Стефан подошёл к окну, отдёрнул тюль и уставился на темнеющую улицу. На той стороне на него взирали похожие домики.
– Кое-кого из прошлого.
Он играл словами, смакуя на языке печаль, терзающую несколько веков. Стефан испытал не только физическую, но и моральную боль.
Говорили, что время лечит, но всё это враньё – время лишь усугубляло. День ото дня рана на душе открывалась, подобно тому, как ежемесячно с полнолунием появляются увечья на предплечьях. Может быть, Стефан и сам её расковыривал, не давая затянуться. Чтобы помнить, что он натворил много лет назад.
От этого страшного греха невозможно отмыться. Стефан отвлекался работой и рутиной, но всё равно возвращался к мыслям об этом. Чувство вины засасывающее и изнуряющее, но он принимал его, как и свое проклятие, как плату за содеянное.
Стефан многим в шутку ведал о крупицах своего горя. Четыреста лет назад, сто пятьдесят, восемьдесят, тридцать, сейчас – слова сами порой слетали с языка. Стефан почти о них не жалел, потому что знал, что ему никто не поверит. Не то чтобы он совсем пускал пыль в глаза. Он говорил так, как есть, просто сказанное не могло уместиться в понимание людей.
Он взглянул на Алена через плечо. Тот, разумеется, не поверил. Иного он не ожидал.
– Это какая-то болезнь, которая передалась тебе от этого человека? – со скепсисом в голосе произнёс Ален, и Стефан почему-то почувствовал раздражение.
Как он посмел?!
– Это не болезнь. – Стефан с силой дернул занавеску обратно. – Это проклятие. А ещё это не твоё дело. Вопросы здесь задаю я.
Ален не успел закрыть дверцу холодильника, но это сделал прямо перед его носом Стефан, быстро сократив расстояние между ними. Он зло посмотрел прямо в блестящие карие глаза, которые были намного светлее глаз Стефана.
Стефан понял, почему гнев вскипел внутри от беспечно брошенного вопроса. Звучало так, будто она заразная!
Ален изумленно захлопал глазами.
– Какого ты черта подслушивал разговор и зачем завалился в служебку?
Стефан подцепил пальцами подбородок Алена, заставив наклонить голову вниз, потому что тот был выше.
Это был первый раз, когда Стефан самовольно коснулся Алена. Он шёл к нему плечом к плечу два раза, когда тот тащил его на себе, но это мелочи. Стефан помнил, как любил прикосновения. О, это ощущение чужого тепла на руках… В то же время тепло означало жизнь, и Стефан не хотел быть близок к чужой судьбе ни ментально, ни физически.
Он разглядывал каждую деталь лица Алена. Раньше Стефан не замечал мелкие веснушки на щеках. В молодости Стефана веснушки, как и рыжие волосы, считались ведьмовским признаком. Долгие годы девушки пытались веснушки маскировать, а сейчас они считаются поцелуями солнца.
– Я услышал, как Джоб позвал тебя на разговор, – сказал Ален. – Я думал, он накажет тебя за воровство алкоголя. Хотел помочь. А залетел в служебку, потому что случайно нажал на ручку двери, и она открылась.
Теперь ясно, что значил тот странный взгляд, когда Джоб просил коллектив признаться. Ха, надо же, какой молодец! Все знал и не открыл правду.
– Тоже мне спасатель, – с яростью выплюнул Стефан. Он почувствовал, как Ален напрягся и попытался отодвинуться, но Стефан снова притянул лицо Алена ближе к себе. – На меня смотри и слушай. Мне не нужна твоя помощь. Я бы сам разобрался и я, считай, сделал это без твоей помощи. Я с Джобом давно знаком и знаю, как с ним общаться. Лучше бы ты просто спалил меня перед всеми.
Ален с силой оттолкнул Стефана, стреляя молниями из глаз. Стефан уже и не намерен был держать его.
– Больше я тебе никогда не помогу, – процедил сквозь зубы Ален и достал из холодильника одну банку колы, которую Стефан взять не позволил хлопком дверцы. Он ушёл в зал, который располагался справа от прихожей, то есть в противоположной стороне от кухни.
– Неужели до тебя, сопляка, допёрло, что не сдалась мне твоя забота?! Запомни уже, что помогать надо, когда человек просит об этом!
