– Ну, ты можешь, конечно, не поверить, но я не сразу стал таким вот идеальным, – с меланхоличным настроем философа произносит мой жених.
И теперь хохочу я, но замолкаю, как только обидно раздуваются большие ноздри.
– Ты только что лишила себя рассказа об идеальном человеке, – притворно расстраивается парень.
– Ну расскажи, я не буду смеяться, – прошу я.
– Обязательно расскажу, когда мы будем женаты много лет, у нас будет куча мелких и ты уже не сможешь уйти от меня.
Хихикаю снова. Неужели все было так ужасно?
Миша приближается медленно, рассматривая каждую клеточку моего лица. Его тяжелая ладонь ложится на мое бедро и тянется вверх, проникая под футболку. Мое дыхание замирает, но поцелуя не следует. Миша останавливается в желанной близости, глубоко вдыхает и по комнате, вместе с заглядывающими в окно рассветными солнечными лучами, разносится его приятный бас.
– Вечером я уеду, на неделю, не больше. Буду недоступен. В случае чего звони Романову. И выкини все свои пижамы, после свадьбы я хочу иметь полный доступ к тебе, когда ты будешь лежать в моей кровати.
О-о-о! А вот таким серьезным и требовательным я его еще не видела. Решил меня в браке затиранить? Добреньким только претворялся? И почему от этих хрипловатых слов, высказанных низким голосом, вдруг сжимаются мои бедра?
– А в своей? В своей кровати я могу спать в пижаме?
– А своей кровати у тебя больше не будет, пухляш, – его ладонь сжимает до боли мой бок, заставляя поморщиться. – Но ты можешь выбрать комнату, которая станет нашей. Поиском квартиры займемся после свадьбы. Не думаю, что ты захочешь жить в генеральском доме.
Нет, там я жить не хочу. А вот на генеральской даче осталась бы с удовольствием.
– На мальчишнике тоже были девушки? – спрашиваю, прикрывая глаза, и устраиваюсь поудобнее в его подмышке.
– Ага, – лениво зевает мой жених.
– И ты…
– Рит, посмотри на меня, – перебивает он, и я выглядываю из-под нависшей на лоб челки. – Мне двадцать семь, – его толстые пальцы аккуратно убирают мои волосы с лица и останавливаются на щеке, – я нагулялся. Меня часто не будет дома, иногда подолгу, ты знаешь это. И ты можешь быть уверена, где бы я ни был, что бы не делал, в моей жизни будет только одна женщина.
– Это я? – мои руки начинают дрожать от напряжения внутри.
– А ты догадливая, – смеется Коршун.
– Женя пригласила меня в гости на следующей неделе. Мы хотим заняться… м-м, некоторыми женскими делами, – я не могу рассказать ему о том, что попросила подругу помочь мне с азами интимной жизни и… пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, пусть Миша не спросит, чем именно я собираюсь заняться там. – Я должна спрашивать у тебя, могу ли пойти к ней с ночевой?
– Должна, – голубые глаза прищуриваются, но улыбка на лице не появляется, за что я молча благодарю его, хоть и ясно, что мой жених понял мои намерения.
– Так… я могу пойти к ней?
– Можешь. Но я хочу знать, когда и где ты бываешь.
А теперь кустистые брови хмурятся, словно Миша обдумывает что-то.
– Тогда я тоже хочу знать, когда и где ты бываешь, – хихикаю я, умоляя пьяный туман пропасть из моей головы, потому что мне жаль засыпать сейчас, когда между нами происходит разговор об отношениях.
– Чаще всего мое местонахождение военная тайна, – Миша серьезно рассматривает мое лицо, – но все, что ее не касается, ты будешь знать, обещаю.
– Миш, – мне вдруг становится страшно, я никогда раньше не задумывалась над тем, что он военнослужащий… как папа, – с тобой ведь ничего не случится?
Он мотает головой. А я касаюсь губами его груди, покрытой белой майкой.
– Миш, а мы можем остаться жить тут?
– Ты хочешь?
– Еще как!
– Тогда конечно мы можем остаться тут.
