Но вообще-то Вере было на Болгарию по большому счету просто плевать, у нее появилось более интересное развлечение. Товарищ Ким Ирсен на месте кое-что проверил — и счел Верину идею «в целом привлекательной», ну а для того, чтобы из абстрактной идеи получить что-то вещественное, он направил ей три тысячи своих граждан. Три тысячи уже прибывших в СССР корейских солдат, которым так и не довелось добраться до фронта. Впрочем, для победы они все же успели сделать немало: сама информация о том, что «русские призвали на помощь корейцев» сильно вдохновила адмирала Хорти и он направил на территорию СССР свою армию практически поголовно — в надежде «побольше хапнуть». Но венгерская армия там лишь побольше огребла, так что когда армия Конева вошла в Венгрию, ее защищать почти уже некому было…

А теперь отборные корейские солдаты приступили к работе по постройке польдеров на Рыбинском водохранилище. Против этого серьезно так возражали отдельные энергетики, однако товарищи Тихонов и, главное, Сталин решили, что если площадь водохранилища немного сократится, то вреда энергетике это не нанесет, а вот луга Пошехонья прилично так расширить они сочли целесообразным. Впрочем, Верин «эксперимент» они поддержали лишь в том смысле, что «было бы неплохо точно знать, во что такое расширение сельхозугодий обойдется». Ну а участие в работе корейцев было (по крайней мере для Веры) понятно: она же Ирсену предложила польдеры в Желтом море массово создавать. Правда, когда там — в Южной Корее — эти самые польдеры начали массово появляться, Вера точно сказать не могла, но она точно помнила, что продуктов они Корее давали очень много…

Хотя важным фактором поддержки Вериной идеи стало даже не желание «узнать расценки на новые земли сельскохозяйственного назначения», а решение определенных проблем сугубо «химических»: Вера предложила в качестве берегоукрепляющих сооружений использовать насыпи из шлакоблоков, а куда еще девать все быстрее растущие горы шлака с угольных электростанций (и с множества небольших предприятий уже металлургических), было непонятно. А если эти отходы (причем все же «вредные») получится таким образом утилизировать, то открывались довольно интересные перспективы. Тем более интересные, так как Вера предложила эти самые шлаки вместе с золой электростанций превращать в довольно прочные и совершенно для природы не опасные «полезные изделия». В том числе и в дорожном строительстве полезные, но сначала требовалось предлагаемые технологии отработать — а раз этим были готовы заняться корейцы, то и расходов излишних Советскому Союзу нести особо не придется: просто прокормить несколько тысяч не особо привередливых корейцев — это вообще не расход. Потому что кормить нужно было гораздо больше «иностранных специалистов».

Почти сотня тысяч таких «специалистов» были направлены на строительство Ишимского канала, как раз там нужны были настоящие уже специалисты. Одних бульдозеристов там дополнительно требовалось больше двух тысяч, и за рычаги бульдозеров было посажено — только там — две тысячи немцев. А всего в тех краях немцев работало уже больше сотни тысяч человек, и почти все занимались разнообразным строительством. А вот триста тысяч пленных французов тоже строительством занимались, но в других краях: сотня тысяч трудилась на прокладке железных дорог в Монголии, еще столько же — строили разные промышленные объекты в Корее. А остальные проявляли трудовой энтузиазм в Восточном Туркестане (то есть уже в Уйгурской Советской социалистической республике) и в Маньчжурии. Да и не только немцы с французами разнообразно трудились, буквально весь европейский интернационал, пролетарии всех почти европейских стран дружно соединились в лагерях военнопленных и приступили к строительству развитого социализма в нескольких отдельно взятых странах.

В начале декабря, когда у Веры закончился официальный полугодовой «декрет», к ней заехал (на работу, в Управление НТК, а не домой) Лаврентий Павлович:

— Старуха, ответь мне на такой простой вопрос: что делать с украинскими бандитами? Ты же единственная предупреждала о том, что они творить будут, нормальные люди тебе и поверить не могли — но раз ты одна все это предвидела, то наверняка и о том, что с ними делать, тоже подумать успела.

