В голубых озерах его глаз начинается шторм.

– И в-третьих, ты завтра же уволишься!

– Не уволюсь я! – кричу писклявым голосом. – Мне неплохо платят, и мне нравятся тренировки. Я хочу привести себя в форму, чтобы больше никто не смел говорить про меня «оно»!

До слез обидно вспоминать его брезгливые слова «я на этом не женюсь!»

А раз уж я работаю с фитнес центре глупо не воспользоваться этой возможностью и отказаться от предложенного Денисом бесплатного шефства, которое он взял надо мной. Уж не знаю, ради спортивного интереса или я ему, действительно, нравлюсь, как он говорил мне уже не один раз. Но мне с ним комфортно. Я не стесняюсь своих форм рядом с ним.

– Да я был пьян тогда! – бесится Миша. – Я не хотел тебя обидеть. И потом, какого хера ты занимаешься спортом с каким-то ушлепком, когда рядом с тобой живет человек со спецподготовкой! То есть я! Я же тренируюсь каждое утро, и ты об этом знаешь. Почему бы тебе просто не тренироваться со мной? Готов поспорить, мне известно о человеческом теле гораздо больше этого недоноска. Ты ведь уже начинала бегать, какого хера прекратила? Я тебя каждое утро жду!

Коршун глубоко дышит, прервав громкий монолог. Подходит ближе. Стою на месте, чуть вздрагиваю от прикосновения к своей щеке его пальцев. Грубые подушечки царапают кожу. Но мне почему-то приятно. Хочется закрыть глаза и прижаться к широкой груди.

– Тебе лучше уйти.

Прошу тихо, сейчас не время поддаваться не пойми откуда взявшемуся влечению. Это всего лишь гормоны, отсутствие половой жизни и гора мышц, стоящая передо мной.

– Почему? – его голос понижается. – Мы же хотим одного и того же. Только один из нас боится, – пальцы опускаются к шее, оставляя за собой приятную теплую волну. – Но, знаешь, малышка, бояться нечего. И стесняться некого. Тут только мы. И я еще никогда ни к кому не хотел прикоснуться так сильно, как к тебе.

Его губы опускаются к моим, легко касаясь их. И я снова не могу пошевелиться в ответ на вопрошающий небесный взгляд. Второе прикосновение настойчивее раскрывает мой рот, чужой язык облизывает мои губы, управлять которыми у меня не получается. Запах алкоголя кружит голову, а руки, прижимающие меня к разгоряченному телу, разносят жар из самого сердца по всем венкам и каналам моего существа. И так потрясающе и необъяснимо приятно стоять вот так, прижатой к этому огромному средоточию силы и энергии, в темноте комнаты, пропахшей древесиной и его ароматом. От ладоней, лежащих на моей пояснице, становится жарко. Поддаюсь порыву и тянусь к нему, поднимаясь на носочках, руки сами касаются его талии, а губы раскрываются, поддаваясь внутреннему порыву узнать то, что он хочет предложить мне. Напряженный член упирается в мой живот, и это подбадривает. Слишком незнакомо и приятно чувствовать, что ты нравишься такому красавцу.

Крепкие руки подхватывают меня, и в несколько шагов я оказываюсь прижатой к стене. Парень нависает надо мной, улыбаясь, словно манящий в грех Мефистофель. Снова касается губами моего рта, опираясь рукой о стену. Другая его рука поглаживает талию, останавливается на груди, легко сжимая ее, большой палец обводит яростно торчащий сосок, и из моего горла вырывается стон, за который становится стыдно. Миша оставляет в покое мои губы, вглядываясь в глаза.

– Мне нравится этот звук, пухляш, – улыбается он, – простони так еще. Это лучшее, что я слышал.

Я могу лишь стоять, оперевшись о стену и втягивать воздух, которого в этой комнате слишком мало. Он приподнимает черную футболку, которую я записала в спальные, и теперь ничто не отделяет его ладонь от моей оголенной груди. Мурашки устраивают соревнование на моем теле. Хочу отвернуться, закричать на него, потребовать, чтобы он опустил футболку, и не могу. В груди слишком тесно, чтобы я могла вывести хотя бы одно слово.

– Она потрясающа, – парень осматривает мои выпуклости, поглаживая их, а потом снова прижимается ко мне губами.

И теперь, когда обе его руки сжимают мою плоть, а губы выделывают виражи на моих, я не могу сдержать стонов, которые один за другим протяжно выскакивают из груди.

