Парень дышит так же глубоко, как и я, обжигая кожу жаром. Воздуха не хватает, я пытаюсь набрать его ртом, отчего грудь сильно подается вперед. Ладонь Миши сжимает ее сильнее. Чуть выше правого бедра в меня отчетливо впивается одеревеневшее достоинство Коршуна. Даже сквозь ткать его треников и моего халата, я чувствую, как от трется об меня.
– Кх-кха! Доброе утро. Вижу, вы нашли общий язык?
Нет-нет-нет, пожалуйста, пусть Алексей Витальевич не видит, как его сын трется о меня своим членом. Какой же стыд! Покрываюсь краской до кончиков ушей и перестаю дышать снова. Миша возвращает обе ладони на мои плечи и шепчет на ухо:
– Все в порядке, не переживай, хорошо?
Не могу кивнуть, вообще шевельнуться не могу.
Миша аккуратно поворачивает меня, и я встречаюсь глазами с его отцом. Опускаю глаза. Мне стыдно. Мне никогда, черт возьми, не было так стыдно! Не вижу лица мужчины, так как Миша выводит меня с кухни.
– Я собирался сделать тебе внуков, старик!
Весело говорит Миша отцу, когда мы проходим возле него. Останавливаюсь, как вкопанная. Что он говорит такое? Позор! Какой же позор! Поднимаю глаза на друга папы и исступленно мотаю головой.
– Рита, – твердым голосом произносит генерал, – собирайся, я отвезу тебя в институт.
– Я сам отвезу ее, товарищ генерал, – Миша выпускает меня и отдает честь отцу.
Выбегаю из кухни и несусь в свою комнату, где судорожно натягиваю на себя одежду.
***
Отец хватает меня за ворот пропотевшей от тренировки футболки и резко прижимает спиной к стене. Его лицо, напряжено и сосредоточено. Военный характер дает о себе знать.
– Держи свой член подальше от Риты до свадьбы, понял? Она дочь моего боевого товарища, а не одна из этих антисоциальных личностей, которых вы таскали сюда с твоими дружками!
– Серьезно? – смеюсь, даже не пытаясь сопротивляться. – Ты притащил ее сюда, сказал, что я должен на ней жениться, а теперь говоришь, что мне нельзя ее трогать? Тогда купи ей паранджу, закрой в подвале, а ключ носи с собой. Но в этом случае не проси меня хранить ей верность до свадьбы. Я не железный!
– Ты будешь достойно вести себя с этой девушкой. Кого и где ты будешь трахать до свадьбы, мне плевать. Но сделай это так, чтобы Рита не узнала. Ты понял меня?
Старик уморителен. Он что, думал, я буду жить рядом с ней, смотреть на то, как она тут светит своими сиськами, и не притронусь к ней?
– Ты понял?
Моя спина вновь врезается в стену. Усмехаюсь, кивая.
– Я уезжаю сегодня с проверкой в Пермь, и не знаю, на сколько. Мне стоит увезти ее от тебя?
Железный взгляд не отпускает.
– Теперь поздно увозить ее, бать, – смеюсь, прижимаясь к стене затылком. – Я ее везде найду.
– Не смей, слышишь, не смей делать из нее одну из своих девок.
– Она будет моей женой, и будет рожать тебе внуков. Успокойся.
Он расцепляет пальцы, выпуская меня.
Да что он так взбесился? Какая разница, буду я трахать свою невесту или жену? Средневековье на дворе что ли? И Рита тоже хороша, глаза в пол, покраснела вся, как будто я ее уже на стол уложил, как собирался. Лифчик бы лучше носить научилась дома. А еще лучше пусть вообще из комнаты не выходит, раз уж все в этом доме так берегут ее девичью честь.
Хватаю сырник из еще горячей сковороды, отхватываю половину на лету, пока иду в комнату своей невесты. Стучусь, так как товарищ генерал только что научил меня быть джентльменом!
Вхожу в открытую Ритой дверь. Она уже одета в свои древние джинсы и неустановленного размера замызганый, когда-то белый свитер. Волосы зацеплены резинкой в хвостик. Я все еще возбужден, но беру себя в руки, отхватывая от сырника еще кусок.
– Иди, позавтракай, и я отвезу тебя.
– Зачем ты так сказал? – прячет стыдливый взгляд.
– Как?
– Что собирался сделать внуков!
– Потому что я собирался сделать ему внуков!
Мне смешно. Я не понимаю, почему эти двое относятся к сексу как к преступлению.
– Слушай, – прижимаю к себе пухленькое тельце, встряхивая его, чему Рита не сопротивляется, – мы же поженимся, нет ничего ужасного в том, что мы потрахаемся, – ее лицо искажается гримасой омерзения. – Извини, – касаюсь губами кончика ее носа, – займемся любовью.
