Он завернулся в одеяло и подоткнул под голову подушку, очень быстро погрузившись в сон. На задворках сознания снова вспыхнула мысль, что вчера он спал на картонк, а сейчас – в чужом доме на мягкой постели.

***

Стефан ощущал жар во всем теле. Точнее, всем телом.

Он дернулся с места, но не смог подняться, потому что руки и ноги были… привязаны к стулу.

Жар, который он чувствовал, исходил от огня.

Шею опутали холодные бледные тонкие змеи. Нет. Это были руки. Руки с изящными длинными пальцами, аккуратными ногтями. Руки, гладящие Стефана по лицу. Её руки.

– Чувствуешь ли ты моё тепло, Стефан? – Пальцы были мертвенно холодными. А при первом касании шеи вызвали дрожь.

Стефан узнает этот голос из тысячи. Пройдут сотни веков, но он никогда его не забудет. Его соловьиные переливы во время пения, смех, как звон горного ручья. Его раскатистый злобный хохот, надрывный крик. Это звучание запечатлено у Стефана на подкорке.

Аннабель.

Она опутывала руками, как веревками удавки. Она стояла за его спиной и, возможно, холодила бы её, если бы огонь не становился все ближе и ближе.

Полыхало все вокруг, и Стефан даже не мог разобрать местность, потому что огонь был, как плотная завеса. Пламя словно родилось и поддерживалось само собой.

– Моя любовь к тебе пылает, – прошептала девушка на ухо, пустив по телу стаю мурашек. Она склонилась над Стефаном близко—близко, отчего родные белокурые пряди посыпались на плечи и грудь.

И словно давили, как булыжники.

Руки Стефана были связаны, а веревки впивались в язвы, окаймленные черными корками. Только Стефан опустил на них взгляд, как аккуратные ногти на девичьих руках стали длиннее и впились в шею Стефана.

Аннабель задрала его голову, заставляя посмотреть на себя снизу вверх.

Стефана охватил приступ паники, когда он увидел это лицо. Лицо со смазанными чертами лица, но четкой кривой ухмылкой.

– Всем расскажи, что я ведьма, – ласково зашептала Аннабель, вызывая в теле Стефана крупную дрожь. – люди, как правило, дуракам верят[1].

Стефану было нечем дышать. Пот стекал по телу от жара огня, уже, кажется, лизавшего ноги.

– Что же ты молчишь, мой милый? Мой суженый, мой ненаглядный… Скажи мне, как сильно любишь меня.

Стефан открыл рот, но не смог издать и звука. Он походил на рыбу, выброшенную на берег.

Аннабель рассвирепела, и её искаженное лицо потемнело, становясь черным.

– Ты молчишь! Молчишь даже сейчас! Я ненавижу тебя! – воскликнула она, впиваясь когтями в шею Стефана лишь сильнее. От того он, наверное, и не мог говорить и сейчас издал лишь сдавленный хрип. – Сгори в адском пламени моей ненависти! Сгори, как ты позволил сделать это мне! Ненавижу тебя! Да пусть моя ненависть пропитает тебя насквозь ядом отравляющим!

Огонь начал поглощать Стефана с ног. Он открыл рот в немом крике, но лишь услышал треск собственного позвоночника.

Только в конце он понял, что ни от когтей, ни от огня, ни от веревок не чувствовал боль.

– Аннабель! Остановись! – смог он вскрикнуть.

На самом деле сделал он это наяву.

Стефан распахнул глаза. Он жадно хватал ртом воздух, будто его действительно только что душили. Было жарко, все тело в поту, но это от того, что он накрылся одеялом по самую шею. Стефан вытер влагу со лба и посмотрел на предплечья. Бинты напитались кровью, но уже в меньшем количестве, чем днями ранее. Стефан нажал на место, где была рана, и тут же одернул палец от боли. Он не спит. Он жив. А то был сон, в котором он не чувствовал ничего, кроме страха.

Он пробежался взглядом по комнате и наткнулся на настенные часы, показывающие четыре утра. Вечером он их даже не заметил.

Стефан чувствовал себя разбитым. Он вряд ли уснёт опять после такого сна. За столько лет он часто сквозь сон осознавал, что все, что видит, – это проделки подсознания, и старался вырваться, усилием воли пробудить себя. Тем более, что был звоночек в виде отсутствия боли. Но всепоглощающий страх на сей раз охватил настолько, что противиться было невозможно.