– Иди-ка сюда.

Коршун подхватывает меня на руки, и скоро я лежу на кровати, а его язык описывает мой сосок, оставляя на нем влажный след. Затем легкое дуновенье, и его рот втягивает в себя похолодевшую твердую горошину. Как же приятно. Жаль, что у него всего лишь один рот, моим губам его не хватает. Словно чувствуя одиночество моего рта, Миша сует в него большой палец, который я тут же принимаюсь облизывать и покусывать, забыв о стыде. "Не кусай" – игриво предупреждает Миша, – "а то еще войдет в привычку". А куда зубы то деть? Оставляю вопрос не произнесенным, происходящее сейчас слишком приятно и ново, чтобы он все испортил. Достает из моего рта сырой палец, описывая им круг по другой груди, а затем его рука спускается ниже, поглаживая живот, и еще ниже, туда, где разгорелось настоящее пламя, незнакомое мне. Легко поглаживает лобок сквозь ткать пижамных брюк. Возвращает губы к моим, даря мне наслаждение этих прикосновений. Его глаза следят за мной. Горячая ладонь ложится между ног, надавливая, вжимаясь косточкой в пульсирующий клитор, вызывая новые ощущения и новый стон.

– Хорошо, не правда ли?

Боюсь ответить. Если открою рот, потребую, чтобы его рука касалась того места, сняв трусики.

Парень отрывается от губ, разглядывая теперь лицо и красиво улыбаясь. Его ладонь не останавливает поглаживающих и нажимающих движений.

– Чувствуешь пустоту внутри? Прямо вот тут, – к моему сожалению его ладонь перемещается вниз живота.

Киваю в ответ на его вопрос.

– Эта пустота для меня, малышка. Не для того ушлепка, который решил, что может забрать тебя у меня, – парень проводит языком по губам. – Там не хватает меня. Я могу заполнить ее, – касается моих губ легким движением и тут же отступает. – Но не буду. Пока ты сама не попросишь меня об этом.

Длинное тело Коршуна перекатывается на спину, поднимается с кровати. Его глаза проходятся по моему телу, останавливаясь на моих глазах.

– А ты пока полежи и подумай, что ответишь на мой вопрос. Оденешь его сама, когда надоест ерепениться.

Парень запускает руку в карман джинс, достает оттуда коричневую бархатную коробочку и кидает ее на кровать. Спустя две секунды его уже нет в моей комнате.

Я одна. На кровати. С застывшими от влажных прикосновений его рта сосками на оголенной груди и жутко пульсирующей сырой промежностью. Мышцы живота, если они там имеются, отчаянно сокращаются. Я еще никогда не была в подобной ситуации. Мне стыдно и одиноко. А от жалости к себе на глазах выступают слезы. Промокаю их поднятой с пола футболкой, которую тут же натягиваю.

Он просто издевался надо мной! Дал понять, что может сделать со мной все, что угодно, а я и пикнуть не посмею.

Ставлю коробочку на стол. Не собираюсь смотреть, что в ней.

Стараюсь восстановить дыхание.

Бегу в ванную, где ополаскиваю несколько раз лицо холодной водой, чтобы сбить растекшийся по нему румянец.

Не помогает. Горит все тело. Открываю окошко. Забираюсь под одеяло. Я просто усну и забуду о том, что тут произошло. А завтра не буду обращать внимания на гиганта, расхаживающего по дому. Возможно, я зря взяла выходной и отпросилась с единственной пары.

Через полчаса ворочанья на кровати, съедаемая любопытством, подбегаю к столу. Открываю коробочку и пищу от красоты увиденного в ней кольца. Оно великолепно. Оно – мечта любой девушки. На тонком ободке желтого золота красуется большой прозрачный камень, окруженный такими же прозрачными камушками поменьше. Это бриллианты? Быть не может! Но, Миша вряд ли купил бы простые стекляшки. Неужели я, девочка, восемь лет проведшая в детском доме, достойна такого подарка?

Единственные украшения, которые у меня есть это золотые сережки гвоздики с небольшими гранатами. Они у меня с семилетнего возраста. Тогда папа проколол мне уши и подарил их на поступление в школу. Еще тонкое золотое колечко с надписью "спаси и сохрани" – подаренное папой на десятилетие. Но я ношу его на тонкой золотой цепочке, рядом с крестиком, так как на палец оно уже не налезает. Вот и весь мой золотой запас. Хорошо, что в детдоме не отобрали.