П. В. Бибиков, потомок древнего дворянского рода, после смерти Мержеевского купил большую часть его библиотеки. К Мержеевскому относится недоброжелательно, видимо, в свое время у них был какой-то личный конфликт. После смерти архиепископа Феодосия в Бразилию был назначен владыка Виталий, будущий первоиерарх Зарубежной церкви. С владыкой Виталием у Мержеевского отношения не сложились. Во всяком случае, благословения на дальнейшее издание «Владимирского вестника» влыдыка не дал. Как я уже рассказывал, отец митрополита Виталия был масоном, да и сам Виталий поддерживал «дипломатические отношения» с масонами.
Из других интересных людей, встреченных в Сан-Паулу, в памяти остались Алексей Алексеевич Бехтеев, племянник знаменитого поэта-монархиста С. С. Бехтеева и тоже в душе поэт «среди цветов и пальм», а также Владимир Гордеевич Брызгунов, церковный публицист, поэт, составивший путеводитель по творениям митрополита Антония (Храповицкого). Рассказывал, каким идейным противником масонства был митрополит, но и «вольные каменщики» сделали ему много пакостей». Несколько раз поднимался вопрос о канонизации владыки Антония, и каждый раз масонское лобби добивалось, чтобы вопрос этот сняли с повестки дня.
Встречаясь со старыми эмигрантами, я узнал, что в Бразилии некоторое время жила одна из самых замечательных поэтесс русского зарубежья Марианна Колосова, вдохновенный обличитель еврейского большевизма. В доме для престарелых одна старушка подарила мне выпущенный еще в Харбине сборник стихов этой поэтессы.
Во многих православных приходах раньше были хорошие библиотеки, сейчас русские книги берут редко. При посещении некоторых церквей, например, в Альпине, мне разрешили отобрать из библиотеки книги для нашей работы, редкие эмигрантские издания еще до 1940 года. Большой сюрприз меня ждал в так называемой Филантропии – доме для русских престарелых, в которой штабелями лежали эмигрантские книги и журналы, в том числе и по нужной мне теме. Некоторые из них, судя по надписям, были из библиотеки Мержеевского.
В Рио-де-Жанейро я провел полтора дня. Пробежав по Копакабане, искупавшись в океане, утолив жажду жидкостью большого кокоса, я пошел разбираться в книгах семьи Голубевых, у которых и заночевал. Сын священника Андрей Павлович Голубев лично знал Мержеевского и рассказал мне о его смерти. Владимир Данилович до конца своей жизни не переставал работать, а в последний день пришел на собрание, чтобы сделать доклад. Сказал: «Начнем работать» – и вдруг упал на стол и умер.
Жена Мержеевского после его смерти подарила Голубеву любимую книгу мужа «Книга жизни» профессора И. А. Сикорского (отца знаменитого авиаконструктора), выпущенную в 1939 году писателем Гребенщиковым в Чураевке. С утра я с Андреем Павловичем поехал на гору Корковадо, на вершине которой воздвигнута гигантская статуя Христа. С горы открывается восхитительная панорама океана и города. «Город красивый, но растленный, большинство жителей его живут грехом, другой жизни не знают и знать не хотят, – рассказывает Голубев, – многие занимаются обслуживанием развратников со всего мира, и прежде всего из США».
Венесуэла, куда я прилетел из Бразилии, встретила меня жаркой, влажной, настоящей тропической погодой. Столица страны Каракас расположена среди гор. Дома живописно лепятся по гористым холмам. В Каракасе и некоторых других городах Венесуэлы, в которых я побывал, много красивых, богатых домов. Большие запасы нефти в стране и близость наркотрафика из Колумбии обогатили часть населения страны, но большинство живут в нужде. Рядом с дворцами соседствуют развалюхи и просто трущобы. Основу правящей элиты составляют иудеи. После Второй мировой войны в Венесуэлу прибыли тысячи русских людей, из которых выжили далеко не все. Но те, кто выжил, устроились неплохо. В Каракасе до середины 60-х годов существовал Русский клуб. В нем устраивались концерты, балы, фестивали, проходили конференции и обсуждения злободневных вопросов. Клуб развалился из-за неприязненных отношений первой и второй волн эмиграции. Последним председателем Русского клуба был Михаил Владимирович Тархов, по профессии инженер-электрик, перенесший тяжелые испытания, посвятивший свою жизнь борьбе за русское дело. До конца своих дней он устраивал различные культурные мероприятия, стараясь сохранить русскую общественную жизнь в Венесуэле.