Он сел в постели, скидывая с взмокшего туловища одеяло. Простынь под ним была измята – видимо, он сильно крутился во сне.

Несмотря на то, что за долгую жизнь Стефан насмотрелся подобных кошмаров сотни, если не тысячи, они все равно выбивали из колеи.

Аннабель…

Он растёр руками лицо и полностью скинул одеяло.

Стефан подошёл к окну, вглядываясь в утреннюю темень, постепенно рассекаемую рассветом. Он вздохнул и зарылся рукой в волосы. И спустя пару минут отправился в ванную за вещами, надеясь, что они сухие.

Так и оказалось. Стефан умылся, оделся и только после этого почувствовал себя человеком.

Планы нарушила внезапно накатившая сонливость: стоило Стефану по возвращении в комнату прилечь на кровать, как его тут же отрубило.

***

Второе пробуждение произошло из-за стука в дверь.

– Звонил босс. Сказал, чтобы ты через час был в трейлерном парке для эвакуации твоего сгоревшего трейлера, – сообщил Ален, высунувшийся в щель приоткрытой двери.

Стефан с трудом разлепил веки и потер переносицу в повторной попытке вернуться в реальность. Он проснулся ещё более изнуренным, чем… Три часа назад. Стрелка настенных часов показывала семь утра.

– Зачем он позвонил тебе? – пробурчал Стефан, упершись взглядом в белый потолок.

– Он сказал, что у тебя нет телефона.

– Ясно.

Ну, тут и не поспоришь. Стефан пару месяцев назад утопил в раковине свой деревянный кнопочный телефон, коих сейчас среди молодежи днём с огнём не сыщешь. Стефану и так постоянно приходилось адаптироваться к изменяющимся условиям жизни, но он не всегда успевал. И не всегда хотелось.

По сути, телефон ему и не нужен был – он имел его, потому что Джоб подарил. Нужно же как-то поддерживать связь. До Стефана все равно было тяжело дозвониться, потому что он то оставлял телефон в трейлере, то забывал зарядить. Когда он и вовсе телефон утопил, Джоб лишь махнул рукой.

– Скажи ему, что я буду, – все так же сонно промямлил Стефан с зевком. Надо же, старик и правда сдержал обещание и быстро среагировал.

Стефан с трудом оторвал себя от кровати и прошаркал в ванную, но Ален в последний момент его остановил:

– Стефан.

Он остановился, но не обернулся.

– Чего?

Стефан был немного удивлен тому, что Ален снова начал разговор. Он был разочарован, что эффект словесной и казалось бы сильной пощёчины продлился недолго.

– Я был не прав. Ночью поразмышлял о том, как вёл себя, и понял, что поступал очень глупо.

– Ты даже не представляешь как, – добавил Стефан, все ещё стоя к Алену спиной. Тот замолчал, точно подбирал слова. Ха, правда всегда так неудобна и так режет глаза.

– Я хочу извиниться. Такое больше не повторится, честно, – заверил Ален, на что Стефан закатил глаза. – Просто… Кажется, я правда привык решать проблемы других. У меня… – Ален снова взял долгую паузу. Ему непросто было говорить. Так бывает, когда события наносят много ран. – У меня есть младшенькие. Я за ними всегда следил и по умолчанию помогал выбираться из всех передряг. И, кажется, по привычке я переборщил.

Это было интересно. Стефан посмотрел на Алена через плечо: тот опустил голову, держа руки в карманах. От него исходила тяжелая аура.

– Мать Тереза ты у нас, значит, – шутливо протянул Стефан.

Стефан закрыл дверь комнаты и спустился на первый этаж.

Эти слова не были принятием извинений. Стефан ими ничего не гарантировал. Пусть Ален расшифровывает как вздумает: может, они его обнадёжат и дадут ощущения зыбкого мира между ними. Стефан ничего под этим не подразумевал. Его внимание просто привлекла забавная подробность прошлого Алена, хоть как—то, пусть и нелепо, но объясняющая мотивы.

Стефан чувствовал, что за этим стояло большее. И было бы неплохо узнать ещё.

Скажем так, ему просто нравится греть уши и слушать о чужом горе. Это что-то вроде ТВ-шоу. Не хватает только пива и чипсов.