Однако все, что я делал, никогда не было достаточно хорошо для нее.
Я смотрю на свое отражение в зеркале и думаю о том, как долго позволял ей управлять моим собственным ощущением достаточности.
Интересно, как много из того, что ей во мне не нравилось, было на самом деле.
Со мной нелегко жить.
Поэтому сейчас я живу один, вдали от людей, от тех, кто был готов поверить в ее душещипательную историю о том, как я не обращал на нее внимания, как ее коллега помогал ей, когда я не обращал внимания…
Возможно, в этом была доля правды.
Она выставила все наши отношения на всеобщее обозрение. Бекка превратила наш разрыв в перформанс, и когда она закончила со мной, они уже не были нашими друзьями. Они были ее друзьями.
— Черт, — стону, сжимая переносицу. — Почему?
Почему я согласился на это? Я сказал себе, что мне плевать на мнение этих людей, на мнение Бекки, на все это.
И вот я снова пляшу под ее дудку.
На телефон приходит сообщение, и я поднимаю его, словно это ядовитая змея, словно мои размышления снова и снова вызывают сообщения Бекки.
Это сообщение с неизвестного номера, и меня охватывает облегчение. Мои плечи расправляются, дышать становится легче, и думаю, что даже улыбаюсь, читая сообщение.
Неизвестный номер: Не хочу тебя беспокоить, но тетя не сможет отвезти меня сегодня на пивоварню, а у меня нет машины.
Неизвестный номер: Мне она никогда не была нужна, когда жила в городе.
Неизвестный номер: Это Тара, кстати.
Я: Я могу за тобой заехать.
Тара: Большое спасибо.
Я: Да, конечно. Я должен был предложить. Если мы приедем вместе, это только поможет убедить их, понимаешь?
Тара: Это хорошая мысль. Я даже не подумала об этом.
Я: Ты же не собираешься сегодня говорить о чудовищных фаллоимитаторах, верно?
Черт. Не знаю, почему об этом заговорил. Я не должен был об этом говорить.
Тара: Я, блядь, умираю со смеху. Не знаю, почему вообще начала говорить о них. Боже, я запаниковала.
Я сам рассмеялся. Вся эта ситуация настолько абсурдна, что напряжение в моей груди ослабевает вместе со смехом.
Тара: Хотя, если ты помнишь, это все-таки оказалась коллекция винтажной керамики с монстрами.
Я: Семейная реликвия.
Тара: Может, нам придумать легенду? Например, как мы познакомились? Придумаем что-то?
Черт. Я натягиваю ботинки, быстро соображая. По окнам стучит дождь. Похоже, что холодный фронт, о котором метеорологи говорили несколько дней назад, наконец-то пришел.
У меня есть идея.
Я поднимаю бровь на телефон, как будто она может увидеть мой скептицизм.
Тара: Мы были в одном и том же магазине и одновременно достали один и тот же набор пробок. Это была любовь с первого анального знакомства.
Я издаю изумленный смешок и провожу рукой по лицу. Эта женщина… нечто особенное.
Тара: Это была шутка. Я бы никогда не заговорила об анальных пробках на первом свидании.
Я: Ты только что это сделала.
Тара: Это не свидание, а предматчевая переписка. Это разминка.
Я: Наверное, я не знаю этикета свиданий, когда речь идет о секс-игрушках.
Я: Не могу сказать, что когда-либо переписывался по поводу анальных пробок.
Тара: Я тоже, но именно поэтому мы и любим друг друга, понимаешь? Ты заполнил дыру в моем…
Я: Господи…
Тара: Сердце!
Меня пугает мой собственный смех, и я хватаю зонтик и плащ.
Тара: Я в главном доме — мне пришлось одолжить одежду у тети.
Я: Я буду там через десять минут.
Тара: Серьезно, обещаю вести себя как можно лучше.
Я должен был бы почувствовать облегчение от этого сообщения.
Но часть меня хочет увидеть, насколько возмутительной может быть эта женщина.
Глава 11
Тара
Шкаф тети Тилли всегда очаровывал меня, и даже будучи тридцатилетней женщиной, я все еще поражаюсь. Одну из маленьких комнат первого этажа она превратила в огромную гардеробную, а в шкафах, сделанных на заказ, хранятся всевозможные сокровища, накопленные за всю жизнь.
Что же мне сегодня надеть, чтобы сыграть роль его девушки?
