Анна кивнула, губы её задрожали, глаза вновь наполнились слезами.

– Омыла её, мою ласточку, нарядила в последний путь... Думала, если Бог даст дожить, буду на свадьбу её одевать, а оно вот как вышло...

– На ней были какие-нибудь украшения, когда она сбежала рано утром? Или, может, у Люсиль был с собой кошель с деньгами?

– Нет, – Анна решительно покачала головой. – Не было на ней никаких украшений: ни бирюзовых серёжек, ни агатовой броши, ни её любимого кулона на серебряной цепочке. Да и какие украшения – она выбежала чуть ли ни в чём мать родила, какие уж тут украшения? Эти нелюди, они, небось, не увидели драгоценностей, разозлились и убили мою девочку, – голос её задрожал от гнева. – А так бы глядишь, жива осталась...

– Она пыталась сопротивляться? Может, поцарапала или укусила нападавшего?

– А ведь точно, поцарапала! – глаза Анны вспыхнули неожиданной радостью. – Она до последнего боролась, моя птичка! На правой руке у неё два ноготка сломаны, и кровь под пальцами была! Поцарапала она насильника, как пить дать поцарапала!

– Насильника? – Аврора ухватилась за это слово. – Вы думаете, над Люсиль было совершено насилие?

– А как же иначе? – теперь в голосе служанки появился гнев. – Вы будто не знаете, что мужикам надо! Не нашли драгоценностей – решили чего другого с неё получить! Надругались они над моей девочкой, а её и защитить было некому...

– На ней были следы насилия? – напирала Аврора, стремясь предотвратить новый поток слёз Анны. – Синяки на бёдрах, кровь, может быть, следы семени...

– Да что же это такое! – плачущим голосом воскликнула старушка. – Совсем у вас сердца нет, что ли? Думаете, я бы полезла к ней... между ног? – на её сморщенных щеках загорелись красные пятна, то ли от негодования, то ли от стыда. – Омыла я её и синяки видела – у неё все руки были в синяках! А уж что там у неё между ног творилось – не ваше дело! – она громко всхлипнула. – Про кровь хотите знать? Она вся была в крови, моя ласточка, вся истерзана! Ей грудь ножом проткнули, а вы... – она зашла судорожным рыданием.

– Если на бёдрах Люсиль не было ни крови, ни синяков, может, её не насиловали? – кротко предположила Аврора, но это вызвало лишь новый поток всхлипов и возмущений. Терпеливо подождав, пока он иссякнет, она тихо произнесла:

– Спасибо вам за всё, что вы рассказали, Анна. Простите, что мои слова причинили вам столько боли. И ещё один, последний вопрос: Люсиль вела дневник?

– Дневник? – служанка удивлённо уставилась на неё.

– Да, дневник. Записывала то, что с ней происходило, свои мысли, чувства?

– Не знаю, – Анна поджала губы и приняла оскорблённый вид. – Если и вела, мне о том неведомо.

Аврора медленно выдохнула. Допрос, пожалуй, был окончен, теперь оставалось уговорить служанку пустить её в комнату Люсиль и как следует осмотреться там. Она не теряла надежды найти дневник, в который девушка могла записать свою страшную тайну – тайну, из-за которой чувствовала себя гадкой и скверной, тайну, которую побоялась выдать Авроре, тайну, из-за которой её убили. Она уже набрала воздуха в грудь, но тут от двери послышался холодный голос:

– Госпожа Лейтон, по какому праву вы допрашиваете моих слуг?

Вздрогнув, она повернула голову к двери. Там стоял Жюль-Антуан, худой и подтянутый в своём чёрном с серебром наряде, точно острый клинок, глаза его пристально глядели прямо на незваную гостью, и её тут же охватил сильный страх.

– Я пытаюсь выяснить обстоятельства смерти Люсиль, – со всем возможным достоинством ответила она, вставая и нарочито медленно делая реверанс. – И кажется, мы с вами сегодня ещё не здоровались, господин де Труа?

– Мне сейчас не до правил этикета, – перебил её Жюль-Антуан. – Анна, о чём она тебя расспрашивала?

– О том, была ли ограблена госпожа Люсиль, – живо ответила служанка. – Из-за чего она с вами поссорилась, почему хотела уйти в монастырь, было ли... – она споткнулась, сглотнула и с трудом выговорила, – над ней совершено насилие.

– К чему эти расспросы, госпожа Лейтон? – де Труа вновь обратил свой пронзительный взгляд на неё.

– Я хочу выяснить, кто именно из разбойников убил Люсиль, чтобы он был наказан за своё злодеяние. Для этого мне нужно узнать все подробности, даже самые неприятные. Люсиль была мне близка, и я хочу добиться справедливости для неё...

