— Варя… Орлова, — представилась она, протягивая изящную ладошку.
— Саша Таранов, — я улыбнулся и пожал протянутую руку.
— Обалдеть просто, конечно… — неловко усмехнулась она.
— Блин, что вот с гитарой делать, — я наконец снял остатки порванной струны.
— В чехле посмотри, может, запасные есть, — посоветовала Варя.
Точно. Надо было самому догадаться, а ещё гитарист называюсь. Сам же правило имел, всегда запасные струны в чехле таскать. После второго или третьего раза, когда струна порвалась во время концерта, правило стало железным, нерушимым.
Тут тоже обнаружились какие-то струны неясного калибра, явно бывшие в употреблении, без какой-либо упаковки. Сравнил несколько с обрывком старой, нашёл подходящую. Жёсткую, правда, как проволока, но как будто у меня есть выбор. Начал ставить, продевая струну через уродливое ураловское тремоло.
— Запущено тут всё, конечно, — заметил я, рукой показывая на окружающее нас великолепие.
— Как в позапрошлом году Димка Жаринов выпустился, так больше ансамбль и не собирали, — сказала Варя. — Мхом всё уже заросло.
— Ты тоже в ансамбле играла? Ты, если что, не удивляйся, если я вдруг глупые вопросы задаю, — произнёс я.
— Немножко играла, — призналась одноклассница. — На клавишах. Пару репетиций всего успела.
— Нравилось? — спросил я.
— Ну… Да, наверное, — пожала плечами она.
— Ты классно играешь. В консерву поступать будешь? — спросил я.
Варя слегка порозовела.
— Ближайшая в Свердловске только, меня бабушка не отпустит, — сказала она. — В пед буду поступать, куда ещё-то.
В местный, значит, в Чернавский.
— А ты, наверное, с мечтой о Бауманке расстался, получается? — спросила она, глядя, как я накручиваю струну на колок.
— Получается так, — сказал я.
— Да… — протянула она. — Никогда бы не подумала. Ты ж стремился так…
— Удар по голове меняет людей, — пошутил я.
— Не настолько же… — сказала Варя.
— Иногда настолько, — пожал я плечами. — Только, пожалуйста, не говори никому. Сами увидят, сами всё поймут. Не хочу, чтобы сплетничали.
— Не скажу. Честное слово, — торжественно произнесла соседка по парте.
— Спасибо, — улыбнулся я.
Вновь прозвенел звонок. Эти сорок пять минут пролетели незаметно, как одно мгновение. В отличие от всех остальных.
Я натянул струну, настроил гитару, вернул обратно в чехол, протянул Варе, которая рассеянно вертела ключ от каморки в пальцах.
— Вон туда положи, — показала она.
Положил, вышел вслед за Варей на сцену. В раздумьях. Стоит ли вообще связываться со школьным ансамблем, если мы уже в выпускном классе. Логика говорила, что нет, не стоит, выхлоп несоизмеримо мал по сравнению с затраченными усилиями. А вот чувства требовали диаметрально противоположного. Возродить всё, привести в порядок. Как феникс из пепла.
Времени, однако, маловато. Пока найдутся участники, пока разберёмся с инструментами и прочей материальной базой, пока разучим хотя бы одну-две песни, уже время будет близиться к весне и экзаменам. Даже при том, что сентябрь только начался.
— Саш… На уроке увидимся, хорошо? — вдруг спросила Варя.
— Хорошо, — сказал я, так и не поняв, то ли она стесняется приходить в класс вдвоём со мной, то ли ей просто нужно в уборную. — Если что, мне поплохело, ты меня в медпункт водила, алгебру поэтому пропустили.
Варя посмеялась. Я счёл это хорошим знаком.
В класс я вернулся аккурат перед звонком на урок, и это была география. Урок вела молодая выпускница пединститута, новенькая, причём некоторые из одноклассниц выглядели едва ли не старше неё, как бы та не пыжилась и не напускала на себя строгий вид. Дисциплина ожидаемо упала до минусовой отметки, и я терроризировал Варю на тему того, кто есть кто в нашем классе.
С первой парты это делать оказалось крайне неудобно, приходилось вертеться и оборачиваться к остальному классу, но географичка к этому относилась снисходительно, едва-едва справляясь с остальными, которые почти срывали урок.
