Так вот, чего она ждала от Стефана. Тот позавчера сказал «Спасибо», и Эмбер хотела услышать то же самое и сейчас, раз оказалось, что на такое он способен. Стефан, мягко говоря, не оправдал ожидания.
От её резких слов в горле встал ком.
– Я тоже надеялся, что он скажет «Спасибо»… Ну, как есть. Такой он человек непростой, да и я должен был ему эту еду.
Девушка тяжело вздохнула, качая головой. Она опустила взгляд с Алена на пол и изогнула губы.
– Ален, ответь мне просто на один вопрос, – Эмбер потерла переносицу, – у вас всегда так?
Ален не совсем понял, что она подразумевала, но с губ так и рвался положительный ответ.
– Да.
– Кошмар, – прискорбно заключила она.
– Что?
– Ален, ты чё тупишь-то? – Эмбер распылялась все больше. – Ты счастливо бросился перечислять ему все свою жрачку в холодильнике, а потом кормить его! Ты с ним позавчера пытался поговорить, а он тебе рот затыкал! И сейчас он демонстрировал всем своим видом, как ему насрать на всех нас. Где твоё самоуважение? Не позволяй так глумиться над собой!
– Я… не…
И тут в голове Алена что-то щёлкнуло.
– Ален, ты только что сказал мне, что у вас так со Стефаном всегда. Он же тебя чихвостит постоянно, ведь так?
Об этом спрашивал Джоб, но Ален говорил, что это пустяки. А ведь правда: Стефан чихвостил его. Тот наезд на диване, случай в гипермаркете, вечер, когда он больно схватил за подбородок, ночной разговор о его происхождении, вторжение в личные записи. Это нельзя было назвать открытым издевательством с избиениями, но итог тоже не очень утешительный: Стефан нисколько его не уважал.
Ален даже после того, как обещал себе не гоняться за Стефаном, продолжал это делать незаметно для себя. Это видели все, кроме него.
Какая же мерзость.
Глупая надежда на лучшее! Он понимал, каковы её истоки. Ален ненавидел себя за это, но ничего не мог с собой поделать.
Две трети жизни он жил этой надеждой. Биологические родители безбожно пили, и они вряд ли бы стали хорошими родителями.
Иногда наступали моменты просветления, а жизнь становилась не такой ужасной. Ален помнил, что в один из таких разов на его восьмой день рождения мама купила торт со свечами, отец подарил машинку. Они весело праздновали день рождения, сидели за столом в бумажных праздничных колпаках. Счастье длилось до первой выпитой рюмки.
Когда Ален видел, какими родители были в трезвом состоянии, он думал, что они хорошие люди, просто им тяжело и они не могут справиться с зависимостью. Ален держался за такие «просветления», как за спасительную соломинку. Наверное, чтобы самому не свихнуться.
Четыре трезвых часа празднования день рождения и рядом не стояли с четырьмя часами отмывания квартиры от крови после драки в пьяном угаре. Мрака было больше, но Ален, прокручивая в голове короткие прогулки, принесенное для него мороженое (хоть и вместе с бутылкой), покупку новых кроссовок (взамен тех, что совсем изодрались), надеялся это вернуть.
Он делал все возможное и, когда ощущал малейшее изменение настроения родителей в лучшую сторону, бежал выполнять их просьбы, почти расшибаясь в лепешку. Он верил, что если будет настойчив и старателен, у него получится.
Родителей в итоге лишили родительских прав, и ничего у него не получилось. А потом он плясал под дудку фостерных до восемнадцати лет.
Привычка осталась, и Ален неосознанно готов был стелиться ковриком уже перед Стефаном, чтобы заслужить расположение чужого человека, который ему никем не приходится. Он мог дать настоящий отпор, а не предпринимать жалкие попытки, но старые модели поведения сковывали цепями.
Масло в огонь подливало и то, что Алена всю жизнь подавляли, говоря, что он не имеет права перечить. Он старался отучиться, но это было жалко и по-детски. Слишком мало времени прошло.
Какой же он слабак. От этой мысли он весь затрясся, сильно прикусив губу.
– Нет у меня никакого самоуважения… – зашептал Ален, отчаянно пытаясь сдержать слёзы.
Эмбер резко переменилась в лице и подсела к нему ближе.
– Ален…?
