Гости заволновались, поднялись со своих мест и отправились каждый к своему входу. В «Сотах» зрители не сидели рядом друг с другом, как в обычных театрах, а смотрели представление в приватных ложах на разных уровнях. К каждому уровню вели винтовые пологие коридоры без ступеней, так что до нашей ложи пришлось топать ножками. Никаких лифтов в «Сотах» предусмотрено не было.

Отсканировав штрих-код на черно-золотом билете, Синтия нажала на ручку двери, и мы вошли внутрь.

— Как интересно! — с удивлением выдал Винтерс, и я была с ним согласна.

Ложа представляла собой небольшую шестиугольную комнату, одна стена которой была панорамным окном, выходящим прямо на простую сцену из темных пород дерева. Свое название концертный зал и получил из-за этих лож-сот, примыкающих друг к другу в идеальном порядке. Со стороны сцены были видны лишь шестиугольные панорамные окна, ни дать ни взять улей в разрезе.

— Никогда не были в «Сотах», Грегори? — ехидно поинтересовалась Синтия.

— Ни разу, дисса Майер, — не смутился Грегори. — Впечатляющая конструкция, но, наверное, исполнителям не очень комфортно здесь выступать.

— Почему это? — удивилась Синтия.

— Ну, они видят только окна, а не людей, не чувствуют энергетику зала, — пожал плечами секретарь.

— Что вы, молодой человек, тут все сделано по высшему разряду, — снисходительно взглянув на Винтерса, Синтия взяла с низкого столика небольшой пульт и нажала на кнопку.

Верхняя половина панорамного окна плавно поехала вниз, и ложа превратилась в балкончик. Можно было даже высунуться и посмотреть на ровную стену ячеек. Ложи были под нами и над нами, и по бокам, многие также опустили половины окон и сделали из своих комнат балконы.

— Тут есть несколько режимов, — объясняла Синтия, — режим балкона, режим панорамного окна с тонировкой, то есть мы всех будем видеть, а нас никто, и режим панорамного окна без тонировки, то есть и мы всех видим, и нас видно.

— Здорово! — искренне восхитился Грегори, а я укрепила мышцы лица, чтобы ничем не выдать своего удивления.

Это Винтерс у нас, как из деревни, а мне нужно было держать марку. Прозвенел второй звонок, и мы уселись в мягчайшие кресла, Винтерс слева, а Синтия справа от меня. Всего в ложе с удобством могло разместиться максимум четыре человека, так что одно кресло у нас пустовало. Помимо кресел здесь так же был стол с фруктами, канапе, сырной и мясной тарелками, ведро с игристым, графины с безалкогольными напитками и мороженое под холодным колпаком. В углу приютилась дверь в небольшой туалет. Все удобства для дорогих гостей!

Прозвенел третий звонок и свет в зале и ложах начал плавно затухать, пока не наступила полная темнота. Я прямо почувствовала, как напрягся рядом Винтерс, ожидая подвоха. Гул стих, все с нетерпением всматривались в то место, где была сцена, ожидая появления главной звезды.

Я думала, сперва зазвучит музыка, но ошиблась. В воздухе прямо напротив нас замерцали крошечные искорки, и я услышала тихий, едва различимый звук. Слов не было, казалось, кто-то распевался и тянул гласную «а». Мерцающих искорок становилось все больше, и поющий голос зазвучал чуть громче. Стало понятно, что голос женский и уже можно было различить неизвестную мне мелодию. Искорки, как светлячки, заволновались, задвигались хаотично, постепенно формируя закручивающуюся воронку, двигаясь в такт малейшим колебаниям волшебного голоса. И что это был за голос! Чистый, глубокий, яркий, он заполнял собой весь зал! Набирая силу, он постепенно переходил с самых низких нот в более высокие, не прерываясь ни на секунду. Все быстрее крутилась воронка из светлячков, чудная мелодия из одной гласной становилась все напряженнее, приобретая какие-то тревожные интонации. Я почувствовала, как разволновалась не на шутку, как будто сейчас должно было произойти что-то опасное или важное. Глаза прикипели к бешено вращающемуся смерчу из искр, пока в один миг он не опал сверкающей волной, обнажая женскую фигурку в блестящем белом платье-тунике. В тот же миг прекратился и звук. В гробовой тишине все оторопело рассматривали молодую женщину с абсолютно белыми волосами до пят. Ее красивое лицо было освещено лучом света, а глаза закрыты. Но не успела я выдохнуть, как Бэлла Донна открыла огромные, ярко-голубые, цвета неба, глаза и запела на неизвестном мне языке.