– Что-то не замечал, чтобы вы с Люсиль были близкими подругами, – неожиданно ядовито перебил её Жюль-Антуан. – Уверен, вами движет не жажда справедливости, а обычное женское любопытство. Моя племянница убита, все сейчас охвачены поисками человека, который это сделал, а вы по своей прихоти смущаете моих слуг ненужными расспросами! Неужели ваша собственная жизнь настолько скучна, что вы ищете для себя развлечения в чужих несчастьях?

– Нет, я... – попыталась возразить Аврора, поражённая его внезапной злобой.

– И ведь ещё неизвестно, сделали ли это разбойники! – голос де Труа зазвенел от гнева. – Ваш знакомый, Леон Лебренн, очень удачно оказался в лесу в столь ранний час и нашёл тело бедной Люсиль! Уж не он ли и заколол её?

Внутри Авроры всё всколыхнулось от гнева, и она ощутила, как кровь приливает к щекам. Она готова была бросить Жюлю-Антуану в лицо все мыслимые и немыслимые упрёки, крикнуть, что он сам – первый в рядах подозреваемых, но вовремя сдержалась: нельзя было выдавать свои догадки.

– Зачем Леону делать это? – глухим от ярости голосом спросила она.

– Кто знает? – он пожал плечами. – Человеческая душа – потёмки, а про Лебренна я слышал, что у него бывают провалы в памяти, что он не помнит многое из своего прошлого. В одно из таких затмений он мог убить Люсиль, а теперь даже не помнит этого!

Аврора резко подошла к двери, чувствуя, что ещё немного – и она закричит, запустит в де Труа чем-нибудь тяжёлым, вцепится ногтями ему в лицо. Он нарочно говорил все эти обидные и несправедливые вещи при Анне – та наверняка разболтает их остальным слугам, а то и всей гостинице. Сейчас служанка жадно вслушивалась в разговор, и недобрый блеск её глаз говорил, что она вовсе не на стороне нежеланной посетительницы.

– Я не желаю больше слушать, как вы оскорбляете меня и моих друзей, – заявила Аврора, надеясь, что дрожь в её голосе звучит больше злобно, чем жалобно. – Я удаляюсь отсюда и отныне отказываюсь делать какие-либо добрые дела и помогать людям. Упрёки и оскорбления – достойная плата за стремление раскрыть правду о смерти подруги!

Она едва сдержалась, чтобы не хлопнуть дверью, и вышла прочь, прошла по коридору, спустилась по лестнице, принуждая себя идти медленно, не бежать, ни в коем случае не бежать! Лицо горело от гнева и стыда, глаза щипало от слёз, в висках стучало, сердце бешено билось, а по лбу стекали струйки пота. Уже выбравшись на прохладный осенний воздух, уже несясь по направлению к Усадьбе теней, Аврора никак не могла выбросить из головы обидные слова, брошенные ей Жюлем-Антуаном, и невольно задумывалась, могут ли быть они справедливы. Неужели она и правда лишь прикрывается стремлением добиться правды, а на самом деле хочет разнообразить свою тихую и унылую, как болото, жизнь, и за поиски убийцы Люсиль её заставило взяться не сострадание, не жажда мести и даже не подозрения в адрес Жюля-Антуана, а собственное любопытство?

Любопытство – и ещё желание оказаться поближе к Леону Лебренну.

Все, кто загнан, неприкаян,

В этот вольный лес бегут,

Потому что здесь хозяин –

Славный парень Робин Гуд!

Владимир Высоцкий – Баллада о вольных стрелках

В ночь, последовавшую за похоронами Люсиль де Труа, Леон Лебренн спал плохо. Сначала он не мог уснуть, размышляя о завтрашнем дне и строя планы по выслеживанию разбойников, когда же наконец сумел погрузиться в сон, ему явилась Аврора Лейтон. Несмотря на то, что Леон давно понял, что влюблён в неё, столь откровенный сон с её участием снился ему впервые. В этом сне молодая вдова вытворяла такое, на что наяву была точно не способна и, как подозревал Леон, даже не знала о существовании таких вещей. Сон был очень приятным, но оборвался на самом интересном месте. Глухо застонав от возмущения, Леон уже хотел перевернуться на другой бок и снова смежить веки, чтобы попытаться увидеть продолжение, но бросил взгляд в узкое окно, за которым виднелось небо – уже не иссиня-чёрное, а тускло-серое – и снова застонал от досады. Времени спать не было – надо было вставать и торопиться, чтобы успеть проследить за Вивьен.