Не было хотя бы потому, что ракетная батарея по одной цели — по одной групповой цели — не могла выпустить больше двух ракет одновременно: горячий выхлоп одной ракеты просто «забивал» прицельные системы других, и после выстрела приходилось ждать, пока ракета долетит до цели, а сбитый вражеский самолет в падении уйдет из сектора прицеливания. Поэтому даже самые дальнобойные ракетные установки не могли произвести до подлета врага больше двух, или, а крайне редких случаях, трех залпов, а ракеты «ближнего боя» и второй залп практически не имели возможности произвести. Но сегодня, судя по докладам операторов, «повезло»: вражеские самолеты летели огромными группами и операторы все же успевали перевести огонь в «незасвеченные» сектора. И всего через две минуты батарея, прикрывающая границу по Нарве, сообщила об «успешном окончании работы».
Лаврентий Павлович подумал, что зря он послушал Старуху и можно было бы таких, «дальних» ракет и побольше изготовить — но она была категорична: ракеты, работающие на жидком кислороде и уротропине вреда своим операторам нанесут больше, чем врагу. А оказалось, что все же врагу досталось даже больше, чем представлялось в самых радужных мечтах: всего девять имеющихся ракет смогли сбить, если верить восторженному докладу оператора, больше двух десятков вражеских бомбардировщиков: все же двадцатипятикилограммовая боеголовка, несущая еще и пуд стальной шрапнели, на идущего в плотном строю врага оказывает ошеломляющее воздействие…
Но все наземные установки закончили работу буквально за десять минут, и теперь, после того как основная масса вражеских самолетов достигла или даже пересекла советскую границу, за дело принялись истребители. Тоже по всем параметрам превосходящие врага — вот только сорок «ракетных» истребителей с интеграторами пришлось «размазать» вдоль всей границы. Лаврентий Павлович, исходя из результатов конфликта над Азербайджаном, надеялся на то, что и они внесут свой веский вклад в дело уничтожения врага — внесут до того, как в дело вступят истребители, вооруженные пушками и пулеметами, и — внеся в души вражеских летчиков панические настроения, помогут остальным советским летчикам довершить разгром вражеской авиации…
Домой Лаврентий Павлович буквально забежал уже ближе к восьми, но все же зашел к соседке, чтобы вкратце изложить ей последние новости. Вера, проспавшая всю ночь, встретила его сильно заспанная — и именно поэтому, по мнению Берии, на новость отреагировала слишком уж спокойно:
— Старуха, твое предсказание сбылось, фашисты напали в четыре утра. Вячеслав в восемь по радио людей оповестит, однако без подробностей, поскольку некоторые подробности в уныние вогнать могут. Но есть и хорошая новость: за первый час боев нам удалось уничтожить больше шестисот немецких самолетов, а насколько больше — тут пока еще неясность.
— Это хорошо, что немцев посбивали… — зевая, ответила ему Вера, — но что-то маловато, я думала, что больше их будет.
— Будет и больше, но — потом. К тому же пока неизвестно, сколько мы уже смогли фашистских самолетов на аэродромах пожечь, а там точно цифры будут впечатляющими: мы в полшестого выпустили на них четыре сотни СБ-М, все известные нам аэродромы просто засыпали твоими мелкими бомбочками… кстати, зря ты отменила программу производства уротропиновых ракет, мы получили уже семь подтверждений, то взрыв одной ракеты сбивал чаще всего две-три вражеских машины. Потому что пуд шрапнели…
— Лаврентий Павлович, ну что вы такое говорите? Наверняка немцы летели как на параде, крыло к крылу, а в таких условиях любой снаряд осколками несколько самолетов зацепить может. А эти ракеты… вы себе как представляете доставку жидкого кислорода к батареям? Лично я никак себе этого представить не могу.
— Не будем спорить, думаю, что скоро нам операторы ракетных батарей сами все подробно расскажут.
— Не будем. А на земле что у нас творится?