Двадцать два человека в классе. Уже взрослых, почти совершеннолетних, некоторые уже совершеннолетние, но вели они себя, как стадо бабуинов. Географичка, Любовь Георгиевна, она же Любочка, едва не плакала, но продолжала вести урок.
Зато я косвенно познакомился со всеми одноклассниками. Утром, конечно, была перекличка, но я пропустил её мимо ушей, тем более, на ней звучали только фамилии. А благодаря Варе я наконец узнал имена.
Всё-таки СССР — государство социальное, значит, и капиталом здесь надо обрастать социальным. Здесь как нигде в мире работает поговорка про сто рублей и сто друзей. Зачем рубли, если на них ничего толком не купишь? В девяностые годы миллионы советских рублей сгорели на вкладах. А вот множество друзей это непременные связи, блат, в социальном государстве жизненно необходимый.
Даже в моём времени знакомства решали многое. В СССР знакомства решают всё.
Десятый «А» класс по составу оказался интернациональным и разнообразным во всех смыслах, настоящее дайвёрсити. Казах со смешным для русского уха именем Канат и простой фамилией Алибеков, двое башкир, Альфия и Альберт Юмашевы, поляк Вова Мирецкий, кореец Серёга Ким, украинцы Оксана Терещенко и Данила Мартынюк, еврей Миша Коганов. Дочь второго секретаря горкома КПСС и королева класса Кристина Полянская, чемпион области по боксу Дима Горохов. Комсорг класса Настя Пономарёва, комсорг школы Лера Якупова. И прочие, и прочие, и прочие.
Девочек было больше, чем мальчиков, насколько я понял, большинство пацанов уходили после восьмого класса в техникумы и училища. Фазаны, как их тут называли по старой памяти, от фабрично-заводских училищ. А те, кто остался в девятом-десятом классах, планировали поступать в университеты. Саша Таранов, например, мечтал поступить в легендарное МВТУ имени Баумана, для чего плотно налегал на физику и математику.
Как и любой коллектив, десятый класс делился на более мелкие фракции и группки. В целом, конечно, класс был дружным, в конце концов, комсомольская организация зорко следила за тем, как бы чего не вышло. Но мелкие группки, организованные больше по интересам, чем по районам проживания, всё-таки существовали. Условно говоря, спортсмены, зубрилы, модники и тому подобные. Частично группы пересекались, частично нет, были и независимые одиночки. Таранов, скорее, относился к зубрилам. Варя не вписывалась ни в одну из этих групп.
География закончилась, все с облегчением высыпали в коридор. Пятиминутная переменка перед последним уроком, литературой. Пацаны гурьбой отправились на улицу, к школьному туалету, к месту паломничества, к храму пассивного курения. Я поплёлся следом, ощущая, как давит выпитый компот.
Сам я в прошлой жизни курил. Много раз бросал, начинал снова, лепил пластыри и жевал жевачки, но неизменно срывался, пока не оставил попытки вовсе. Чистым вокалом я не пел, поэтому за связки не переживал, но моё здоровье явно могло быть лучше без сигарет. Здесь меня на курево не тянуло, и я даже не хотел начинать. Мысленно представил скандал, который закатит мамка, если вдруг обнаружит у непутёвого сыночки пачку сигарет, посмеялся.
Школьный туалет, длинное деревянное строение с буквами М и Ж, выкрашенное в белый цвет, можно было издалека узнать по двум характерным запахам. Курили тут все, от младшеклассников до выпускников, особо не скрываясь от учителей. Те, прекрасно понимая, что курить всё равно будут, закрывали на это глаза.
Я протиснулся между нескольких пионеров, смолящих «Космос» и «Опал», прошёл внутрь, к длинному ряду отверстий, стараясь не касаться стен. Отовсюду слышались обрывки разговоров, смех, чирканье спичек.
— … а Тараньку первого числа пэтэушники отмудохали, в больницу на скорой увезли, башку ему пробили, что ли, — донёсся до меня чей-то рассказ.
— Сволочи, — вставил кто-то. — Подкараулили где?
— Да убежать, наверное, не смог, как обычно, — сказал первый.
Я замер, вслушиваясь в чужой разговор, проливающий свет на события моего прошлого. Пусть сплетня, всего лишь слушок, но даже из него можно извлечь полезную информацию.
