После отдыха на берегу, обернувшегося очередным кошмаром, спать не хотелось, и Леон провёл время до ужина в комнате, маясь от безделья. Мария всё с тем же сочувствующим видом принесла ему горячего вина с пряностями, которое Леон с благодарностью принял. К вечеру он совсем согрелся, промокшая одежда высохла, но дождь всё ещё не утихал, хотя гроза и прекратилась. Слушая непрестанный стук капель за окном и поглядывая на низкое тёмное небо, которое словно вознамерилось устроить здешним местам новый Всемирный потоп, Леон поёжился и подумал, что ему, скорее всего, придётся остаться на ночь. Никаких непристойных мыслей насчёт Авроры он в голове не держал – Боже упаси! Он ожидал, что переночует в замке, а наутро распрощается с прекрасной хозяйкой и отправится дальше в попытках спастись от самого себя.

Разумеется, бродить по замку и изучать его, заглядывая во все комнаты, было бы невежливо, но Леон кое-что успел осмотреть, когда спускался к ужину. Здание было старинным, но прочным, из тех, что строились на века и могли при случае пережить небольшую осаду. Люди, которые обставляли его, явно обладали вкусом, пусть и были стеснены в средствах: об этом свидетельствовала и изящная мебель, и тусклые дорогие зеркала, и мягкие, хоть и потёртые ковры, и выцветшие гобелены на стенах, и картины, висевшие повсюду. Леон невольно замедлил шаг, вглядываясь в них. Большинство картин были портретами, изображавшими, судя по всему, бывших владельцев замка. Леон особенно долго стоял перед одним из них, висевшим в гостиной. С портрета на него смотрела женщина, удивительно похожая на Аврору, только старше лет на десять и в платье, давным-давно вышедшим из моды. «Мать?» – подумал Леон, всматриваясь в тонкие черты, чёрные локоны, спадающие на плечи, и большие глаза – правда, в отличие от глаз Авроры, они были не серыми, а карими. «Нет, скорее, бабушка или прабабушка».

Столовая была такой же, как и остальные комнаты: обставлена скромно, но со вкусом. Хозяйка замка уже была здесь и приветствовала гостя кивком – он в ответ слегка поклонился. Мария, уже не сочувственно-переживающая, а лучащаяся улыбкой, принесла ужин: густой суп из нескольких видов рыбы, паштет, говядину, запечённую с грибами, сыр и вино. Леон, который не только не утолил голод хлебом и сыром во время перекуса на берегу, но ещё больше разжёг его, едва сдерживался, чтобы не наброситься на еду, подобно своему отцу. Он всё же сумел взять себя в руки и ел умеренно, отвечая на вопросы Авроры Лейтон – ей, что вполне ожидаемо, был интересен новый человек.

– Вижу, вы уже привели себя в порядок, – начала она, откладывая ложку и прикладывая салфетку ко рту. Все движения Авроры были аккуратными, мелкими и точными – как позже узнал Леон, они переставали быть такими только в моменты крайнего душевного волнения, когда молодая женщина становилась резкой и порывистой.

– Вполне, – ответил он. – Искренне благодарен вам и вашим слугам за гостеприимство.

– В наши края редко приезжают чужаки, – она кивнула каким-то своим мыслям и отпила из бокала. – Можно узнать, что привело вас сюда?

– Жажда странствий, – Леону не хотелось лгать той, кто так радушно приютила его, к тому же такой красавице. – Надоела столичная жизнь, захотелось чего-то нового.

– Мария сказала мне, что вы из Парижа, – Аврора снова кивнула. – И мне вы представились капитаном королевских гвардейцев.Бывшимкапитаном королевских гвардейцев, – она подчеркнула слово «бывшим».

– Всё верно, – сказал Леон, хотя мысленно уже ругал себя за честность. – После некоторых событий я понял, что... эээ... не имею желания далее служить в рядах гвардейцев, и покинул их.

Аврора, слава Богу, не стала расспрашивать о причинах этого поступка и заговорила о другом – впрочем, эта тема тоже болезненно кольнула бывшего капитана в сердце.

– Дю Валлон, – задумчиво произнесла она, будто пробуя имя на вкус. – Эта фамилия кажется мне знакомой.

– Барон дю Валлон де Брасье де Пьерфон, более известный как Портос, был моим отцом, – Леон решил сразу всё прояснить, чтобы не выслушивать неудобные вопросы в дальнейшем.