— Успела, но вам о том, что я думаю, не скажу.

— Это почему?

— Вы мне как сосед симпатичны, а если вы со мной после моего рассказа здороваться прекратите, то мне будет довольно грустно.

— Ты что, хочешь их всех на кол просто пересажать? Я тоже к такому склонялся, так что здороваться точно не перестану, даже больше зауважаю… хотя куда уж больше-то? А под немцами и венграми там народ такое творил… Так что не стесняйся, здесь все свои…

— Кто это «все»?

— А ты кого-то, кроме нас двоих, здесь видишь? Только вот… Иосиф Виссарионович мои идеи… некоторые, не поддерживает, так что если мы в одну дуду дудеть будем, то, думаю, и его переубедить сможем. Так что излагай!

— Ну, сами напросились. Всех, кто участвовал в убийствах, повесить, сжечь, пепел по ветру развеять… в лесах тамошних. Кто лично не убивал, а лишь помогал — отправить на рудники в Катангу.

— А чего так далеко-то?

— Во-первых, не убегут, а во-вторых, там муха цеце. Выживут после пятнадцати лет на рудниках — пусть радуются, а не выживут — так сами виноваты. У меня в институте медхимии вроде какую-то гадость придумали, которая от сонной болезни спасает… то есть, скорее всего может спасти, но во-первых, препарат еще проверить надо, а во-вторых…

— Что во-вторых?

— Во всяком случае размножаться они уже не смогут. Сразу скажу: я не знаю, откуда я это знаю. Я вообще просто так думаю, а вот почему… неважно. То есть я объяснить это не могу и мне неважно почему.

— Интуиция научная?

— Возможно, я довольно многие вещи не могу даже для себя объяснить, но если это работает, то и голову незачем ломать. Да, еще я говорила вам про литовских националистов…

— О них как раз не волнуйся: в Литве немцы с французами и поляками так наследить успели, что всех потенциальных националистов местные же и сдали нам в первый же месяц. Не всех, скорее всего, но если там они и остались, то, как ты любишь говорить, в следовых количествах.

— Ладно, не буду беспокоиться. Тогда вопрос уже сугубо профессиональный: вы в Америке бериллиевые рудники выкупить-то смогли?

— Жалко, что я раньше не знал, сколько у тебя там денег было заныкано. Хотя если бы знал, то на рудники бы точно не хватило, а так — да, выкупили. Хозяев у рудников семь человек, один — канадец, двое — вообще мексиканцы, так что первичное обогащение руды они ведут в Мексике и в Канаде, а тамошние власти вообще не интересуются, куда оттуда концентраты вывозятся. Потому как официально — вывозятся концентраты боросиликатов. Кстати, там и германия получается прилично, так что денежки твои мы вложили с большой пользой.

— Хм… а куда вывозятся-то? Если янки узнают, что в СССР…

— Не узнают, точно не узнают. Вывозится все вообще в Чили, причем американцы при желании в этом удостовериться легко могут. А вот уже куда груз отправляется оттуда — они точно не узнают.

— А в Чили-то зачем?

— Ну ты же как-то рассказывала про чилийскую хамсу… Есть у нас некто… в общем, коммунист, из Испании вместе с Ибарури выехал, вот он и занялся промыслом хамсы в тех краях. Оказалось, что коммунист-то он коммунист, а как назначили его капиталистом… в общем, у него уже и флот рыболовецкий немаленький, и консервных фабрик уже пяток. И он консервы, кильку в томате, в США экпортирует… а мороженную тушку хамсы мы у него закупаем. Кстати, нужно немцам идею подкинуть, чтобы нам морских рефрижераторов с пару десятков быстренько построили: хамсы этой там оказывается столько…

— У меня больше загашников нет!

— А я что, хотя бы голосом намекал? Ты у нас не одна на всю страну заботливая, людей работящих много и все с утра и до вечера спин не разгибая… Да, пока не забыл: товарищ Ким тебе просил отдельную благодарность передать за завод по производству карбамида.