– Я не смогу смотреть в глаза твоему отцу, Миш. И я дала себе слово, что до свадьбы я…
– Ты прикалываешься? Ты реально собралась держать меня на расстоянии до свадьбы?
В натуре, инквизиторы хреновы.
– Я ведь уже говорила.
– Пошли, – тяну ее за руку к выходу.
– Куда?
– В ЗАГС! Я собираюсь расписаться прямо сейчас!
– Миша!
Объект моего вожделения останавливается, выдергивая руку. Я знаю, что она скажет.
– Мы должны хоть немного узнать друг друга, – ждет от меня каких-то слов, – пожалуйста. Ведь еще несколько месяцев назад ты даже знать меня не хотел. Разве я могу верить, что ты действительно хочешь этой свадьбы?
Бла-бла-бла… Скукотень…
– Хорошо, – улыбаюсь, – раз ты так хочешь, малышка, готовься, потому что с этой минуты ты объект моего исследования. Я узнаю о тебе так много, что тебе станет страшно. Даже дату твоих первых месячных.
Оставляю малышку стоять посередине комнаты с открытым ртом. Последняя фраза поставила ее в особенно неловкую ситуацию, что порядком веселит меня. Не хочет даваться сама, значит, придется оккупировать ее.
Уже с лестницы кричу, что жду ее в машине через десять минут, и иду в душ.
***
Сегодня штурмуем захваченный террористами самолет. Я играю террориста. Захватывать самолет интереснее, чем освобождать его. Роли с парнями разыграли на спичках.
Отрываюсь на захваченных гражданах, выпуская пар. Нас, конечно, выбивают, в меня так вообще выпускают пару пуль и выкидывают из самолета.
После игровой борьбы тренируем навыки рукопашного боя в лесу, недалеко от части. День завершается пробежкой, которой и начался. Парни уходят раньше, я решаю пробежаться еще немного. Выжимаю из себя самую высокую скорость, на которую способен и бегу, пока дыхалка не отказывает. Сбавляю скорость, восстанавливая дыхание.
Получаю выговор от командира части по поводу своих волос, как бывает обычно, когда он видит меня.
Останавливаю машину возле древней пятиэтажки. Непонятно, как эти дома еще не развалились. Беру пакет с продуктами и букет цветов, купленные по дороге. Поднимаюсь на третий этаж.
Выхожу из хрущевки лучшим другом бабы Кати. Мне понадобилась пара часов, чтобы разговорить ее и склонить на свою сторону. Мне даже не потребовалась медицинская карта Риты. Бабулька растрещала мне все: чем и когда болела Рита, имена и адреса ее подруг, любимые песни и книги, мечты и цели. Будь я маньяком, то девчонка уже сегодня вечером стала бы моей жертвой.
Кстати, почему ее снова нет дома? Время половина одиннадцатого. Оставив ее утром у универа, я сказал, чтобы вечером она вызвала такси. Вот где она ходит? Или у меня проблемы с дикцией, и она не поняла, когда я просил ее уволиться? Еще и на звонок не отвечает.
Кормлю обеих собак и Юрана с его подружкой. Каждый раз ржу, делая это, потому что вспоминаю реакцию парней на моих питомцев с их именами. Я думал Романов меня порвет, уж больно ободрано выглядел его черно-белый тезка в тот момент.
Еду в фитнес центр, где, по словам бабы Кати работает Рита. Вот что она там делает? Клуб работает до одиннадцати. Время уже двенадцать. Она еще не выходила. Может, ушла раньше? Звоню. Мне снова никто не отвечает. Выхожу из машины, дергаю дверь клуба – закрыто. Свет горит на втором этаже, где видны беговые дорожки и велотренажеры. Но на них никто уже не занимается. Возвращаюсь в машину, и маниакальным взглядом пялюсь на дверь спортзала.
Начинаю понимать, почему Романов потихоньку сходил с ума, когда Тины не было рядом, и почему в итоге он практически закрыл ее дома. В голове крутятся мысли о том, где она может быть, с кем, и чем заниматься. Закрадываются гнусности, от которых становится тошно. Что, если она крутит роман с кем-нибудь, и поэтому не подпускает меня к себе. Может, просто не смогла отказать человеку, который помогал ей? То есть моему отцу… Ну а что, у нее же своя жизнь. Может, кто-то ухаживал за ней в детдоме? Она миленькая. И вообще, как она могла жить в детском доме, среди озабоченных подростков, и остаться девственницей? Вспоминаю себя в школе и жалею девчонок, которым пришлось учиться со мной. Надо, кстати, сказать Романову, чтобы Джессику в эту школу не отдавал. Ненадежная она для женского пола.