Еще один удар, который, казалось, сотряс каменную стену, разбрызгивая пыль в воздухе. Мне тоже это показалось?

Но нет… вот оно. Всхлип. Еще один крик. Душераздирающий крик.

Героин обеспечил некоторое подобие побега, но мой желудок все равно скрутило. Это было похоже на постоянный зуд под кожей, который я не мог почесать. Кровавый порез, о котором я не помнил, открылся снова, когда покрытая коркой корочка снова начала заживать.

Я сосредоточил свое внимание на пылинках, танцующих в воздухе, насмехающихся надо мной своей свободой, пока я сидел здесь неподвижно.

Я поднял руку и потянулся к ним.

Вот только я не смог их поймать. Они были мимолетными, как и мое здравомыслие. Точно так же, как прилив от героина. Оно должно было подчинить меня, но он — Перес, человек с холодными темными глазами — сказал, что это сделало меня диким, прежде чем сделать мягким. Ему не нравилась ни одна из крайностей.

А я… с каждым днём я теряла себя всё больше, и каждая полученная доза доводила меня до безумия.

Я снова убил. По крайней мере, я так думал. Трудно было отличить реальность от кошмаров. В моем сознании все было затуманено из-за лекарств, которые мне продолжали вкачивать. Я полагал, что теперь я стал наркоманом. Не то чтобы это имело значение в долгосрочной перспективе.

Я потерял все это из виду и, честно говоря, не был уверен, что меня это волнует.

Но я до сих пор помню ту первую ночь, когда меня привезли сюда мужчина пытался изнасиловать. Я дрался с ним, выколол ему глазные яблоки. Когда он собирался одолеть меня, Кортес подошел к нему сзади и убил его. Выстрелил ему в голову, его мозг забрызгал меня.

Желчь поднялась к горлу, кожа покрылась от отвращения. Я кричала и кричала, пока в горле не пересохло, и я больше не могла кричать.

Единственное, что я знал наверняка, это то, что он вколол мне еще больше яда. Последствия этого продолжали царапать меня внутри, как ногти по классной доске. Каким-то образом мой мозг через туман боли послал сообщение, что нужно дышать. Жить. Выживать.

После этого Кортес назначил врача и одного доверенного охранника присматривать за мной. Они поняли, что я «его», и пока ничего не предпринимали. Не то чтобы кто-то хотел прикоснуться ко мне — по большей части — но время от времени смелый или глупый человек пытался. Последнего я порезал его собственным ножом, выпотрошив его от шеи до паха.

Я больше не кричал, когда видел смерть или когда кровь лилась рекой.

Тень ужаса — доктора или моего охранника — появилась у двери камеры.

«Она принимает противозачаточные средства?» Это был голос охранника. Мои глаза остановились на двери, молясь, чтобы Кортеса там не было.

Врач ответил: «Ее медицинские записи показывают, что у нее установлен противозачаточный имплантат. Почему?"

От их разговора меня стошнило. Ярость. Убийство. Вот только в комнате со мной больше никого не было. Ни души в пределах моей досягаемости. Возможно, разговор происходил в моей голове. Бог свидетель, там и так хватает всякого дерьма.

«Он хочет, чтобы ее забеременели».

Никакого пути, черт возьми, не было. Я скорее перережу себе горло. Нет нет нет.

«Он не сможет ее сбить с толку, если будет продолжать накачивать ее наркотиками». Сбить меня с ног? Зачем ему это нужно? Он был сумасшедшим. Боже, я был чертовски беспомощен и ненавидел это.

«Она продолжает нападать на Шефа». Шеф. Разве это не означало, босс? Должно быть, они говорили о Кортесе. Последовала череда проклятий, и меня осенила мысль. Они говорили по-английски, а не по-португальски. Поскольку меня похитили, большинство разговоров велось на португальском языке. Почему не этот? «Героин не работает».

Сердцебиение прошло.

«Мне кажется, что это работает. Если Джефе хочет, чтобы она забеременела, ему нужно отучить ее от героина и просто дать ей успокоительные. Это сделает ее легкой любовницей.

Кто-то захихикал из темноты, посылая ужасающее эхо в холодный, влажный воздух. Как долго я смогу сопротивляться? Глубоко в моем одурманенном сердце и галлюцинирующем разуме я знала, что этот мужчина изнасилует меня. Это был лишь вопрос времени.

