20—30-х годов ХХ века эти места находились во власти ГУЛАГа. Пустозерск использовался им для хозяйственных целей. Рассказывают, что один из лагерных начальников продал в соседнюю деревню под сарай сруб Преображенской церкви (построенной в первой половине XIX века).

После того как Пустозерск потерял былое значение, его роль перешла к селу Усть-Цильма, возникшему еще в XVII веке при впадении реки Цильмы в Печору. От своеобразного села, как его описывал Максимов, сохранилось мало. Облик села обезличен. Тон задают советские бараки и поломанная деревянная мостовая.

Деревянная церковь Николая Чудотворца перестроена под клуб, колокольню разрушили, а стоявшую рядом старообрядческую церковь разобрали «на хозяйственные нужды». Усть-Цильма одно из немногих мест, в котором сохранился древнерусский обычай Горка, когда на Петров день 12 июля женщины в старинных одеждах сходятся с пением на лужайке у реки, а все село собирается сюда веселиться как на праздник. Среди песен много было православных духовных стихов. В 20—30-е годы Горку за пение этих песен запретили. Но женщины все равно собирались по домам и пели свои старинные песни. Так как праздник Горки не совпадал с нашим маршрутом, то я по совету местных жителей пошел послушать северные песни на дому. Договорились с одной известной певуньей Марфой Николаевной Тирановой, пригласившей своих подруг, а сам я пришел с бутылкой сладкого вина и конфетами. Несколько часов подряд слушали спокойные, протяжные северные песни, без надрыва и резких нот…

В Усть-Цильме сохранилось немало старообрядцев, есть и такие, которые с «мирскими» и разговаривать не хотят и пить не дадут из своей посуды. Собираются они друг у друга, а чаще у того, «где больше святых (икон)», подолгу молятся. Усть-Цилма с XVIII века стала гнездом раскольников поморского согласия беспоповского толка. Отвергая священников, они предпочитали наставников-мирян, не имевших благодати на проведение служб. Вместо церкви у старообрядцев-поморцев существовал своего рода религиозный клуб. Усть-Цильмские раскольники были связаны с выговскими скитами. На словах защищая Православную веру, поморцы-беспоповцы на самом деле все дальше отходили от нее. То, что я увидел, путешествуя по рекам Цильме и Пижме, было настоящей гибелью веры. И «явреи» здесь в данном случае были ни при чем. Мне рассказывали, что они, напротив, поддерживали старообрядцев в пику православным.

Для старообрядцев поморского согласия места эти считаются священными. Здесь на реке Пижме в начале XVIII века был основан выходцами из Выга старообрядческий Великопоженский скит. В 1743 году в нем затворились и совершили самосожжение 86 человек. Впоследствии скит был восстановлен и закрыт уже в середине XIX века. На этом месте сейчас деревня Скитская. Где по реке, где пешком добираемся до Степановской, а через реку уже Скитская. Могильники среди рощи, где похоронены старообрядческие мученики, когда-то давно к ним совершалось паломничество. Сейчас полная тишина. Как будто все забыли это место.

Последняя часовня в Скитском стояла на месте самосожжения, но позже была перенесены в Замеженье и перестроена под жилой дом. Старую веру здесь уже мало кто поддерживает, несколько оставшихся старообрядцев собираются для молитвы в амбаре или рядом с ним. У них он играет роль часовни.

Остановились у самой старой жительницы Скитского Феодосьи Федотовны Осташевой, она пригласила своих соседок, а я записывал их рассказы. Вот один из них:

«Царя мы не чтили, так уж повелось издавна, но при царе нам жилось лучше. Молиться нам не запрещали, жили, как хотели. Была богатая часовня. Нашу общину поддерживало Преображенское кладбище в Москве, а деньги давал лично богач Рябушинский, также поморского согласия. Наставником общины перед революцией был Ефрем Кирилов, родственник Рябушинского по жене. Кирилов торговал мехом и сильно разбогател. Главной его мечтой было установить свою власть над всей тундрой. Он даже обращался к царю с просьбой продать ему эти земли. Но получил категорический отказ. По легенде, Кирилов спрятал в этих местах не только свои богатства, но и часть золота Рябушинского, который бежал за границу. Пришедшие к власти большевики поверили этой легенде. Между Кириловым и большевиками началась война. У Кирилова был вооруженный отряд, а большевики тогда были слабы. Первоначально Кирилов сумел установить свою власть над этим краем. Поговаривали, что он мечтал создать свое старообрядческое государство, вел переговоры с англичанами, получил от них через посредничество Рябушинского оружие и вооружил своих сторонников. Войну с большевиками Кирилов вел несколько лет с переменным успехом, все требовал от них признать его право на эти земли. В 1921 году он был схвачен вместе с двумя своими братьями в деревне Новожиловской. Большевики требовали от братьев, чтобы они отдали золото. Привезли их в Чека в Усть-Цильму, стали пытать. Потом заставили самих выкопать могилы и снова пытали. Обрезали уши, нос, стреляли в разные места, братья золота не выдали, их сбросили в яму и закопали еще живыми».

Золото Кирилова большевики искали все годы советской власти, и, говорят, кое-что нашли.

Последним наставником старообрядческой общины в Скитском был Сидор Нилович Антонов, муж сестры Кирилова, по рассказам, помогавший последнему хранить оружие и золото в тайниках на Умбе. В роли наставника Сидор Нилович был самым неподходящим кандидатом. Он плохо знал Священное писание, плохо разбирался в старославянском языке, не мог никого научить читать старые книги. В результате после смерти Антонова никто не мог занять его место по безграмотности.

Феодосья Федотовна и ее соседки наперебой рассказывали мне, какой грешник был их наставник. Читал Священное писание, а по нему не жил. Имел трех жен и множество наложниц, «перепортил» всех своих двоюродных сестер. Много мошенничал и врал. Брал деньги за службу, но не исполнял. Желающих читать по-церковнославянски не учил. Особенно вспоминали они, как Антонов украл у геологов карту с результатами обследования реки Умбы. Начальник партии был за это невинно осужден. Грех этот открылся случайно. По забывчивости Антонов продал старую книгу, в которую была вложена записка с указанием, где спрятали планшет с картой геологов. Незадолго до смерти приезжали из прокуратуры, сделали у него обыск, увезли четыре ящика старинных книг. Одной из женщин он признался, что не верит в Бога. «Бога нет, а есть только пристрастия на земле», – говорил он, склоняя ее в постель. В очередной раз согрешив, он молился, плакал, из глаз текли крупные слезы. Вместе с ним из этих мест для многих ушла вера. Мы его даже не поминаем, недостоин, сокрушенно говорили мне бабушки, продолжавшие сохранять свою веру.

Уезжая отсюда, я сделал очень важный вывод – без почитания Царя, Церкви и священства вера жить не может. Только они драгоценный сосуд, который сохраняет веру и передает ее потомкам. Уже гораздо позднее, занимаясь изучением масонства, я понял, почему так много старообрядцев вступали в масонские ложи. Без Царя, Церкви и священника они превращают веру в произвол, независимый от традиций и благодати, а только от человеческого хотения, «пристрастия на земле» – как сказал последний поморский наставник Пижемского края.

Завершение десятилетия путешествий и паломничеств. – Подведение итогов. – Ритуальный погром русских святынь. – Уничтожение культурных сокровищ. – Руководители погрома Ягода и Губельман. – «Союз воинствующих безбожников» и НКВД. – Безуспешные попытки опубликовать результаты своих исследований о судьбе русских святынь