— Нет. — Она наклонилась вперед и положила руку мне на колено, и мой взгляд задержался на ней на краткий миг, а затем вернулся к ее лицу, и она добавила: — Ты — другой человек. Ты можешь делать и быть тем, кем захочешь.
Мне хотелось верить в это, но она знала только самое начало моей истории, и я не был уверен, что она все еще будет верить в это, когда я расскажу ей все ужасные подробности из середины.
Другая проблема заключалась в том, что конец еще не был написан, и я не имел ни малейшего представления о том, в каком направлении будет развиваться моя история.
— Я не отступлю от своей угрозы Джованни. — Если она это предполагает, то ей нужно было знать, что мое решение окончательное. — Пощады не будет, если он не назовет мне имя.
— Но Джованни не знал, что его ребят послали напасть на тебя. — Она отдернула руку и села на свое место, явно недовольная моими словами. — А ты только что сказал, что они теперь, по сути, бизнесмены.
Она пыталась удержать меня на краю безумия? Неужели она забыла, что мужчина приставил биту к ее горлу и положил руку ей на бедро? Неужели она не знала, о каких мерзких вещах думал этот ребенок-мужчина, лежа на ней?
Я пожал плечами.
— Мне все равно.
— Энцо, есть разница между тем, чтобы преследовать того, кто убил Бьянку, и тем, чтобы разобраться с каким-то юным панком, который искал приключений в твоей квартире. — Она нервно теребила рукава своей кофточки, и было видно, что ей становится не по себе.
— И эти юные панки превращаются в мужчин, которые потом причиняют боль невинным женщинам, — ответил я, ненавидя эту уродливую правду. Но после всего, чему я был свидетелем в своей жизни, я знал, что был прав. Я отстегнулся, встал и поднял руку к потолку, глядя на нее сверху вниз, и грубым голосом заметил: — Наверное, я знаю, как ты отреагируешь, когда услышишь середину моей истории. И, возможно, ты ошиблась в том, что сказала вчера вечером. Скорее всего, ты убежишь.
Глава четырнадцатая
Мария
— Как мы это все впихнем? — спросила я, пока Энцо загружал в Porsche в аэропорту Кеннеди свой кейс с оружием. Багажник располагался под капотом автомобиля спереди, я уже знала это, поскольку у Энцо был такой же автомобиль в Шарлотте.
— Мы не будем. — Энцо закрыл капот и повернулся, спрятав глаза за солнцезащитными очками. — За сиденьями есть место, но оно мне нужно для кое-чего другого. — Он бросил взгляд в сторону двух охранников и указал на наши чемоданы у машины. — Это возьмете вы. — Сказал он, и один из них спокойно взял наши чемоданы и погрузил их в Suburban8, припаркованный позади нас.
— Как ты вообще умудрился пронести через охрану кейс с оружием? Разве он не должен был пройти через сканер или что-то в этом роде? — спросила я.
— Я знаю парня, который знает нужного парня. — Он пожал плечами, это был сарказм или он говорил серьезно? Сейчас я не могла этого понять.
Я сложила руки, не готовая оказаться с ним в таком тесном пространстве и опасаясь, что его плохое настроение высосет из него весь кислород.
— Ты на меня злишься?
— С чего бы мне на тебя злиться? — Он прошел мимо меня и указал на пассажирскую дверь, молча приказав садиться.
— О, я не знаю, может быть, потому что я здесь. Ты не разговаривал со мной больше часа, и твое выражение лица постоянно менялось между хмурым, задумчивым и просто угрюмым.
Повернувшись ко мне лицом, он положил руку на крышу машины. Он наклонился ко мне, его губы дрогнули, почти улыбнувшись. Он что, смеется надо мной?
— Я уверен, что это одно и то же, Bellissima (с итал. — красавица). А теперь, пожалуйста, садись. Он открыл передо мной дверь.
— Уклонение, мило. — Я обошла его, чтобы сесть в шикарную машину, пока он говорил что-то по-итальянски, прежде чем закрыть дверь, а затем прошел к водительской двери.
Он скользнул за руль на бордовую кожу кресла.
— Пристегнись.
Я не могла не закатить глаза. Угрюмый и властный. Отлично.
