Скидываю ботинки в коридоре. Странно, но арка в зал закрыта. Не помню, чтобы ее когда-нибудь закрывали. Интересно, что отец там делает. А ну ка щас выговор ему влеплю за долгое отсутствие. Надо только быстро сказать и свалить, а то нарвусь на реальный выговор. Распахиваю двойную дверь, увлеченный природным любопытством и…

– Да что б вас! Фуууу! Вашу ж мать! Вы омерзительны!

Прямо на диване, где я еще недавно беззаботно валялся, представляя пухляша, моющуюся в бане, с напором двигается голый зад моего отца! Голый! Зад! Моего! Отца! К горлу подкатывается тошнота…

Отец резко соскакивает, ища, чем бы прикрыть стоящий орган. А это еще что? Родинка? Всматриваюсь в стоящий орган, ничего, кстати, размерчик. Прыгает голый по комнате, но все его шмотки раскиданы по полу и ему требуется несколько секунд, чтобы поднять синюю рубашку и обвязать ее вокруг бедер. Меня пробирает от смеха, но я сдерживаюсь.

– Сын! – горлопанит генерал. – Немедленно покинь комнату!

Суровый военный, похожий сейчас на нашкодившего школьника, маленькими шажками, оставаясь ко мне лицом, проходит к дивану, закрывая широкой спиной свою пассию. И я невольно обращаю на нее внимание. Светлые волосы, завитые в широкие кудри, светлые карие глаза, полноватое лицо… я знаю эту женщину…

– Тетя Наташа?

Кто-нибудь, держите меня. Я сейчас упаду… Просто грохнусь… Потому что мой отец только что соскочил с матери Олега, моего друга. Женщина опасливо, покрывшись красной краской, поднимает повыше норковый диванный плед, прикрывая грудь и шею.

– Не может этого быть! Я что, вырубился где-то и мне это снится? – ору я.

– Миша…

– А ну пошел вон! – орет отец, перебивая свою любовницу.

Но я не могу пошевелиться. Мой отец трахает мать Самойлова, эту потрясающую женщину, кормившую меня вкуснейшими щами и стиравшую мои вещи, когда я ночевал у Олега. Это не укладывается в моей голове. Не может этого быть! Кто ударил меня по башке? А, это всего лишь подзатыльник отца – дело привычное. Рукоприкладство к ребенку в нашей семье распространено.

Что он орет? Я вижу лишь его двигающийся рот на искаженном злобой лице. Быстро же он справился с щекотливым положением и пришел в себя. Перевожу взгляд снова на маму Олега. Женщина уже смеется.

– Я сказал, пошел вон! Поговорим потом!

Ах да. Наверное, мне стоит выйти. Уф, какая же неловкая ситуация. А застуканным любовничкам, должно быть, еще менее комфортно, чем мне. А нефиг устраивать тут "стариковские скачки". Черт! Сколько им лет? Как они могут возбуждаться, смотря друг на друга?

Меня передергивает, потому что в моей голове отец и тетя Наташа сейчас выглядят какими-то странным существами с обвисшей кожей, покрытой мерзкой слизью, словно им лет по пятьсот. Не так, как на самом деле.

Мишель, хватит пялиться на мать своего друга, просто покинь комнату.

– И долго вы этим занимаетесь? – вылетает из меня. – Вы хоть видели себя? Господи! Вы…

– Сын, мы поговорим позже.

– Черт, вы же уже старые для секса!

Мне! Стоит! Выйти!

– Какого хера вы трахаетесь тут? Другого места не нашли? У меня психика, как у ребенка, и это не мое мнение, а заключение военного врача! Вы мне травму нанесли. Меня теперь из отряда выгонят, потому что я не…

– Воон! – гаркает генерал.

– Я теперь даже думать о сексе не смогу! Вы мне жизнь испортили! Хрен теперь встанет! – ору, не замечая игру слов, пока отец за шкварник вытаскивает меня из зала и закатывает дверь.

Остаюсь стоять в коридоре, не понимая, что мне теперь делать.

Мало того, что я запутался в своей жизни, куда ворвалась пухляш. Так еще и отец решил рассорить меня с другом. Позвонить Олегу? Он меня убьет. Просто за то, что я посмею сказать, что его мать занимается сексом. Даже не с моим отцом. А просто, занимается. Мы все склонны думать, что родителям чужды простые земные наслаждения, тем более такие, как похоть.

В коридоре появляется пухляш. Хочет пройти в зал, где оставила вчера книгу. Она ей нужна.