Я провожу руками по ящику, забитому винтажными концертными футболками.
Что я могу надеть сегодня, чтобы заставить Уорда улыбнуться?
Эта мысль заставляет мои руки замереть на месте, и я моргаю, удивляясь самой себе. Когда я начала хотеть заставить его улыбаться?
Наверное, потому что это вызов. Я всегда любила вызов. Всегда любила, когда кто-то говорил мне, что я не могу сделать что-то. Это всегда было топливом для небольших пожаров.
Черт. У меня нет времени думать об этом. Мне нужно что-то надеть, и сделать это нужно сейчас. Или, знаете, пять минут назад. Или тридцать.
— Сосредоточься, Тара! — кричу сама себе голосом сержанта.
Так, Бекка сказала Младшая лига, что означает «преппи», «симпатичная», «полированная».
Я достаю одно из платьев-рубашек Тилли и кривлю рот в сторону, рассматривая его.
— Это мое любимое похоронное платье.
— Привет, — говорю через плечо. — Не знаю, что надеть. У меня есть… пять минут.
— Твой праздничный костюм.
— Ммм, думаю, это будет слишком официально для дегустации сидра.
— Хорошо, хорошо. Не хочу, чтобы все чувствовали себя недостаточно одетыми.
Я ухмыляюсь Тилли.
— Зачем ты выбрала это платье? Это на тебя совсем не похоже.
— Не знаю, — признаюсь. — Я… хотела выглядеть правильно. Наверное.
— Правильно?
Тилли скривила губы в отвращении.
— Есть время и место для приличий, но пивоварня к ним не относится. Надень что-нибудь веселое. О, знаешь, что, дорогая? У меня есть милейший наряд — я купила его несколько лет назад и ни разу не надевала, но он будет идеален на тебе.
Вешалки скрипят на штангах, когда она перебирает одежду, а затем ее морщинистое лицо озаряется, когда она достает бордовый вельветовый сарафан.
— О, — вздыхаю я, мгновенно влюбляясь. Он очень странный, причудливый и очаровательный. По всему сарафану вышиты маленькие оранжевые тыквы с зелеными лозами, а лямки такие, какие можно увидеть на комбинезонах.
— Тебе нравится? — Она прижимает его к телу, покачиваясь из стороны в сторону.
— Нравится. Очень.
— Вот, сегодня прохладно. — Она протягивает мне сарафан, и я беру его, пока она достает кремовый свитер с рукавами-баллонами. — Надень это под него и… — Ее голос становится приглушенным, когда она опускается под вешалку с брюками. Затем она достает черные ботинки Doc Martens.
— Боже мой, — вздыхаю я, глядя на них. Они в идеальном состоянии и совершенно очаровательны.
— Я одевала их однажды, около двух десятилетий назад. Они были мне немного велики, но ты немного выше… подойдут ли они?
Я благоговейно беру их в руки.
— Это восьмерка? Да, это мой размер.
— Можешь взять их.
— Тетя Тилли!
— Не надо мне тут никаких «тетя Тилли», — говорит она. — Совершенно. Ты делаешь мне одолжение. Знаешь, может быть, ты поможешь мне взять это под контроль. Тебе нужна одежда, а у меня ее больше, чем нужно. Ты можешь делать покупки в шкафу Тилли.
Я аккуратно ставлю обувь на пол и обнимаю ее.
— Спасибо тебе. Мне так повезло, что ты есть в моей жизни.
— О, только не надо доводить меня до слез. — Она отстраняется, сияя, несмотря на свои слова, и машет мне рукой. — Тебе лучше одеться, если ты не хочешь надеть свой праздничный костюм.
Я одеваюсь, натягиваю свитер и платье, радуясь, что могу хотя бы постирать белье в гостевом доме Тилли. Свитер — мягкая кашемировая мечта, в сто раз приятнее, чем все, что у меня когда-либо было, а вельветовое платье-сарафан? Боже, оно такое чертовски милое, и, хотя оно немного узковато в талии, я чувствую, что оно растянется.
Доки?
Чертово совершенство.
Я улыбаюсь, выходя из ее шкафа, а Тилли восхищенно хлопает в ладоши.
— Ты — просто видение в тыквах.
— Превосходно. Именно на это я и рассчитывала.
Наверху хлопает дверь, и мы обе поднимаем глаза.