Пока я разбирался со здешними сокровищами, Варя протирала пыль и мыла пол, а Любочка, усевшись на парту и невольно демонстрируя ножки в капроновых чулках, с интересом за всем наблюдала.

Когда Варя в очередной раз отправилась менять воду, Любочка соскочила с насиженного места. Прошла к барабанам, потыкала пальцем в порванный пласт.

— Это получается, вы теперь народ будете искать? — спросила она.

— Ага, — ответил я.

— А с репертуаром определились уже? — спросила она.

— Пока нет, — сказал я.

— Вам обязательно надо солистку. Девочку на вокал, — заявила Любочка.

Вот этого мне бы не хотелось. Хороший женский вокал днём с огнём не сыщешь. Что эстрадный, что оперный. В записи ещё ладно, можно вытянуть как угодно, перезаписывать партии по двести раз, но вживую это обычно звучит очень плохо. Особенно на нашем, любительском, уровне.

Так что я думал петь сам, как это делал в «Сибирской Язве». Ну, как петь. Рычать.

— Вы, наверное, тоже в ансамбле играли? — спросил я.

— Не-е-е, ты чего! Я же баянистка! — засмеялась Любочка. — Хотя мы вот у себя в Красносибирске выступали, трио баянистов было у нас.

— А вы не отсюда? Не из Чернавска? — спросил я.

— Не-а, по распределению сюда, — сказала она. — Зато комнату в общежитии дали сразу.

— Повезло, — буркнул я.

— Отдельная комната, своя! — воскликнула Любочка. — Конечно, повезло!

Ну да, я бы тоже предпочёл отдельную комнату, а не раскладушку на кухне. Пусть в общаге, гостей особо не приведёшь, и после закрытия не попасть, зато своя.

— Хотелось бы и мне свою, отдельную, — признался я.

— Ничего, закончишь десятый, поступишь куда-нибудь, выделят, — сказала Любочка. — Если в другой город поступишь, конечно. Или ещё профсоюзным активистом можешь стать, им тоже место в общежитии положено. Чтобы от коллектива не отрываться.

— Мне скорее место в казарме выделят, — посмеялся я. — Года на два-три.

Вот куда, а в советскую армию попадать мне точно не хотелось. Можно, конечно, и там неплохо устроиться, писарем или в оркестр, но для меня это казалось сплошной потерей времени. Ничего, Расторгуев тоже не служил, но это не мешает ему петь про батяню-комбата.

— А ты поступи туда, где военная кафедра есть, — посоветовала Любочка.

Да, другого варианта, наверное, и не будет. А косить по дурке или как-то ещё… Вредно для моих будущих планов.

— Ага… Младший лейтенант, мальчик молодой, все хотят потанцевать с тобой, — процитировал я.

Любочка заулыбалась.

— Это ты сейчас зарифмовал? Что-то в этом есть, слушай! — воскликнула она. — Песню можно написать, про военных!

Я даже не нашёл, что ответить.

— Военный… Красивый, здоровенный! — она невольно процитировала ещё одну ненаписанную песню.

— Не наш репертуар, я думаю, — сказал я. — Это девочка должна петь. Только я думал, что я петь буду. У меня песни под мужской вокал.

— А я говорю, вам солистка нужна, — настаивала на своём руководитель ансамбля. — Не знаю вот, как Варя, умеет или нет… Да и она же на клавишах, как…

— Очень даже умею! — Варя вернулась как раз вовремя. — И нам ещё одна… Солистка… Не требуется.

Любочка тут же замолкла. В воздухе повисло какое-то напряжение, которое срочно требовалось разрядить.

— Нужна или нет, будем потом решать, первым делом надо с ритм-секцией разобраться, да, Варя? — произнёс я. — Любовь Георгиевна, может, знаете, кто-то из ребят на барабанах играет?

— Саша, ну откуда? Я тут работаю без году неделя, — сказала учительница, охотно меняя тему.

— Можно объявление возле расписания повесить, — предложила Варя.

— Отличная идея! — похвалил я. — Сделаешь?

— Конечно, — улыбнулась она.

Я вдруг вспомнил график поиска барабанщика, когда требования постепенно снижаются от барабанщика с мировым именем до хотя бы просто человека с руками и ногами или просто живого существа. Да, с ударными будет тяжеловато. Особенно если играть мою музыку. Два притопа и три прихлопа в ней не сработают, она зазвучит только если играть всё как подобает, а для этого требуется высокое исполнительское мастерство.