– Я думала, – воодушевляюсь, борясь со сном, – что можно мои вещи оставить в моей же комнате. А что? Тина напокупала мне столько шмоток, что они в твои шкафы не влезут, потому что, это странно, но у тебя еще больше шмоток. Никогда не видела, чтобы у парней столько их было… А еще у меня все душевые принадлежности там, смысл все переносить, если я могу ходить в свой душ? Мне он нравится, а в твоем я даже не была. Я ведь вообще только вот один раз была в твоей комнате…
Осекаюсь от раздающего басистого смеха. Миша прижимает меня покрепче к себе, теребя макушку.
– Пухляш, у тебя начинается пьяная болтовня. Мы решим все потом. Давай спать.
– Вот ты никогда ничего со мной не обсуждаешь, – действительно, мне очень хочется разговаривать. – Мы же скоро поженимся! Я должна знать, что…
– Не тебе, не мне, – замолкаю от его голоса, – мы переедем в самую большую комнату в этом доме. Нам обоим в ней хватит места.
Думаю, Миша намеренно умалчивает о том, что самая большая спальня в этом доме его.
– И повесим там твои картины, они мне понравились. И я могла бы отдать вещи, которые ты уже не носишь в пункт приема, чтобы…
– Черт, если бы знал, что ты по пьяни такая болтливая, поил бы тебя каждый день с самого твоего приезда, – смеется Коршун.
– Серьезно, зачем тебе так много вещей?
– Спи моя радость, усни, – громко запевает парень не попадая ни в одну ноту, и я прыскаю, зарываясь лицом в его грудь, чем прошу покрепче обнять меня, – в доме погасли огни…
***
– Пора?
Втащил бы этому малому. Третий раз спрашивает. Он вступил в отряд А недавно. И это его первое задание. И тот факт, что его послали со мной, мне капец как не нравится. И то, что нас послали вдвоем, мне нравится еще меньше. Сейчас мне совершенно не хочется заниматься воспитанием новичков. Вопреки всей моей любви к работе и всему, что с ней связано, в настоящий момент я хочу находиться в Москве, там, где полным ходом идет подготовка к свадьбе и там, где я нужен сейчас больше.
– Коршун! – шипит Васек и толкает меня локтем в бок.
Прижимаю палец ко рту, чтобы новичок заткнулся. Я уже сказал ему раньше, чтобы помалкивал и ждал моих указаний. Мы двадцать минут наблюдаем, как трое подозрительных бородатых типов входят и выходят из дома, метрах в тридцати от нас. По нашим данным в доме должен скрываться один из организаторов предотвращенного нами теракта в Москве. Но тут их трое, что не являлось бы проблемой, не заметь я в окне дома девушку и парочку малышей. Я должен разобраться, кто эти люди в доме прежде, чем мы приступим к захвату объектов. Чутье подсказывает, это гражданские.
– Остаешься тут, – принимаю решение после минутного размышления, – надо выяснить, кто в доме.
Васек хочет ползти со мной, что ясно. Но я зыркаю на него, призывая к дисциплине, которой сам никогда не отличался.
Подползаю к домику с обратной от двора стороны, где видел мелькающую девушку. В окно наблюдаю за ее суматошным перемещением по дому. Лицо запугано. Она пару раз подбегает к двум мальчишкам лет пяти, обнимает и целует их, уговаривая не плакать, потому что сейчас эти дяди уйдут и они смогут поехать домой. Делаю вывод, что девушка не имеет отношения к трем мужикам, которых в комнате не вижу, а значит, они до сих пор во дворе с другой стороны дома. Решаю войти в контакт и кидаю небольшой камень в открытое окно. Черноволосая женская голова с запуганными глазами тут же появляется в проеме и замирает, увидев человека в военном обмундировании.
– Они уже сутки не выпускают нас, – шепотом сообщает девушка.
Удивляюсь быстрой реакции незнакомки, но слушаю. Ее зовут Айша. Тут жили ее родители. Она приехала на выходные с детьми подготовить дом к теплому сезону, но в доме уже были эти люди. Она не знает, кто они, и как тут оказались.
Подаю сигнал Ваську. Малой появляется через полторы минуты. Объясняю малышам, что они должны ползти за дядей как можно тише и быстрее. Айшу отправляю с ними, предварительно уточнив информацию, известную ей.
Да, неизвестных мужиков тут трое. Обхожу дом, удостоверяясь, что все они находятся на улице. Возвращаюсь к открытому окну, в которое залажу, невесомо передвигаюсь к выходу из дома и устраиваюсь, наблюдая за бородатыми. Васек должен скоро вернуться со стороны двора.