— Не могу пошевелиться, — говорит Тара, ее глаза круглые от ужаса. — Почему это кажется таким реальным?

В ее волосах паутина и сосновые иголки, но, когда я пытаюсь их смахнуть, мои руки становятся такими же тяжелыми, как и ноги.

— Элис, Элис, ты тут? — зовет молодой мужской голос, и через несколько секунд на поляну выходит мужчина с мальчишеским лицом, одетый в старомодные брюки.

— О нет, — шепчет Тара. — О нет. Это совсем нехорошо.

Волосы на моем загривке встают дыбом.

— Проснись, проснись, проснись, — говорит Тара. — Это нехорошо.

— Я здесь, Генри. — Милая молодая женщина, почти точная копия Тары, вбегает в лес с небольшой сумкой. Генри подхватывает ее на руки, кружит, и она смеется. В этом смехе столько легкости и беззаботности, что он не сочетается с густым, осязаемым ощущением ужаса.

— Ты уверена, что хочешь убежать? Выйти за меня замуж?

Элис кивает, лента в ее волосах развевается от ее энтузиазма.

— Да, Генри, да. Давай устроим то, о чем мы говорили, обручимся?

— Я хочу жениться на тебе в церкви, как ты того заслуживаешь.

— А я хочу выйти за тебя сейчас. — Элис вызывающе поднимает подбородок. Я не раз видел такое же выражение на лице Тары.

— Как я могу отказать?

Элис улыбается ему и развязывает ленту с волос, толстую зеленую бархатную ленту.

— Ты готов? — спрашивает она его, задыхаясь.

Им нелегко завязать ленту вокруг запястий, и они смеются друг над другом, неловко справляясь с бархатом.

— Повторяй за мной, — певучим голосом произносит Элис, и по поляне проносится мощный гул, от которого у меня звенит в ушах.

Тара напрягается рядом со мной, ее рот открыт от ужаса.

— Как связаны наши руки, так связаны наши сердца, умы и души.

Генри повторяет клятву, глядя на Элис с такой любовью в глазах, что становится больно.

— Мы соединяемся в любви, доверии и партнерстве через узлы этого сплетения…

— Что это за дьявольщина? — На поляну, пошатываясь, выходит огромный мужчина с седеющими на висках волосами. — Элис, ты смеешь бросать мне вызов?

— Отец, нет…

Фигуры становятся призрачными, они двигаются так быстро, что я едва успеваю понять происходящее. У меня сводит желудок, а Тара рядом со мной практически задыхается от волнения.

Когда фигуры вновь обретают твердую форму, Элис рыдает над телом Генри, а отец оттаскивает ее в сторону.

— Черт, — вздыхает Тара, и я снова пытаюсь дотянуться до нее, но не могу пошевелиться. Я хочу обнять ее. Она нужна мне.

Внезапно Элис исчезает из отцовской хватки, появляясь прямо перед нами.

Я не могу дышать.

Там, где должны быть ее глаза, ничего нет. Ничего.

— Закончи клятву. Заверши скрепление рук. Дай нам упокоиться.

Генри снова появляется позади нее, положив руку ей на плечо, его лицо измождено и полно скорби.

— Дайте нам упокоиться.

Глава 19

Тара

Я сижу прямо, обливаясь холодным потом. В окно проникают первые бледные лучи рассвета.

— Это был сон, — сонно бормочет Уорд.

— Проснись, — говорю ему, чувствуя себя больной и на грани слез. Нет, не так, я плачу.

— Мне приснился кошмар, — говорит он, садясь и притягивая меня к себе. Он весь липкий, его кожа холодная на ощупь.

— Мне тоже, — всхлипываю я. — Это были Элис и Генри…

— Я был в лесу, — одновременно говорит Уорд.

Он смотрит на меня, белый как простыня, и я понимаю.

Я знаю, что это был не сон.

Медленно он поднимает руку и вынимает что-то из моих волос. Сосновая иголка, покрытая паутиной.

Мои руки начинают дрожать.

— Расскажи мне о своем сне.

— Ты была в нем, — медленно говорит он. — Мы видели…

— Мы видели, как отец Элис убил Генри, когда они женились, — заканчиваю я.

— Что за хрень? — спрашивает Уорд.

— Я не знаю.

— Ты помнишь, что она сказала в конце?

Я вздрогнула. Я никогда не забуду ничего из этого. Никогда.

— Она сказала, что надо закончить. Чтобы они могли упокоиться.

— Что закончить?

— Обряд венчания, — говорю ему.