– Нет-нет-нет, – останавливаю ее, держа за плечи. – Туда лучше не входить.

– Миша, пусти, – пытается вырваться, но мои руки вцепились в нее намертво. – Почему нельзя? Что случилось?

– Там… там… понимаешь… они, – в моей голове шумит легкий бриз, и я не могу сообразить, как следует действовать.

– Миша!

По моей ноге прилетает пинок Риты, а затем она кусает меня за руку, которой я пытаюсь удержать ее. Поэтому я поднимаю ее за талию, прижимаю к себе и тащу наверх, уговаривая самого себя не поддаться желанию утащить ее в свою комнату. Девчушка вырывается, но успокаивается, когда я выпускаю ее у дверей ее же комнаты. Жаль выпускать, врезаться ладонями в мягкое тельце настолько приятно, что даже голый генеральский зад покидает мысли.

– Ты пока туда не ходи, ладно, – прошу я. – Тебе лучше этого не видеть.

– Миш, там что, кто-то умер? – карие лемурьи глаза смотрят теперь с беспокойством. – Ты убил кого-то? Туда забрался дикий зверь? Или… или… Боже мой! – девчушка охает, прикрыв рот беленькой ладошкой. – Там привидение?

Ее вопросы вызывают смех, от которого становится проще. Начиталась тоже. Привидения, смерти, дикие животные.

– Нет, просто наш генерал решил расслабиться.

– Миш, – Рита хихикает, – он что, напился и валяется там?

– Откуда такие мысли, пухляш? – щелкаю ее по носу, потому что этот носик самый потрясающий на свете, и Рита, чуть разрумянившись, хихикает громче.

Как бы мне хотелось сейчас поцеловать ее. Рот наполняется слюной. А еще прижать ее к себе, погладить по волосам. Я знаю, они мягкие и приятные на ощупь.

– Запомни, – опираюсь рукой о стену над ее головой, приближая лицо к ее губам, – мой отец никогда не напивается так, чтобы упасть. Стойкость к алкоголю повышается с каждым новым званием.

– Значит, ты все-таки можешь напиться и упасть? – улыбается девчушка.

Какая миленькая. Как из сказки. Добрые глаза светятся интересом и легкой игривостью. Зарозовевшие щечки приподняты и круглый подбородок заострился.

– Нет, – мотаю головой, понижая голос, и приближаюсь к ней еще ближе, – только если ты попросишь меня.

Свободную руку просовываю между стеной и спиной девушки, к которой меня тянет так сильно, что я больше не могу противостоять этому. Привлекаю к себе, ощущая, как ее грудь вжимается в меня. Касаюсь губами гордого носика, не отводя взгляда от карих глаз. Спускаюсь к губам. Рука опускается ниже, к ее бедрам и я сжимаю ладонью приятную мягкость ее попки. Удивительно, как быстро улетучиваются мысли об отце и матери Олега из головы и как спокойно становится. Как приятно прикасаться к ней и чувствовать ее дыхание. Как хочется почувствовать ее прикосновение к себе. Но ее руки безвольно устремились вниз, словно она не знает, что нужно делать ими. Пусть. Я научу ее потом. Позже. Когда смогу свободно изучать ее тело, без ее напускной смелости, когда она будет лежать на моей кровати, в прекрасной наготе, и не сможет мне противиться. Вбираю ее губы в свой рот, и девчушка закрывает глаза. «Открой» – рычу я, «смотри на меня!» – и два ореховых пятна снова пронизывают меня непонимающим взглядом. Я напряжен, во всех своих частях. И я хочу ее до темноты в глазах, до боли в животе. Она ведь и сама не понимает, насколько привлекательна и как сильно тянет меня к себе. Играю с неподатливыми губами, сдерживая усмешку от ее неловких движений. Но она все же пытается целовать меня, и у нее начинает получаться.

Черт! Нет! Заставляю себя оторваться от ее губ, и разжать ладонь, сжимающую ее попку. Это слишком сложно – быть так близко к ней, целовать и не иметь права на большее.

Я мог бы просто затащить ее в комнату и уложить в кровать. Но делать этого не стану. Ее позиция оглашена четко. И меня бесит внезапно проснувшееся благородство, которого раньше во мне особо не наблюдалось. Девки вечно говорят, что сейчас не готовы, и им надо сначала поближе познакомиться. А через час скачут на тебе, выделывая виражи, которые не в каждой порнушке увидеть можно. Последний раз я парился, чтобы затащить в постель Ирку Гуся, свою одноклассницу. Но было это в одиннадцатом классе. И понадобился мне всего месяц.