Большой перемены я ждал сильнее, чем выпускного, уроки как назло тянулись патокой, медленно и неторопливо. Начало учебного года, все расслабленны, и учителя, и ученики.

И когда очередной протяжный и резкий звонок возвестил об окончании третьего урока, мы с Варей чуть ли не бегом отправились в актовый зал.

Ажиотажа я и не ждал, думал, придёт человек пять-семь, но реальность оказалась куда более жестокой. В актовом зале никого не было.

— Подождём, — мрачно произнёс я, прохаживаясь по гулкому просторному залу.

— Я только в субботу после уроков объявление повесила, не все видели, наверное, — чуть не плача, произнесла Варя.

— Наверное, — сказал я.

Подошёл к пианино, откинул крышку. Сыграл первые аккорды похоронного марша. Та-да-дадам. Варя усмехнулась.

— Двадцать минут переменка, ещё дойти же надо, — неуверенно сказала Варя. — И в столовую сходить.

— Ага, — сказал я.

Ожидание затягивалось.

— Надо ещё через Любоч… Любовь Григорьевну… Пусть на своих уроках скажет, — предложила Варя.

— Не, — возразил я. — Так найдём, сами. Может, из младших классов кто объявится.

— Первоклашки? — фыркнула Варя.

— Седьмые, восьмые, — сказал я.

Дверь в актовый зал вдруг распахнулась, мы разом встрепенулись, оборачиваясь к выходу. В зал буквально влетела запыхавшаяся незнакомая девушка. С коротким чёрным каре, в школьной форме, но без пионерского галстука. Достаточно плотная, коренастая, но хорошо сложенная, с большой грудью и широкими бёдрами.

— Я не опоздала? Это тут в музыканты берут? — спросила она почти на бегу.

— Катька… — хмуро проворчала Варя себе под нос.

— Нет, не опоздала, да, тут, — сказал я. — А на чём умеешь играть?

От Катьки неприятно шибануло табачным дымом.

— Я думала, тут научат, — широко улыбнулась она.

Варя закатила глаза, снова что-то пробормотав под нос.

Я задумчиво глядел в Катино жизнерадостное лицо. Ладно, всё равно других желающих нет.

— Пойдём за мной, — сказал я.

— Саша, ты серьёзно? — удивилась Варя.

Мы прошли в каморку, блиставшую теперь чистотой и уютом. Варя, похоже, и в субботу занималась наведением порядка, пока я надрывал спину на покорении картошки.

— А ничё так у вас тут, симпатичненько, — оценила Катя, явно впервые оказавшись в таком месте.

— Ты из какого класса? — спросил я.

— Девятый бэ, — отозвалась Катя, прохаживаясь по каморке, как по музею.

— А в ансамбль чего решила? — спросил я.

— Не знаю, интересно, — пожала плечами она.

— Катя уже все кружки и секции попробовала в школе, — сказала Варя. — Нигде дольше месяца не задержалась.

— А ты не лезь, поняла? Хочу и пробую! — вскинулась Катя.

М-да. Совсем не так я видел начало своей новой музыкальной карьеры и старт нашего коллектива.

— Так, успокойтесь, — приказал я. — Проведём простой тест.

Обе девчонки повернулись ко мне. Одна глядела с нескрываемым интересом, другая смотрела так, словно я собирался разбить кувалдой её фортепиано.

Я восемь раз щёлкнул пальцами. Ритмично, в темпе 120 ударов в минуту.

— Повтори, — попросил я.

Катя нахмурила брови, но сделала в точности то, что я попросил.

— А теперь так, — сказал я, добавляя на каждый второй удар щелчок другой рукой.

Катя повторила и это.

— И ещё это, — попросил я, притопывая правой ногой на каждый первый удар.

Получался простейший ритм в размере четыре четверти, знакомый любому барабанщику.

Катя тряхнула своим коротким каре, но без проблем сделала и это. Главное, что ритм она держала ровно, не замедляясь и не ускоряясь. А остальное наработается в процессе. Наверное, с чистого листа выращивать себе барабанщика будет даже лучше, чем переучивать готового.

— Годится, — сказал я. — Ты в коллективе. Сядешь за ударные.

— Саша! Ты серьёзно? — воскликнула Варя.

— Круть! — ухмыльнулась Катя, полыхая энтузиазмом. — Когда начнём?