— Я не знаю, что это такое.

— Это разновидность брачной церемонии. — Я смотрю на него в отчаянии, зная, что мы должны сделать, чтобы помочь Элис и Генри — и остановить проклятых призраков — но не хочу принуждать его.

— Брак? — повторил он. — Они женились друг на друге, когда… — Он несчастно вздыхает. — Это ужасно.

— Они были влюблены, и у них украли всю их жизнь. Я была до смерти напугана во сне… или что там было, но на самом деле? Правда, мне просто жаль их.

— Ну, давай найдем какую-нибудь веревку.

— А? — Его слова застают меня врасплох.

— У меня нет бархатной ленты, понимаешь? — говорит он, приподняв одну бровь.

Я импульсивно целую его, бросаюсь ему на шею, прижимаясь к нему всем сердцем.

— Ты просишь меня выйти за тебя замуж?

— Я хочу с тобой обручиться — это так называется?

Я киваю.

— Ты обручишься со мной в лесу, чтобы мы наконец-то смогли выспаться?

— Это единственная причина? — тихо спрашиваю я.

— Ты же знаешь, что нет, — уверенно говорит он. — Я не собираюсь давить на тебя, но, если какие-то призраки заставляют нас завязать узел, — на его лице появляется понимание, — О, теперь я понял.

Я не могу сдержать небольшой смешок, который вырывается из меня.

— Как я уже говорил, если какие-то призраки заставляют нас пожениться, то кто я такой, чтобы спорить с духами?

— Ты очень спокойно все это воспринимаешь, — мягко говорю я.

— Да. — Он почесывает челюсть. — Знаешь, у меня есть одна просьба. Прежде чем мы тайно поженимся.

— Какая? — Я игриво трясу его за руку. — Секс? Минет? Собственная коллекция чудовищных фаллоимитаторов?

— Переезжай ко мне, — серьезно говорит он.

Я моргаю.

— Хотя бы до тех пор, пока ты не будешь готова найти свое собственное жилье, или пока я тебе не надоем, или, может, никогда не съедешь… Он поднимает обе брови.

— Ты хочешь, чтобы я жила с тобой?

— Мы собираемся обручиться, и свидетелями будут призраки. Я думаю, ты должна переехать ко мне. Только на некоторое время, знаешь, а потом ты сможешь съехать. — Он пожимает плечами. — А может быть, ты пристрастишься к моим блинчикам и никогда не уйдешь.

На моем лице появляется счастливая ухмылка.

— Уорд Карлайл, ты просишь меня покинуть мой «Дворец кисок»?

— Тара, я прошу тебя позволить мне поклоняться твоему дворцу каждую ночь.

Я смеюсь, а затем киваю.

— Ага.

— Да?

— Да.

Он спрыгивает с кровати совершенно голый.

— Ладно, пошли искать веревку.

Нам требуется гораздо больше времени, чем мы думали, чтобы найти что-то подходящее для нашего обручения, и Уорд настаивает на том, чтобы я надела его треники и толстовку в лес, так что к тому времени, когда мы приходим на спорный участок, солнце уже полностью встало.

Это прекрасный октябрьский день, и он, кажется, совершенно не соответствует вчерашнему кошмару.

— Странно, что так солнечно и хорошо, — говорю я Уорду.

— Ты заслуживаешь все солнечные и прекрасные осенние дни, — тут же отвечает он, и мое сердце сжимается от умиления.

Никому из нас не нужна помощь, чтобы вспомнить дорогу, и мы молча идем.

— Ты чувствуешь это? — спрашиваю я, сжимая его руку.

— Дежавю или то, что за нами кто-то наблюдает? Потому что я чувствую и то, и другое.

— Ага, — сразу же говорю я, и он смеется, но этот смех быстро прерывается тем, что мы на месте.

На той же самой поляне, где мы были прошлой ночью, во сне или наяву.

Здесь больше никого нет, по крайней мере, никого из тех, кого мы можем видеть, но я их чувствую. Здесь, в глубине леса, холоднее.

— Я рада, что ты заставил меня надеть твои треники.

— Не могу дождаться, когда сниму их с тебя. — Он шлепает меня по попе, и я взвизгиваю от неожиданности.

— Это как-то неуважительно, — шепчу я ему. — Они смотрят.

— Я знаю, — говорит он. — Я чувствую это. Но я хотел, чтобы они видели, что мы собираемся весело провести время в браке. Он достает из кармана моток кухонной бечевки и протягивает руку ладонью вверх.