– Я слабак. Я не мог достойно дать ему сдачи. И думал, что он станет лучше ко мне относиться со временем… Просто он… мои родители…
Слёзы брызнули из глаз и потекли горячими дорожками по лицу, капая с подбородка. Ален закрыл лицо руками.
– Боже мой, Ален… – Эмбер притянула плачущего Алена к себе, а тому только это и требовалось: он крепко обнял подругу и уткнулся в её плечо.
Ален не рассказывал друзьям о биологических родителях, лишь вскользь упоминал о Мартине и Пахите. Для Эмбер стало открытием, что это больная тема.
– Почему ты тогда отказался жить с нами? – поглаживая друга по спине, спросила Эмбер.
О, она на днях и правда предлагала снимать дом втроём, но Ален ответил отрицательно. И дело не столько в том, что за жильё придется платить. Ален хотел жить со Стефаном. Он желал узнать больше о его бессмертии. Рациональная сторона Алена вопила, что это брехня, но вторая сторона – та, что верила в мистику – уверяла, что всё взаправду. Тем более Ален был свидетелем, и факты наукой не оправдаешь. Он думал, что если найдёт подход, то сможет узнать его лучше и понять причину нелюдимости.
– Н—не знаю… – выдавил Ален, заикаясь от рыданий. Рассказать истинные причины он Эмбер не мог.
– Пойдём к нам, – сказала Эмбер, подняв Алена за плечи. Она ласковым движением вытерла слезинку с его левой щеки друга и так заботливо потрепала за неё, что Ален готов был расплакаться во второй раз, но уже от чувств. – Давай с нами жить. Если с деньгами пока туго, мы что—нибудь придумаем.
Тогда он хотел узнать Стефана. Но хотелось ли этого теперь?
– Давай.
Между прочим брауни с лимоном и лаймом он испёк сам.
***
Когда Эмбер вспылила и за ней пошёл Ален, Стефан и Билл остались одни в напряженном молчании. Говорить было не о чем.
Хоть Стефан не проронил ни слова после того, как перед ним оказалась еда, он всё слушал и внимал. Мыслей в голове было много, но он их не озвучивал.
Билл сидел со сложенными в замок руками. Стефан прошёлся ураганом по всем тарелкам и оставил на них только крошки, а затем пошёл мыть посуду. Билл тихонько хмыкнул, когда тот направился к раковине. Это не ускользнуло от Стефана.
Стоило только отмыть сыр со своей тарелки, как вдруг послышались всхлипы из—под лестницы. Стефан и Билл синхронно обернулись.
Стефан выключил воду и отложил губку. Точно не показалось.
– Эй, все там нормально? – спросил Билл, но его вопрос утонул во всхлипываниях. Эмбер и Ален были поглощены драмой друг друга.
Билл поднялся с места, решительно направился к лестнице. Стефан оставил тарелку в раковине и поплёлся за ним из интереса.
Увиденное ошарашило.
Заплаканный Ален сидел перед Эмбер, которая успокаивала его, как мамочка. Держала в руках лицо, а Ален несчастно взирал на неё.
– Что у вас произошло? – повторил Билл. По лицу Эмбер понятно, что ничего хорошего.
– Ален сегодня будет ночевать у нас. И вообще он переезжает к нам.
– О как, – вырвалось у Стефана, который находился чуть поодаль у двери кладовой. – Что за спонтанность и разведение драмы средь бела дня?
Эмбер зло зыркнула на Стефана, метая взглядом в него ножи. Ален так вообще отвернулся.
Всё ясно. Дело опять в нём.
– Не твоё дело, – рявкнула Эмбер и встала с пола. За ней поднялся и Ален, вытирая рукой лицо.
– Судя по вашим реакциям на меня, как раз—таки моё. Что я опять не так сделал? – недоумевал Стефан.
Эмбер снова изобразила выражение лица Даны Скалли из «Секретных материалов», но выглядела она устало и не имела желания отвечать. А вот Ален был как кот, у которого шерсть встала дыбом и хвост трубой.
– Отвали! – прикрикнул он и ушёл в комнату, чтобы умыться.
Вот это трагикомедия! Даже Билл был изумлён.
_____________
[1] – «Beware of a silent dog and still water», что на русский лад означает «Втихом омуте черти водятся»