Эмпирика не следила за новостями. Теперь она мысленно укоряла себя: как можно было пропустить новую книгу Фрагилия, одного из немногих современных Эгидиумов, чьи работы не были сплошным словоблудием и переписыванием чужих трактатов?

***

За лесом до Карахийских холмов на горизонте раскинулась живописная долина, устланная ковром душистых жёлтых цветов. Сейчас она была усеяна разноцветными палатками и островерхими шатрами, похожими на жилища дикарей, меж которыми сновали умопомрачительные толпы.

Оставив повозку вместе с множеством других на окраине леса, сёстры нырнули в шумное море разноликого многоголосия.

Народ здесь и вправду собрался самый разный: златовласые агранисцы и темнокожие рат-уббианцы в традиционных нарядах, болотные жители в лохмотьях из тины и раскосые островитяне с крошечных Кито и Апсары в узорных платьях. Попалась даже пара рыжих верзил с Гната в грубых крестьянских рубахах и краснощёкая девица с Миса, так задорно играющая на балалайке, что ноги сами просились в пляс.

Некоторые, перемазавшись с головы до пят голубой краской, нацепив ожерелья из морских раковин и приделав к ушам ребристые гребни, а к рукам — плавники, изображали нереи — гипотетических представителей древнего Водного Народа. Другие вырядились в серые рубища, подражая галахийцам. С невнятным монотонным мычанием они стояли вокруг костра, держа в руках длинные красные палки, которые под одобрительный смех окружающих одновременно выбрасывали вперёд наподобие копий, когда кто-то проходил мимо.

Настоящие галахийцы, конечно, пришли бы в подлинное бешенство от этой клоунады, но кому какое дело, раз со времён короля Бакринда им под страхом смерти запрещено покидать свой остров?

— Ну как тебе? — весело спросила Эмеградара.

— Их слишком много, — сдавленно вымолвила Эмпирика.

Сборище оглушило её, привыкшую к тишине пустынных башенных покоев. Музыка, пение, крики и смех неслись со всех сторон без разбору. Смешение цветов, яркость красок, мельтешение образов — всё сбивало с толку.

Зато теперь можно было не опасаться привлечь чьё-либо нежелательное внимание: наряды сестёр сливались с царившей повсюду пестротой. Янтарынй плащ золотое платье Эмеградары напоминали традиционные костюмы воинов-феоссаров, которые носила добрая часть собравшихся, и даже повседневное чёрно-красное игнавианское облачение Эмпирики, не решавшейся, однако, снять капюшон, на общем фоне казалось закономерной частью маскарада.

Тёмные одеяния здесь не были редкостью.

Группка ребят с приделанными бородами облачилась в чёрные шкуры джаобийских венцеклювов — хищных зверей с длинной шерстью, мощными когтистыми лапами, чудовищной головой с огромным птичьим клювом и пятью загнутыми вперёд рогами. Очевидно, они изображали нуаров, но не слишком удачно: очень уж были смешливыми и громкими, в отличие от настоящих мрачных кочевников. Некоторые носили тёмные балахоны и страшные шлемы из рогатых черепов.

— О, ты из ашей? — крикнул какой-то парень, когда сёстры проходили мимо.

Эмпирика испуганно обернулась. И оцепенела от ужаса, поняв, что обращаются к ней.

— Отменный костюм, — весело улыбнулся светловолосый агранисец в золотой мантии, нагнав сестёр, — твои уже собираются у холмов. Не знал, что у вас девчонки тоже сражаются.

Недоумевающая Эмпирика растерянно взглянула на спутницу.

— А что там будет? — поинтересовалась Эмеградара.

— Лучшая часть Фестиваля. Битва ашей с радошианцами. Конечно, мы как всегда победим. Но ты не расстраивайся, костюм всё равно шикарный.

Древняя битва за Эгредеум. Эту легенду Эмпирика с детства любила больше прочих. Возможно, оттого, что сказание было смутным, составленным из разрозненных обрывков похожих легенд с разных островов, так что у читателя, вынужденного многое додумывать самостоятельно, оставался огромный простор для фантазии.