— Нет, стоп! — Варя даже шагнула вперёд, ко мне. — Так нельзя! Она не умеет играть!

— Чувство ритма есть, научится, — сказал я.

— Я против! — упёрлась Варя. — Это… Это… Это нечестно! Почему ты один принимаешь решение?

— Можем проголосовать, — пожал я плечами. — Я за, ты против. Катя, как я вижу, за, раз уж она пришла, единственная из всей школы, между прочим. Любочка, думаю, тоже проголосует за, и её голос будет решающим, как голос руководителя коллектива.

— Ладно… Выбора и правда нет, — холодно процедила Варя. — Но если к нам вдруг придёт нормальный барабанщик… Она тут всё равно не задержится!

— Ну и всё, значит, если не задержится, нечего и спорить, — подвёл итоги я.

Катя, ехидно улыбаясь, наблюдала за нашей дискуссией и пока себя частью коллектива не ощущала.

— А как ваша группа называется? — спросила она.

— Никак пока, не думали об этом, — сказал я.

— Может, «Незабудки»? — предложила она.

Я рассмеялся.

— Нет, Катя, точно нет, — сказал я. — Потом решим, голосованием.

— Ну ладно, — сказала она.

Прозвенел звонок, созывающий всех на уроки.

— У тебя сколько уроков? — спросил я.

— Шесть, — сказала Катя.

— И у нас шесть. Давай, после шестого сюда, — сказал я. — А там подумаем, что делать будем.

Мы разошлись по классам. Отсидели с Варей урок биологии, затем урок литературы. Последними шли труды, и если бы не репетиция, я бы со спокойной душой его пропустил, а так пришлось смотреть на синяка-трудовика и несколько ушатанных трофейных немецких станков. Понятия не имею, чему трудовик мог научить десятиклассников, многие из которых уже были гораздо более рукастыми, чем он, но если партия сказала, то будем учиться.

Встретились с Варей после трудов в холле.

— Думаешь, придёт? — спросила она.

— Посмотрим, — сказал я. — Даже если и нет, то всё равно надо с репертуаром определиться. Что играть будем. Хотя бы первую песню.

— «Миллион алых роз» не хочу, — категорично заявила Варя. — Достала, из каждого утюга.

— Ха-ха! Мне нравится такой настрой! — рассмеялся я.

Я догадывался, конечно, что она не жалует попсу, вместе с дворовыми песенками про любовную любовь, но всё равно удивился.

— Придумаем чего-нибудь, — сказал я.

Мы подошли к актовому залу. Из-за закрытых дверей доносились ритмичные щелчки. Катя, к нашему удивлению, была уже там и отрабатывала упражнение, которое я показал ей на переменке.

— О, а вот и вы! — воскликнула она. — А что делать будем?

Варя молча прошла мимо неё, демонстративно роясь в сумке в поисках ключа от каморки. Надо бы и мне сделать собственный.

Любочки сегодня не было, она ушла после четвёртого урока, и мы были предоставлены сами себе, так что мы втроём прошли в каморку, где я принялся возиться с многострадальными здешними барабанами.

— Пока так, рабочие моменты, — неопределённо сказал я, ныряя за установку. — Насчёт репертуара подумать, и всё такое.

— О, я знаю! Миллион, миллион, миллион алых роз! — нараспев воскликнула Катя. — Из окна, из окна, из окна видишь ты! Все тащиться будут!

Варя снова закатила глаза, что-то бормоча себе под нос.

— Не, — сказал я, вылезая из-за барабанов за шестигранным ключом и снова ныряя обратно. — Пободрее надо что-нибудь.

Я должным образом закрепил педаль от бас-барабана, понажимал несколько раз рукой. Бочка звучала глухо и гулко, но, в принципе, за неимением лучшего, сойдёт. Порванный пластик на рабочем мне удалось временно починить куском другого пластика. Получилась огромная страшная нашлёпка, которую я приделал на клей и чёрную изоленту. Звучало это всё, как будто бьёшь палочкой не по барабану, а по кучке говна, грубо говоря, но искать другой пластик в Чернавске… Не вариант. Разве что его можно было бы где-нибудь спереть.

Железо я навесил на положенные места, одновременно показывая Кате, где что должно находиться, и как это всё крепить. Педаль хай-хета тоже не работала, навсегда оставшись в нижнем положении, поэтому замок навесили чисто номинально.