Она пела без музыки, да и музыка была не нужна. Я не верила ни в шарта, ни в ангелов, лишь в одну Вселенную, но, если бы рай существовал, его обитатели пели бы именно так. Голос Бэллы Донны завораживал и пленял, он летел вперед, пробивая все препятствия на своем пути, достигая самых отдаленных уголков души. Печальная мелодия звала и терзала, но, вместе с тем, дарила надежду. Перед глазами вдруг замелькали воспоминания: приют, дэя Вероника, протягивающая мне куклу, смеющаяся Жози, наш небольшой дом, мой крошечный кабинет и табличка «Специалист по антикризисным решениям», гуар, шлепающий по моей ноге кончиком хвоста, Эрик, выталкивающий меня из-под пули Бабочки… Почему это казалось важным? Что я вообще здесь делаю? Внезапно, перед глазами закружилась, как перед приступом, к горлу подкатила тошнота. Я часто задышала, помотала головой и закрыла лицо ладонями, с удивлением ощущая на пальцах влагу. Это что, слезы?

— Дисса Софи, что с вами? — шепнул слева Винтерс и сунул мне в руки бокал. — Вам плохо? Глотните воды.

Кивнув, я украдкой взглянула на Синтию. Та, не отрываясь, завороженно и как-то удивленно смотрела на Бэллу, и заморгала только тогда, когда певица выдохнула последнее слово песни.

Несколько секунд все отходили от шока, а потом грянул шквал аплодисментов.

— Потрясающе, — прошептала дисса Майер, приложив белый платочек к уголку глаза.

Бэлла Донна, между тем, легко поклонилась и поплыла по воздуху к сцене. Полагаю, у нее под ногами левитирующая пластина. Ничего необычного, конечно, но как эффектно выглядело!

Сцена зажглась огнями, обнаруживая целый оркестр, успевший разместится там в темноте, певица поприветствовала зрителей и запела уже под музыку. Следующие сорок минут прошли странно. Мы не разговаривали, ловя каждый звук песен на незнакомом языке. Они были в основном лирическими, балладного типа, вызывающими целый ворох ненужных, забытых эмоций. Мне было больно, неприятно, я не хотела этого и в то же время не могла остановиться. Не могла встать и уйти, не дослушав.

Наконец, дисса Бэлла объявила о небольшом перерыве, и я вздохнула с облегчением, откинувшись на спинку кресла. Сейчас надо придумать какую-то вескую причину и свалить отсюда. Вот уж не думала, что слушать музыку настолько утомительное в психологическом плане занятие!

— Превосходно, не правда ли? — цокнула языком Синтия и залпом опустошила бокал с игристым. Потянулась за пультом и активировала режим панорамного окна с тонировкой. — Вот ведь, бестия, как умеет!

— И не говорите, — покачала я головой и уже собиралась встать, как вдруг на входной двери в ложу пискнул сканер.

«Мы кого-то ждем?» — успела подумать я, пока открывалась створка, а потом в комнату шагнула она, и я едва не подавилась воздухом.

Моментально укрепив лицо, чтобы ничем не выдать своего изумления я внешне спокойно смотрела, как прямо к нам шла дисса Кисса из Кизарии, собственной персоной и довольно улыбалась. Наркобаронесса из Кизарии, к которой я ездила в командировку, когда работала на ОБ. Тогда она догадалась, что Кайл Герера ненастоящий, и узнала мою главную тайну. Помнится, мы с прохвостом Сорином тогда напоили ее эликсиром, стирающим память. Неужели, она что-то вспомнила?

— О, а вот и ты, дорогая моя! — обрадовалась Синтия и, шагнув к Киссе, расцеловала ее в обе щеки. Ну как, расцеловала, понюхала воздух около ее скул. А затем, повернувшись ко мне, добавила, — Дисса Софи, позвольте представить вам мою подругу и коллегу, диссу Киссу. Она прилетела на концерт Бэллы Донны из самой Кизарии, вот только что из аэропорта.

Что делать, что, блин, делать? Ох, не к добру тут Кисса! Теперь стало понятно, зачем Синтия хотела выманить меня любой ценой — ради подруженьки старается. Сейчас эта бабенка начнет предъявлять за мой игнор.