И насколько же одинокое детство было у этого ребенка?

– А твой отец? – княжна не сдержала тяжелого вздоха. – Он не заботился о тебе?

Сумо долго молчал. Когда княжна уже было решила, что ответа не будет, он произнес тонким голоском:

– У меня нет отца.

– М-м? – удивилась Чжу Янь.

Она не могла видеть глаза Сумо, скрытые за серебряной бумагой, но услышала его шепот:

– Матушка рассказывала, что в полнолуние она проглотила драгоценную жемчужину, поднявшуюся с морского дна, и тогда… родился я.

– Как такое возможно? Наверное, она обманула тебя? – Чжу Янь прыснула от смеха, но тут же пожалела о сказанном – прекрасная, но несчастная наложница Юй так часто переходила от одного хозяина к другому, что, вероятно, и сама не знала, от кого этот ребенок. Не потому ли она придумала такую историю?

– Чушь! Матушка не могла мне солгать! – резко ответил Сумо, он был полон решимости дать ей отпор. – Ты… не веришь, ну и ладно!

– Я верю! Верю! – Чжу Янь резко выдохнула и поспешила успокоить ребенка. Она заговорила, как будто оправдываясь: – Я слышала, как наставник рассказывал, что в древности в Срединных равнинах одна женщина забеременела, проглотив яйцо ласточки, а еще был случай, когда женщина перешагнула след, оставленный великаном, и тут же родила ребенка. Так что история с драгоценной морской жемчужиной тоже может быть правдой.

Княжна принялась торопливо и подробно объяснять, почему Сумо стоит верить в эту странную теорию, и Сумо, крепко сжимавший маленькие кулачки, начал медленно остывать.

– Конечно, матушка не могла меня обмануть, – прошептал он.

– Получается, у тебя нет ни отца, ни крыши над головой? – княжна посмотрела на море, бесконечно меняющееся в отблесках свечи, вздохнула и, протянув руки, сгребла ребенка в объятия. – Иди сюда.

– М-м-м, – ребенок строптиво затрепыхался.

– Сумо. Это ведь имя древнего тяньчжуйского[2]бога Луны, так? Легенды говорят, что он был невероятно красив и не имел себе равных. У него было больше двадцати жен и наложниц. Благословенная судьба.

Чжу Янь вспомнила, как наставник обучал ее классической литературе и мифам этого мира.

– Твоя матушка, должно быть, выбрала это имя, потому что сильно любила тебя, – рассмеялась она.

– Так много жен, что в этом хорошего? – хмыкнул Сумо.

– А сколько ты хочешь? – снова засмеялась она. – Одной будет достаточно?

Ребенок молча отвернулся, но через какое-то время сказал:

– Ни одной не надо. Женщины до смерти надоедливы.

– Ха-ха-ха! – прыснула Чжу Янь, потрепав его за щеку. – Тоже верно. Когда ты вырастешь, наверняка станешь прекраснее любой женщины в мире. Разве могут они тебе приглянуться?

Сумо возмущенно отмахнулся:

– Не трогай!

Чжу Янь наконец отпустила ребенка, напоследок слегка ущипнув за щеку, и сказала:

– Когда ты поправишься, и если по-прежнему будешь желать уйти, я отпущу тебя обратно в море, – она погладила его шелковые аквамариновые волосы и прошептала ему на ухо: – А пока даже не пытайся снова сбежать, понял? Щеночек, мы ведь действительно переживаем за тебя…

Лицо Сумо было закрыто серебряной оберткой, так что нельзя было понять, о чем он думает. Прошло много времени, прежде чем он сказал:

– А ты не пытайся надеть на меня золотой ошейник!

Чжу Янь рассмеялась:

– Ты принял все всерьез? Я ведь просто пошутила, чтобы напугать тебя. Да такая хрупкая шейка разве выдержит вес чистого золота? Она просто сломается под его тяжестью.

Сумо отложил серебряную бумагу и пристально посмотрел на княжну.

– Хм, – недоверчиво фыркнул он, а выражение его лица вновь стало хмурым.

Чжу Янь поняла, что ребенок опять разозлился, поэтому взяла со стола обертку от конфеты и со смехом сказала:

– Смотри, я покажу тебе фокус, хорошо?

Сумо отвернулся, но любопытство в конце концов пересилило.

Княжна разровняла тонкий листок серебряной бумаги на столе, согнула его по диагонали, опять разгладила. Ее пальцы быстро и ловко порхали в воздухе, и вскоре лист превратился в бумажного журавлика.