Еще в Москве я познакомился с дочерью М. В. Тархова Валентиной Михайловной, профессором Каракасского университета, а когда приехал в Венесуэлу, у нее остановился. Русский патриот, она не переставала следить за событиями в России и всегда поражала меня своей эрудицией и нестандартностью мышления. Как единомышленники, мы быстро научились понимать друг друга с полуслова и, конечно, подружились. Для работы она передала мне несколько коробок книг, которые начал собирать еще ее отец.
В Каракасе я познакомился с князем Александром Яковлевичем Амилахвари, свидетелем жизни замечательного русского мыслителя и общественного деятеля Николая Ивановича Сахновского. Николай Иванович был последовательным антисионистом и противником масонства. О Сахновском я собрал много материалов еще в Аргентине. В 1960—1970-е годы Сахновский возглавлял Российский Имперский Союз-Орден, издавал монархическую газету «Русское слово». В 1965 году в Буэнос-Айресе вышла книга Сахновского «Святая Русь. Краткая история русского православного царства», сыгравшая большую роль в сохранении и развитии идей русской цивилизации за рубежом.
Совместно с Б. Башиловым и А. Макотченко Сахновский выпустил комментированное издание «Протоколов Сионских мудрецов». После смерти жены Сахновского, по национальности немки, на него усилились нападки со стороны иудейско-масонских кругов. Как мне рассказывал Амилахвари, Сахновский был вынужден уехать в Венесуэлу и поселиться в доме своего пасынка, женатого на бразильянке. Сахновский очень страдал, что не мог работать. После его смерти у Амилахвари остались часть материалов и фотографии из его архива, которые он передал мне.
Большим сюрпризом для меня стала встреча с прямым потомком древнего боярского рода Николаем Александровичем Хитрово, предки которого внесли большой вклад в строительство Великой России. Это был мощный, мудрый старик, в котором ощущалась прямо-таки юношеская заинтересованность жизнью современной России. Ни один из представителей рода Хитрово не запятнал себя членством в масонских ложах. Николай Александрович говорил об этом с гордостью. Мы беседовали с ним на самые острые темы, и я чувствовал, как глубоко и точно он понимает всю подоплеку русской истории ХХ века, роль в ней «еврейского племени» и масонства, подорвавшего русские дворянские роды.
Н. А. Хитрово показал мне подлинные письма царицы Александры Федоровны и царских дочерей к его тетке М. С. Хитрово, которая до конца дней осталась верна царским мученикам. С этих писем мы сделали копии, и я их опубликовал в одном из московских журналов.
Совсем другой человеческий тип представлял собой сын Н. А. Хитрово Владимир. Он русский другой формации, повел меня знакомить с какой-то темной личностью, находившейся в бегах из России, бандитом комсомольской закваски.
Трогательный характер носили мои встречи с членами кадетского объединения в Венесуэле. Тональность этих встреч была такой же, как в Сан-Франциско – бодренькие старички с молодой душой и неудовлетворенным желанием жить на Родине. Запомнился В. В. Бодиско, братья Волковы. С Г. Г. Волковым некоторое время я провел в Окумаро на Карибском море в спорах «что делать и кто виноват?». Путь на Окумаро не обошелся без приключений. После города Маракай дорога пошла через горы. В некоторых местах ее узкое полотно было буквально прилеплено к краю пропасти, на дне которого текли мелкие речушки. В долинах между гор сплошной стеной стояли джунгли с огромными деревьями и свисающими лианами. В тот момент, когда мы уже далеко углубились в горы, хлынул тропический ливень. Вода была всюду – и с неба, и потоками с гор. На некоторых узких участках мне казалось, что сейчас нас смоет в пропасть. Кроме нас, на дороге никого не было. Как потом выяснилось, по радио было предупреждение, которое мы прослушали, и многие водители не решились поехать через горы в такую стихию. Прижавшись к склону горы, мы остановились. Какое-то время дождь был настолько силен, что вокруг ничего не был видно. Мы стали молиться. Время от времени на машину падали не только тонны воды, но и небольшие камешки, стучавшие по кузову. В голову лезли мысли: «А не свалится ли на нас сейчас какой-нибудь валун с горы». Когда ливень прекратился и снова появилось палящее солнце, мы убедились, что наши опасения были не напрасны. Весь оставшийся путь нам приходилось объезжать или выходить и отталкивать камни, ветки и даже обломки стволов деревьев, выброшенных потокам и с гор на дорогу.