Но я понимал, что барабанщика, скорее всего, придётся учить мне самому. С нуля. И это несколько удручало. Оставалась, конечно, смутная надежда, что к нам в коллектив заявится природный талант, но, повторюсь, в талант я не верю.

— Басист тоже нужен, — сказал я. — Хотя с этим попроще.

На гитаре играют многие, и переучиться на бас не составит труда даже у самого тугого гитариста. Главное, чтобы он мог держать ритм. И чтобы ложкой мимо рта не промахивался.

— По-хорошему, ещё один гитарист нужен, — сказала Любочка. — Чтобы и соло, и ритм были.

Бред. Абсолютный бред, но здесь так было принято. Я, впрочем, ничего против второй гитары не имел, две гитары неплохо так расширяют наши возможности. Да и гитаристов (дворовых) тут как говна за баней. Выбирай на любой вкус.

— Значит, будем искать, — заявила Варя. — Я про них тоже напишу.

— Спасибо, — сказал я.

— Пора, наверное, закругляться, ребятки, — сказала Любовь Георгиевна. — А то так кушать хочется уже, прям совсем.

Варя тихонько буркнула что-то вроде «жопу-то себе вон какую уже отъела», но Любочка, к счастью, не услышала. Она уже выходила обратно в актовый зал с ключом в руке.

— И правда, — сказал я, соглашаясь с обеими девушками сразу. — Остальное завтра доделаем?

— Завтра суббота, — сказала Любочка. — Меня не будет, выходной.

А я, оказывается, совсем потерялся во времени. Замотался.

— В понедельник, значит, — заключила Варя. — До свидания, Любовь Георгиевна.

— До свидания, ребята, — вновь засмущавшись, произнесла Любочка. — Надеюсь, у нас всё получится.

Я тоже попрощался. Мы с Варей вышли из школы вместе, и как-то так оказалось, что идти нам примерно в одну сторону, поэтому я забрал у неё тяжёлую сумку и без лишних слов взвалил на плечо.

Вечерело, школьников во дворе уже почти не осталось, разве что на спортивной площадке пионеры гоняли мячик.

— А ты как думаешь, Варь, получится народ собрать? — спросил я, просто чтобы не молчать всю дорогу.

— Не знаю, наверное, — пожала плечами она. — В младших классах поспрашивать надо.

— Вряд ли среди октябрят найдутся музыканты, — хмыкнул я.

— Дурак! Я про восьмые-девятые! — воскликнула она.

— Этих да, надо пошерстить, — согласился я.

— А ты правда ничего совсем не помнишь? — вдруг спросила Варя.

— Как с чистого листа, — притворно вздохнул я.

Она прикусила губу, помолчала.

— Интересно, конечно, — сказала она вдруг. — Хотя это многое объясняет.

— Что объясняет? — спросил я.

— Ну… Что ты со мной общаешься, — сказала она.

Я нахмурился, не вполне понимая, к чему она клонит.

— А почему, собственно, нет? — осторожно спросил я.

— Ну… В классе никто… Я и в комсомол-то не вступила… — сказала Варя.

— Да и хрен с ним, Варь, — произнёс я. — Тут доучиться-то осталось… А на класс внимания не обращай. Пошли они все в жопу.

— Ну да, — усмехнулась она. — Ну их в жопу!

— Я вот даже не знаю до сих пор, были у меня друзья какие в классе, или нет, — сказал я. — Если бы были, то, наверное, подошли бы сами, поспрашивали, как у меня дела после больнички. А так только Пономарёва что-то там спрашивала, да и то, потому что комсорг, обязана знать.

— Как тебе сказать… Ты за всеми бегал, понравиться пытался всем… Может, кого-то и считал другом, но… — сказала она.

— Понял, можешь не продолжать, — усмехнулся я. — И с тобой тоже не общался?

— Алгебру иногда списать давал, — сказала Варя. — Рабочие вопросы, в общем.

— Дурак я был, короче, — сказал я.

— Ну… Да, — засмеялась Варя. — Наверное, нельзя так говорить, но я даже рада, что тебя по голове стукнули.

Я издал нервный смешок, Варя смутилась и покраснела. Не уверен, что Саша Таранов нравился ей раньше, но сейчас никаких сомнений не было.

— Пойдёшь завтра в кино? — вдруг спросил я. — Премьеру показывают. «Мы из джаза», про музыкантов.