– Я-то сопляк?! – взбесился Ален, остановившись на полпути. – Будто ты намного старше меня.
Вы только посмотрите на него!
Стефан не удержался от дикого хохота, рвущегося из горла. Если у Алена из глаз посыпались молнии, то у Стефана – полились слёзы. Этот дурак настолько наивный, что Стефан просто задыхался. Натурально задыхался от смеха, хватаясь за живот и вытирая глаза.
– Вторая твоя ошибка – бросаться словами. Тебе даже и не снилось, что и сколько я пережил за свою жизнь.
Ален демонстративно включил телевизор, не желая больше слушать Стефана. Для него это означало избавление от надоедливого собеседника.
Да уж, делить дом с Аленом та ещё задача. Стефан считал, что с ней успешно справился, разверзнув между ними огромную пропасть обиды. Лучше и не придумать.
Стефан разложил продукты на отдельной полке, благо, что Ален не раскидал свои по всему холодильнику. Порывшись в шкафчиках и тумбах, нашёл сковороду, лопатку и пожарил яичницу, в чайнике вскипятил воду и заварил растворимый кофе из пакетика. Сидя за столом, потягивая напиток и глядя в окно на редких прохожих, возвращающихся домой, Стефан думал, что это все происходит не с ним.
Дом. Это такое далекое и недоступное для Стефана слово. Ему пришлось покинуть свой как воздаяние за то, что он совершил. С тех пор он не мог и не хотел привязываться к какому-либо месту. Из-за бессмертия Стефана это было невозможно: если бы окружающие поняли, что он не меняется с годами, то возникли бы проблемы. Особенно в годы, когда полыхали огни инквизиции и все боялись магии.
Но он врал себе. Бесконечно врал и дал слабину – за шесть лет жизни привязался к трейлеру.
Ладно, это не дом. Это транспорт, где Стефану приходилось жить. А то, где Стефан сейчас находился, – дом. Чужой. И такая подачка ему не нужна была, тем более с таким соседством. Пережить его в течение нескольких дней можно, но в долгосрочной перспективе он не намерен.
Стефан вымыл за собой посуду и поднялся на второй этаж. Открыл первую попавшуюся комнату, но она оказалась занята: кровать расстелена, стул отодвинут от стола. Значит, здесь жил Ален. На втором этаже было ещё две комнаты. Стефан выбрал ту, что подальше от комнаты Алена.
Перед тем, как сделать окончательное решение, он спустился на первый этаж на разведку. Но на первом этаже за дверьми скрывалась лишь просторная кладовая и гардеробная, а чуть дальше прачечная. Было бы здорово, конечно, поселиться совсем далеко от Алена, но увы.
Теперь Стефан поторопился в ванную, совмещенную со своей комнатой, чтобы промыть руки. Душ соблазнял, но имея такие серьезные раны, это было немного… Проблематично. Стефан явился на кухню, чтобы найти мусорные мешки и, возможно, изоленту.
Поиски увенчались успехом, и после обработки ран и отдыха на кафельном полу – благо, что теперь это пол не туалета в кафе – он не без труда замотал руки в целлофан и зафиксировал эту конструкцию изолентой.
Стоя под теплыми струями воды душа, Стефан подумал, как порой жизнь круто поворачивается: примерно в это время, может, часом позже, он вчера ворочался под мостом среди бездомных, а сейчас нежит бренное тело в душе. Смывает с себя всю грязь того дня шампунем и гелем для душа, купленными по дороге сюда.
Он закинул вещи в стирку, разобравшись со стиральной машинкой не с первого раза – конечно, новые технологии пришлось изучить, но все равно это давалось нелегко.
Правда, теперь он остался без одежды, кроме ремня от джинсов и куртки. Так что не оставалось ничего, кроме как обернуть вокруг бедер. Снова пришел на кухню, чтобы взять ножницы. Кромсая черный целлофан, Стефан спиной ощущал чужой взгляд.
Когда машинка пропищала, оповестив о закончившейся стирке, Стефан развесил вещи на складной сушилке, надеясь, что утром они не будут мокрыми. Надо потратиться хотя бы на еще один комплект одежды…
В небольшой гардеробно комнаты лежал чистый комплект постельного белья. Накатывали слабость и недомогание, что закономерно для полуночи. Заправив одеяло в пододеяльник, Стефан обессиленно рухнул на кровать, словно он разгружал вагоны.