– Портос? Тот самый Портос, один из четверых легендарных мушкетёров?

– Да.

Аврора Лейтон какое-то время пристально смотрела на собеседника, видимо, ожидая продолжения, потом поняла, что его не будет, и опустила голову. Какое-то время они ели в молчании, затем хозяйка замка снова заговорила:

– Давно вы прибыли в наши края?

– Сегодня днём, – Леон с сожалением оторвался от чудесной запечённой говядины.

– Уже нашли, где остановиться? Неподалёку есть гостиница – маленькая, конечно, и хозяин там прижимистый, но зато честный человек, и сама гостиница содержится в чистоте.

– Благодарю за заботу, но я вряд ли задержусь надолго, – Леон отхлебнул вина, ощущая, как долгожданное тепло охватывает всё его тело. – Возможно, уже завтра днём двинусь дальше.

Ему показалось, что на лице Авроры промелькнула тень разочарования, но он уверил себя, что выдаёт желаемое за действительное. Она знает его всего несколько часов, с чего бы ей хотеть, чтобы он задержался подольше? Вновь наступила неловкая пауза, и Леон, стремясь хоть чем-то заполнить её, огляделся по сторонам. На стене справа от него висел портрет, частично скрытый полумраком, но присмотревшись, он сумел различить черты молодого человека, стройного и бледного, с густыми тёмными волосами, спадавшими на плечи, и большими тёмными глазами. Хотя во всей бледности его было что-то нездоровое, да и такую внешность Леон назвал бы смазливой, он не мог не признать, что многим юноша показался бы очень красивым.

– У вас много портретов, и все явно написаны мастерами своего дела, – он кивнул на стену. Аврора перевела туда взгляд, и лицо её, и без того тревожное, омрачилось.

– Это мой муж, – тихо сказала она. – Виктор Лейтон, мир его праху.

– Сочувствую вашему горю, – проговорил Леон, мысленно ругая себя за неловкость. Это же надо было умудриться – из всех возможных тем для разговора выбрать именно ту, которая причинит хозяйке боль! Если этот Виктор и в жизни был так же красив и молод, как на картине, Аврора, должно быть, без памяти его любила и теперь глубоко тоскует по нему. Интересно, от чего умер такой молодой человек?

Задавать этот вопрос было бы бестактно, но хозяйка, похоже, угадала, о чём думает Леон, и заговорила сама:

– У Виктора была чахотка. Он скончался через месяц после нашей свадьбы. Я ухаживала за ним, как могла, не отходила от его постели, но... всё было бесполезно, – голос её звучал ровно и глухо. Леон опустил голову, не зная, что сказать, и не в силах вновь приняться за еду, пока Аврора изливает ему душу. Впрочем, она быстро оправилась, выпрямилась на стуле, и голос её зазвучал громче:

– Отец Виктора был англичанином, и большую часть жизни он провёл в Англии. Туманы, сырой воздух, вечные дожди – неудивительно, что он загубил своё здоровье! Он и меня хотел увезти туда, но после его смерти я предпочла остаться здесь, в доме своих предков. В девичестве я де Мюссон.

Аврора огляделась и попыталась придать беседе если не жизнерадостность, то хотя бы не столь упадническое настроение, как прежде.

– Вы спросили о картинах... Многие из них написал мой дед по отцу, Грегуар де Мюссон. Он был весьма талантливым художником, хотя многих из своих предков, изображённых на картинах, никогда не видел, и их лица созданы лишь его фантазией. Он умер, когда я была совсем маленькой, но я смутно помню, как он рисовал мне смешных зверей. Ему достаточно было взять перо, окунуть в чернила, два-три движения – и готово!

Её лицо немного просветлело от воспоминаний, и Леон решился вновь вступить в разговор.

– Я видел в гостиной портрет женщины, очень похожей на вас, – осторожно начал он. – Это ваша мать?

– Бабушка, – ответила Аврора. – Анна-Женевьева, первая красавица Бургундии... во всяком случае, по мнению моего деда Грегуара. Он просто боготворил её и вполне мог приукрасить её черты на портрете. Я-то помню её уже старенькой и седой, хотя свою стройность и осанку она сохранила. Бабушка разбиралась в целительных травах, знала многих местных целителей и травниц, готовила лечебные снадобья. Её иногда даже называли колдуньей – разумеется, в шутку, – она вздохнула. – Жаль, она ненадолго пережила деда...