«Я слышал, что она укусила его член. Он на какое-то время выйдет из строя. Может быть, нам стоит поиграть с ней и сломать ее для него. Я не знал, откуда пошел этот слух, но был за него благодарен.

«Вы, два глупых идиота, делаете это на свой страх и риск, и когда меня нет рядом. Нужно ли мне напоминать тебе, что случилось с последним парнем, который пытался взять с нее образец? — сказал один из мужчин. Я вспомнил. Его кровь до сих пор пятнала пол моей тюремной камеры. «Нам просто нужно найти лекарство, которое сохранит ей сознание».

Раздалось хихиканье. «А разве имеет значение, проснулась она или нет?»

«Никому не нужна шлюха-наркоманка, которая даже член нормально отсосать не может. Он не хочет трахать обмякший труп. Как только Кортес сломает ее, не будет иметь значения, в сознании она или нет.

Мое сердце сжалось, когда я их слушал. В этот момент мне не следует ничему удивляться, но даже несмотря на зависимость, новая порция паники болезненно скрутила мои внутренности.

"Вы заблудились. А ты останься со мной.

Шаги стихли.

— Так вы идете, Доктор, или боитесь, что она положит конец вашей несчастной жизни?

Я вскочил на ноги. Мои зубы стучали, как будто лед звенит в стакане. Боже, одна эта мысль напомнила мне о моей жажде. Раз в день, но никогда в одно и то же время, они подносили в дверь один стакан теплой воды и одну тарелку с помоями.

Дверь скрипнула, и шаги постучали по грязному каменному полу. Затаив дыхание, я смотрел на него, когда он приближался ко мне. Он остановился в футе от меня, затем медленно расстегнул молнию на сумке.

Я оставался неподвижным, наблюдая, как он что-то из него вытаскивает. Хирургический нож.

Настороженно глядя на него, я задавался вопросом — в сотый раз — было ли это на самом деле. Никто не смог бы пережить такую пытку. У меня было достаточно сражений, чтобы продержаться десять жизней. Черт, сто жизней. Я боролся, чтобы выжить. Боролся за то, чтобы его не трогали. Пыталась сохранить память о муже.

Это место было худшим кошмаром для каждой женщины, но каждый раз, когда я собиралась сдаться, я слышала голос Амона.

Продолжай сражаться, девочка с корицей. Но почему? Зачем мне сражаться, если он мертв? Вернись ко мне.

Голос моего мужа в моем черепе был рай и ад, рай и бездна. Так близко, но так далеко.

«Мы должны удалить ваш имплантат», — объявил врач, подняв нож. Он был лысым и без уха. Шрам тянулся вниз по черепу к правому виску и щеке и заканчивался на шее.

Он выхватил из сумки иголку и подал знак кому-то справа от себя. Я услышал тяжелый стук ботинок по грязному полу.

Я ждал, собираясь с силами. Три, два, один.

Другой мужчина набросился на меня, схватив за левую руку. Я бился и пинался, но мое тело было слабым. Они смеялись, говоря по-португальски. Почему они раньше говорили по-английски? Возможно, это был их извращенный способ насмехаться надо мной.

Я вырвался из его захвата и пнул его в голень. Пока… бац! Боль взорвалась в моем виске. Последовал еще один удар. Один из них схватил меня за руку и толкнул на колени, задев нерв, из-за которого с моих губ сорвался вопль.

— Уже не так сложно, да?

«Перестаньте ее волновать», — приказал доктор. «Держите ее на коленях и держите ее руку свободной».

Я сошел с ума, пытаясь сразиться с ними, но был слишком слаб.

— К черту это, — прорычал он. «Она будет сосать мой член, пока она там внизу».

Он открыл мой рот и в мгновение ока расстегнул молнию, выдернул свой член и засунул его мне в рот. Я посмотрела на него, мои внутренности бушевали, как торнадо. Нить оборвалась, как в прошлый и позапрошлый раз, когда кто-то пытался ко мне прикоснуться.

Я прикусил и стиснул челюсть, когда охранник издал плачущий вой, и кровь брызнула на мое лицо. Он ударил меня так сильно, что звезды взорвались, когда я схватил нож в руке врача. Джекпот.