«Но я не убивал его!» – беззвучно прокричал он и отступил назад, по-прежнему сжимая в руке залитую кровью шпагу. Лицо убитого вновь начало меняться, и Леон отвернулся, не желая видеть перед собой всех тех людей, которых он когда-то убил или заставил испытывать боль. Он посмотрел на песок, но песок был красен от крови, а когда Леон запрокинул голову, увидел, что кровь капает с неба, густая, вязкая и солёная на вкус. Она была удивительно холодной, и он весь задрожал, когда капли одна за одной стали падать на него. Всё тело внезапно пронзила резкая боль – в ней Леон разом ощутил и жжение от удара розгой, и онемение, вызванное падением из седла, и холод металла, протыкающего тело. Он хотел закричать, даже открыл рот, но воздуха не хватило, и он очнулся, весь дрожа и задыхаясь.

Изо рта вырвался звук, похожий на всхлип, и Леон, мотнув головой, выругался себе под нос. Его всего трясло, тело продолжало болеть, но он быстро понял, что боль вызвана неудобной позой, в которой он умудрился заснуть, а холод – неожиданно начавшимся дождём. Именно он, а вовсе не льющая с небес кровь, и разбудил сына Портоса. Снова ругнувшись, он быстро натянул одежду, благо та не успела сильно вымокнуть, оседлал кобылу и поехал прочь от берега, надеясь найти укрытие под кронами деревьев и вытряхнуть из головы все воспоминания о дурном сне.

Вскоре стало ясно, что листва деревьев не может служить достаточной защитой от дождя, который усиливался с каждой минутой. Голубизна неба сменилась серостью, солнце скрылось за тучами, холодные тугие струи дождя хлестали по плечам Леона и бокам лошади. Кобыла нервно фыркала, прядала ушами и взмахивала хвостом, пытаясь хоть как-то защититься от всепроникающей влаги, всадник сквозь зубы бормотал ругательства и то и дело встряхивал головой, отбрасывая от лица мокрые волосы.

К счастью, рощица оказалась небольшой. Через непродолжительное время деревья расступились, и Леон, к огромному своему облегчению, увидел возвышающийся на холме замок. Сложенный из серовато-жёлтого камня, он, казалось, целиком состоял из башенок, плотно прижатых одна к другой, увенчанных остроконечными крышами чёрного, тёмно-серого и коричневого цветов. Окна были высокие и узкие, над башенками возвышались шпили, и всё это здание словно стремилось оторваться от земли и взлететь ввысь, прямо к тучам, которые по цвету не сильно отличались от самых тёмных крыш. Подъехав ближе, Леон разглядел возле замка аккуратно подстриженные кусты и цветы, за которыми явно кто-то ухаживал.

Ему пришлось довольно долго стучать в дверь, но вот она наконец распахнулась, и на пороге появился коренастый седой мужчина весьма благообразной наружности, с короткой бородой и голубыми глазами, которые лучились добротой. Увидев насквозь промокшего путника, он без лишних слов посторонился, позволяя Леону пройти внутрь, ещё до того, как тот успел что-либо сказать.

– Господи боже... вот гроза-то, – дождь в самом деле превратился в грозу, издалека доносились отчётливые раскаты грома, ветер усилился, и деревья теперь трепетали и гнулись под его напором. – Проходите, сударь, проходите скорее, вы весь промокли! Мария! – громко позвал он, и эхо подхватило крик, разнеся его по коридорам замка.

– Благодарю, – Леон, оказавшись внутри, с трудом сдержал желание отряхнуться по-собачьи. – Погода и впрямь ужасная. Надеюсь, хозяин замка позволит мне переждать дождь под его крышей?

– Хозяйка, – поправил его слуга. – Госпожа Аврора всегда милосердна к попавшим в беду, у неё очень доброе сердце, конечно, она не будет возражать... Я Жан, а это моя жена Мария, – он указал на спешившую к ним женщину – чуть моложе его, полную телом, но красивую, с едва серебрящейся в волосах сединой. – Мария, позаботься о господине... эээ...

– Леоне.

– Леоне, а я отведу в стойло его лошадь, – Жан накинул плащ с капюшоном, который ему подала жена, и отважно шагнул под дождь, Мария же приняла промокший плащ Леона и повела его по коридору, бормоча себе под нос:

– Вот же погодка, святые угодники... Разверзлись хляби небесные... И это только начало осени, а что же дальше будет... Вы из каких краёв будете, сударь?