Мне было неприятно признавать, что эта роскошная машина ему подходит. Это был Porsche 911 Turbo в цвете серебристый металлик. Я знала, что ему не хватает Porsche, который он продал в Шарлотте, но я не знала, что у него есть еще один в Нью-Йорке. Ну, я предполагала, что это его машина, а не взятая напрокат. — Где мы остановимся? В гостинице?
— Нет. Константин считает, что мы должны все вместе остановиться у моих родителей на Лонг-Айленде, но мне нужно сначала заехать к себе в Челси и забрать кое-какие вещи.
От такого откровения у меня глаза закрылись от шока.
— Ты сохранил свой дом? Я думала, что ты отказался от жизни здесь, когда переехал. — Я не знала, почему это так больно, но это заставило меня вспомнить раздражающее предупреждение моей матери на моем дне рождения о том, что Энцо может оставить меня в любой момент.
— У меня такое чувство, что мы вот-вот поссоримся, и я не знаю почему. — Энцо вздохнул, и я открыла глаза, чтобы увидеть его солнцезащитные очки, когда он сжимал переносицу. — Мне просто нравится иметь свое собственное жилье и машину, когда я приезжаю, вот и все, Мария.
Когда я ничего не ответила, Энцо бросил на меня тревожный взгляд и вернул очки на место.
Я знала, почему я на него злюсь. Это были те последние слова, которые он сказал мне в самолете, после чего мы оба замолчали до конца полета. Он снова пытался оттолкнуть меня. Он хотел напугать меня своими словами, когда же он поймет, что я никуда не уйду?
Я позволила нескольким минутам молчания заполнить пространство между нами, пока мы выезжали из аэропорта, и только после этого решилась начать разговор.
— Не будет ли странно жить у твоих родителей?
Я уже бывала в доме его родителей, но в том, который выходил окнами на Центральный парк. Я почти забыла, что у них есть еще один дом за городом, в бухте Ойстер-Бей на Лонг-Айленде.
— Вся эта ситуация будет неловкой. Но Иззи тоже будет там, и я уверен, что она будет рада снова увидеть тебя. — На этот раз его тон был менее раздраженным.
Я не видела Изабеллу с похорон, а ей было уже тридцать, а может, и тридцать один. Когда я приезжала к ней на день рождения шесть лет назад, она работала за границей в одной из лондонских компаний.
Сейчас она живет в Штатах и, насколько я слышала, управляет брендами с миллиардными оборотами.
— Иззи приедет со своим парнем. — Он слегка прибавил обороты двигателя.
— Он тебе не нравится?
— Я его не знаю. Никто из нас не знает. Тот факт, что она скрывала его, означает, что она думает, что мы его не одобрим. — Он взглянул на меня и сказал: — Привезти его на Лонг-Айленд до конца недели может означать только одно.
— И это?
— Она выходит за него замуж. — Он оглянулся, крутя руль одной рукой, сдавая Porsche назад, чтобы объехать препятствие на нашем пути.
Почему всегда было так сексуально, когда парень делал именно так вместо того, чтобы использовать камеры? Наверное, все, что делал Энцо возбуждало меня.
— Что тебе нужно забрать дома? — Я решила оставить тему о парне его сестры, опасаясь, что его плохое настроение вернется, а мне нужно было отдохнуть от мистера Муди.
— У меня там есть некоторые вещи Бьянки, которые я хочу взять с собой, — ответил он без особых эмоций в голосе, что означало, что он, вероятно, приложил к этому немало усилий.
И тут я поняла, что, возможно, нам вообще не стоит разговаривать. Чтобы заполнить неловкую тишину, я включила радио и стала переключать станции, пока не нашла песню, которая мне нравилась. С Сэмом Смитом не ошибешься.
Ворчание Энцо заставило меня сменить станцию. Может быть, она была слишком сексуальной?
Попав на волну кантри, которая порадовала мое сердце, я напевала песню Чейза Райса, и то ли я плохо это делала, то ли он ненавидел эту песню, потому что, когда я взглянула в его сторону, его острая челюсть была напряжена. Не говоря уже о том, что его руки вцепились мертвой хваткой: одна — в руль, другая — в рычаг переключения передач.