Давным-давно на Эгредеуме была война, — вот и всё, в сущности, что гласило предание. Радошианцы сражались против ашей. И победили. Но кем были те и другие, зачем сражались и что стало с побеждёнными? Эти вопросы оставались без ответа.

Эгидиумы, казалось, мало интересовались этим. В данном случае они не исключали категорически, что в основе сказания могут лежать реальные события, но отводили роли радошианцев и ашей гипотетическим дикарским племенам — всегда разным.

А Радоша, который, по мнению набожных рат-уббианцев, и создал Эгредеум, учёные мужи и вовсе считали исключительно «мифологическим персонажем». Его, мол, придумал Теотекри, основатель Совета Эгидиумов, чтобы легче было объяснять устройство мира простому народу. Но откуда тогда, спрашивается, в ранних работах Теотекри отсылки к некой «Книге Радоша» — утерянной? Намеренно сокрытой? Вовсе никогда не существовавшей? В последнее Эмпирике отчего-то не верилось.

***

Миновав оживлённые торговые ряды с замысловатыми нарядами, самодельными украшениями и свистульками, пройдя мимо пустого деревянного помоста, вокруг которого крутилось множество ряженых, сёстры по пологой тропинке меж редкими зарослями кустарника спустились к ручью.

На берегу несколько девушек в голубых платьях плели венки из цветов. Другие, с флейтой, лютней и бубном тихо наигрывали неразборчивую мелодию, всё время прерываемую недовольными замечаниями одной из них.

— Может, начнём нормально репетировать? Нам же нужно ещё распеться, — укоризненно воскликнула девушка с венком.

— А что я могу, если Личенья всё время фальшивит! — взвизгнула обладательница бубна, грозно потрясая им в воздухе.

В другой стороне, на зелёном лугу за ручьём, у подножия холмов, теряющихся в сизой дали, вокруг приземистого сарая из неотёсанных досок сновали чёрные фигуры. Сквозь гул и смех слышались крики команд и лязг металла.

Армия ашей, догадалась Эмпирика. Ну, не то чтобы армия, — так, небольшой отряд. Очевидно, аши не пользовались у собравшихся такой популярностью, как феоссары, в чьи янтарно-золотые цвета вырядился каждый второй на Фестивале.

Сёстры подошли ближе, к самой воде.

Отсюда хорошо было видно красные спиральные узоры на груди воинов, строящихся перед сараем неровными шеренгами. Длинные чёрные сюрко, замысловатые наплечники с острыми шипами, у некоторых — закрытые цилиндрические шлемы с ветвистыми рогами. Не все подошли к изготовлению доспехов с подобной тщательностью: кое-кто вообще ограничился чёрными занавесками, надетыми на манер плаща.

Чёрные копья, чёрные мечи, чёрные с красной спиралью щиты всех форм и размеров мелькали тут и там.

— С ростовыми щитами — вперёд! — скомандовал воин в рогатом шлеме — очевидно, предводитель.

Полы его длинного плаща украшали алые языки пламени.

— Ничего, что у ашей вряд ли такие были? — съехидничал кто-то.

— Поэтому и проиграли, — хохотнуло басом в ответ.

Поодаль несколько рогатых фигур в чёрно-красных балахонах, размахивая длинными рукавами, похожими на птичьи крылья, изображали нелепые первобытные пляски.

Пара воинов устроила игру в догонялки. Легко размахивая мечами, — судя по всему, деревянными, — они носились меж рядами, путая строй.

— Убива-а-ать! Смерть Радошу! — орали они во всю глотку.

Эмеградара хихикнула.

— Вот идиоты!

Эмпирика испытывала смешанные чувства. Общая насмешливость этого балагана вызывала непонятное раздражение, но в самой глубине её существа просыпалась странная, доселе неизведанная взбудораженность. Это не поддающееся осмыслению чувство отчасти напоминало закипающую ярость, что испытывала она во время нападок Эвментары. Едва сдерживаемая злость, от которой мелкой дрожью трясётся всё тело, непреодолимое желание стереть глумливую ухмылку с надменного лица, чёрная досада, изнутри рвущая душу, скованную осознанием собственного бессилия.