– Из Парижа, – честно ответил Леон, и служанка замолчала, возможно, впечатлённая и смущённая присутствием столичного гостя. – Здесь проездом, по делам. Ещё раз благодарю за гостеприимство, – добавил он, когда Мария открыла перед ним дверь одной из комнат, по-видимому, предназначенной для гостей.

– Да как же иначе, не могли же мы с Жаном вас в такую погоду на улице оставить! – она всплеснула руками. – К нам в Усадьбу теней редко кто заезжает...

– Усадьба теней? – переспросил слегка удивлённый Леон. – Так называется замок?

– Так, именно так, его ещё первый хозяин так назвал, давно это было, в незапамятные времена... Вы подождите, сударь, я вам сейчас воды нагрею, – и Мария скрылась с глаз, оставив Леона размышлять о причинах, которые побудили первого владельца замка дать ему такое странное название.

Хозяйка дома явилась через некоторое время, когда Леон уже успел немного прийти в себя, отогреться и узнать от Жана, что с его вороной кобылой всё в порядке, и сейчас она надёжно укрыта от дождя и холода в конюшне. Едва дверь открылась, и на пороге появилась женская фигура, Леон вскочил из кресла, куда он только что опустился, и поклонился со всей возможной учтивостью.

– Леон дю Валлон, бывший капитан королевских гвардейцев, к вашим услугам, – о недолгом периоде своего пребывания в рядах мушкетёров он предпочёл не говорить.

– Аврора Лейтон, вдова, – мелодичным голосом представилась женщина перед ним и присела в изящном реверансе. Леон вскинул голову – и на мгновение забыл, как дышать. Позднее он радовался, что назвался раньше, чем взглянул на хозяйку, потому что после первого же взгляда лишился дара речи и вряд ли мог бы сказать о себе что-либо связное.

Очевидно, потеря супруга произошла совсем недавно – хозяйка замка всё ещё носила траур и была одета в строгое чёрное платье. Но Леон едва обратил внимание на её одежду – так его поразила красота Авроры Лейтон. Среднего роста, изящная и стройная, казавшаяся ещё стройнее в этом платье, она была похожа на мраморную статую, изваянную рукой искусного скульптора. Тёмный цвет платья оттенял белизну кожи, густые чёрные волосы спадали с двух сторон узкого вытянутого личика с острым подбородком, из-под ровных чёрных бровей смотрели необыкновенные глаза – тёмно-серые, обрамлённые длинными чёрными ресницами, выразительные, полные тревоги и настороженности. Таких красавиц Леон не встречал даже при королевском дворе. Пока он смотрел, не в силах отвести взгляда, хозяйка подошла чуть ближе, и капитан, сообразив, что уже довольно долгое время беззастенчиво таращится на неё, поспешно опустил глаза.

– Гроза застала меня в дороге, и я был вынужден просить ваших слуг о гостеприимстве, – пробормотал он, чувствуя неловкость от того, что молодая женщина так пристально рассматривает его.

– Разумеется, вы можете остаться здесь до тех пор, пока не кончится дождь, – кивнула она. – У нас тут редко бывают гости. Надеюсь, вы присоединитесь ко мне за ужином.

– Почту за честь, – он склонил голову ещё ниже. Аврора рассматривала его ещё некоторое время, затем отступила, продолжая глядеть на него, и лишь у самых дверей повернулась спиной и вышла. Леон, вскинувший глаза, успел заметить, как взметнулись и стукнулись о спину блестящие чёрные локоны, а затем хозяйка замка исчезла, оставив в комнате едва уловимый аромат полыни и гостя, с трудом приходящего в себя после воздействия столь ослепительной красоты.

Спи и забывай всё, что было сказано,

Что в душе другой не отозвалось.

Больше твоё сердце ни с кем не связано,

Отпускай его вдаль по водам грёз

Рок-опера «Орфей» – Спи и забывай

Когда первое впечатление от появления Авроры Лейтон угасло, Леон сам удивился своей реакции. Ему не раз случалось видеть красивых женщин, даже очень красивых, так почему же на хозяйку замка он уставился как зачарованный, не в силах отвести взгляда? Должно быть, решил он, дело в том, что при словах о доброй и милосердной хозяйке он представил себе женщину средних лет, а то и вовсе пожилую, пышнотелую, с аккуратно уложенными седыми волосами и ласковой улыбкой, возможно, чем-то похожую на служанку Марию. Увидеть после этого молодую – она явно была моложе его лет на семь – и изящную Аврору и впрямь было потрясением. Ей точно было не привыкать к восхищённым взглядам мужчин, но Леон твёрдо пообещал себе, что при следующей встрече не станет так открыто рассматривать её. Это, в конце концов, неучтиво!