— Разное творится, но в целом терпимо. Немцы все же смогли немного побомбить Белосток, Гродно и Брест, в основном на аэродромы РККА целились, но и расположениям наземных частей РККА прилично досталось. Однако атаку с севера на Белосток наши пограничники отбили, не зря мы их противотанкистами усилили, а в Бресте совсем неплохо вышло, даже несмотря на приличные потери с нашей стороны: карты расположения немцев у нас были свежие, ракетные установки там все с грязью смешали километров на двадцать вглубь вражеской территории, так что там теперь всё тихо.
— У нас весь фронт только у Бреста расположился?
— Южнее, точнее на Львовском направлении… сообщают о больших потерях… наших, как ты и предупреждала, там местные постарались нашим пограничникам в спину ударить. Заставы, личный состав, все же в основном вывести вроде получается, но на семь утра немцы уже километров на двадцать там фронт прорвали. И ведь прикрыть там фронт нечем!
— С румынами что? И с венграми?
— Венгры вроде тихо сидят, румыны в налете участие приняли, но по зубам получили и тоже вроде затихли. Сейчас вообще основные бои в направлении Львова и по прибалтийской границе, и в Прибалтике мы пока нормально держимся. А вот на Украине… Немцы все же и Киев успели побомбить, и, что самое печальное, с румынами Одессу прилично зацепили. В Одессе в основном порт… но ты не волнуйся, всё пока терпимо.
— А я вообще волноваться не собираюсь. Мне волноваться вредно, и вообще я авокадо хочу.
— С авокадами у нас пока не сезон, так что придется тебе потерпеть. Ладно, пошел я, работы много.
— Давайте, только вот что: высыпаться не забывайте, это приказ, обсуждению не подлежащий. Ежесуточно не менее семи часов спокойного сна!
— Ты мне приказываешь?
— Да. Как зампред ГКО рядовому члену ГКО. Невыспавшийся ГКОшник может наделать немало ошибок, а нам сейчас ошибаться ну никак нельзя. Так что приказ окончательный и обжалованию не подлежащий. Я проверю! Все, можете идти…
На небольшом совещании, состоявшемся в час дня, Валентин Ильич очень кратко доложил о состоянии промышленности:
— Старуха почему-то объявила переход на мобилизационный план по всем своим предприятиям еще вчера в семь вечера, к семи утра отчитались о переходе больше восьмидесяти процентов предприятий. Остальные двадцать — это те, на которых работа организована в одну смену, так что работать по новому плану они начали только утром и отчитаться не успели, поскольку пришлось людей из домов на работу вызывать, но, насколько я знаю, у нее все всегда ее приказы выполняют полностью.
— То есть…
— То есть производство боеприпасов у нас уже сегодня будет втрое большим, чем вчера. И остается лишь вопрос о доставке их к фронту.
— У нас тоже мобилизационные планы составлены, — сварливо ответил Лазарь Моисеевич, — и с поставками проблем не ожидается. Тем более, что Лаврентий Павлович гарантировал прикрытие всех эшелонов с воздуха. А развезти всё со станций армия сумеет, к тому же мы подключаем к этой работе МТС и местные автопарки. Было бы чего возить…
— Ясно, а что у нас на фронте творится?
— На фронте обстановка… предсказанная, — неторопливо начал Лаврентий Павлович. — У немцев наблюдается существенный успех в продвижении ко Львову, по состоянию на двенадцать отмечены продвижения до тридцати километров от границы. На остальном фронте картина относительно устойчивая. В отдельных местах наши войска отступили на несколько километров…
— А точнее?
— До пяти километров в направлении Гродно, южнее немцы ни в одном месте Свислочь перейти не смогли. Буг тоже форсировать им не удалось, но севернее отмечается продвижение до двух, местами до трех километров. Но тут нужно отметить такой момент: мы практически полностью эвакуируем все гражданское население — это раз и два — это то, что пограничники отходят на заранее подготовленные позиции. То есть на те, где уже разместились и части КГБ, причем усиленные противотанкистами. И там везде мы имеем хорошее прикрытие армии с воздуха.