Ребенок только холодно фыркнул:

– Я тоже так умею.

– О! – закатила глаза Чжу Янь. – А так ты можешь?

Она приподняла бумажного журавлика на ладони и легонько подула на него. Журавлик встрепенулся, расправил крылья, встал на ноги и медленно взлетел, закружив вокруг огня.

– О-о-о… – протянул Сумо, завороженно глядя на бумажную птицу.

Журавлик сделал еще один круг над свечой и повернул обратно. Птица подлетела к ребенку и взмахнула крыльями, коснувшись его длинных ресниц.

– О-о-о! – воскликнул Сумо, не в силах сдерживать эмоции. Его маленькое бледное лицо засияло от радости, яркие бирюзовые глаза светились счастьем – в тот миг вечно хмурый звереныш выглядел совсем как обычный малыш его возраста.

Воодушевившись, Чжу Янь сложила в журавлики все конфетные обертки со стола и один за другим оживила их. Тотчас серебристая стая закружила вокруг свечей, словно подгоняемая порывами ветра.

Сумо протянул руку, и один бумажный журавлик присел на кончик его пальца. Опустив длинные ресницы, он долго смотрел на птицу, а затем поднял голову и с детским восхищением и радостью сказал срывающимся голосом:

– Ты… ты потрясающая!

– Конечно! – Чжу Янь была ужасно довольна собой. – Хочешь научу?

Ребенок замер на миг.

– Ты… возьмешь меня в ученики?

– А что, ты не хочешь?

Уголки губ Сумо подрагивали. Княжна не могла понять его чувств.

– Даже если так, ничего страшного. Зови меня сестрицей, я все равно буду обучать тебя!

Сумо опустил голову и какое-то время молчал, его худенькие плечи внезапно затряслись.

– Эй, что случилось? – не понимая, почему ребенок так странно отреагировал, Чжу Янь поспешила обнять его за хрупкие плечи. – Не хочешь – и не надо! Я ведь не настаиваю, чтобы ты обязательно стал моим учеником… Эй, ну что ты плачешь?

Ребенок опустил голову, что есть сил сжав губы, его тело слегка вздрагивало, он очень старался подавить нахлынувшие чувства. Но слезы бесшумно одна за другой катились из-под длинных ресниц, скользили по бледным худым щекам. Он плакал, не в силах остановиться.

Чжу Янь впервые видела, чтобы этот несгибаемый упрямец плакал. Она была сбита с толку, и, хоть княжна не боялась ни неба, ни земли, у нее просто опустились руки. Она кружила вокруг ребенка, повторяя снова и снова:

– Ну что не так? Не хочешь учиться? Не плачь… Няня Шэн снова подумает, что я тебя ударила! Ну не реви, а!

Она встряхнула его за плечи. Кажется, ребенку тоже стало неловко: он изо всех сил сжал кулаки и глубоко вздохнул. С большим трудом ему удалось сдержать слезы, но тельце продолжало вздрагивать. Когда Сумо разжал кулаки, на его ладонях были ясно видны четыре глубокие ярко-красные отметины.

– Ладно, ладно, плачь, если хочешь, – вздохнула Чжу Янь с некоторым сожалением. – Эй, потерпи только, пока я не возьму блюдо, и можешь начинать сначала – слезы русалок превращаются в жемчужины, а ты так редко плачешь. Пустое расточительство!

Она действительно взяла расписанное золотом блюдо и приблизила его к лицу Сумо.

– Давай, поплачь вволю! Соберем жемчужины, выручим неплохие деньги.

Сумо поднял на нее строгий взгляд и вдруг хихикнул, а затем и вовсе рассмеялся в голос.

– А? – этот ребенок не переставал удивлять Чжу Янь. – Что с тобой?

Сумо покачал головой, опустил взгляд и ничего не ответил.

– Только не лей больше слезы, – княжна вздохнула с облегчением и прошептала: – На самом деле у меня раскалывается голова от детского плача…

– Я с детства был один, – тихо сказал Сумо, так долго хранивший молчание.

– М-м-м? – замерла Чжу Янь.

– Я рос в клетке на Западном рынке, – продолжил Сумо, и от его голоса у княжны мороз пробежал по коже. – С самого рождения был заперт за железной решеткой вместе с такими же щенками, на полу стояли миски с водой и едой.