— Да не скажи, — почесал он затылок. — Там же М-9, тачки везут из Прибалтики. И к нам, в Ярик да в Новокаменск, оттуда потом тоже идут.

Ага, знаю я, откуда там что идет. Ворованные машины, которые сложнее найти в другом регионе, тем более с перебитыми номерами. Я плохо помнил, чем знаменит Кореец, крышующий АРП, но об огромном отстойнике на металлобазе, где парковали уже перебитые автомобили, тогда знал весь город.

— Тогда да, выгодно, — я пожал плечами, соглашаясь. — Но у меня своей машины пока нет, так что не особо интересуюсь…

— А на кого учишься-то, вообще? — вдруг поинтересовался Петров.

— Пойдемте, может, ко мне в каморку? — предложил Виктор Иваныч. — Что стоять-то тут, ноги портить. А я вареньицем вас угощу, моя старуха из черной смороды делает. С чайком да с печеньицем.

— О, нормальная маза! — обрадовался токарь.

Мне по-прежнему очень хотелось спать, но раз этот ушлый мужик так активно ко мне в друзья набивается, пусть лучше у меня на глазах побудет. А там что-нибудь придумаю. Хреново, конечно, что выспаться не получится… И завтра с утра еще на спортплощадку, потом скачки с дядей Гошей. В особняк с кладом, думаю, наведаемся вместе с Дюсом в понедельник, но только если по финансам где-то просядем. А так до открытия зала точно не буду отвлекаться, еще будет время. Блин, а ведь еще к Папе Карло тоже завтра — отец обещал с приятелем приехать на «пазике». Автобус универсальный, мебели туда при желании на маленький школьный класс можно напихать. Ладно, справимся.

— Так что там? — Петров развалился на топчане в каморке Иваныча, откинулся спиной на стенку. — Инженером будешь потом?

— Учителем, — ответил я, присев на отдельный стульчик, пока старик организовывал чай с ништяками. — Русский и литература.

— У-у-у! — разочарованно протянул токарь. — Бабская работа. Тем более не платят нихера.

— А платят не за диплом, — я не отреагировал на выпад Петрова. — Платят за мозги и умение ими пользоваться.

— Это, погодь, погодь! — заерзал тот. — Анекдот вспомнил. Что можно сказать при встрече гуманитарию? Слышь, слышь, Иваныч? — он чуть не давился от предвкушения знакомой мне дебильнейшей шутки. — Официант, кофе и поскорее! А-ха-ха-ха, бля!

— Я тоже гуманитарий, — вдруг срезал его мой напарник. — Учитель истории, в школе преподавал и в техникумах. В Ярославле учился. А сейчас вот на пенсии, но на заднице сидеть не привык, вот и работаю здесь, совмещая приятное с полезным. Рефераты за студентов пописываю за отдельную плату… Неплохую, так я тебе скажу.

— Уа-уа-уа-уаа! — я изобразил «грустный тромбон», и Жека Петров проглотил язык. А Виктор-то наш Иваныч, оказывается, непрост!

— Хер с вами, — спустя небольшую паузу произнес токарь. — Давайте чай пить. А слыхали, что маньяка поймали?

Топорно он вывернулся, конечно, но лучше обсудить криминогенную ситуацию в городе, чем выслушивать упражнения в петросянстве. Да простит меня Евгений Ваганыч, который пока что вроде как на коне.

— Парень молодой, — закивал Виктор Иваныч. — Один эпизод вроде как уже доказали, сейчас остальные шьют…

— Не, ну вот сука! — взбудоражился токарь, с шумом хлебнув из кружки обжигающий чай. — Я бы таких вешал! Или расстреливал!

— Я причем его знаю, — тем временем закончил свою мысль мой напарник.

Опа! Вот что значит маленький город. Сестра твоей девушки расследует дело о серийных убийствах, а твой коллега по ночному «директорству», оказывается, знаком с выродком.

— Вовка Увальцев, — продолжил Виктор Иваныч в звенящей тишине, мы с токарем оба затаили дыхание. — Дурачок местный, к девкам приставал. Потом переехал в отцовскую квартиру. В общем-то, оно и сразу понятно было — в детстве кошек во дворе мучил, а однажды сарай деревянный поджег.

Старик рассказывал и рассказывал, а мне почему-то было не по себе. Маньяка поймали, но жертв после моего возвращения в эту реальность стало на несколько больше. Теперь еще бабушка Дюса в больнице при смерти.

А не имеет ли все, что я здесь меняю, двойную цену?

Ночь на АРПе прошла спокойно, мы допили чай и разбрелись по своим делам. Токарь Петров — халтурить, а мы с Виктором Иванычем спать. Вопрос с наблюдением я решил так: поставил на часах будильник, осматривал утюгановское хозяйство, снова ставил время на час вперед — и так до утра. Засыпать потом было легко — после полуночи пошел дождь и лил до утра, не переставая. Для меня лучше снотворного нет. В итоге вроде ничего не пропало, а Жека Петров продолжил политику вежливости. Пожелал доброго утра и руку пожал на прощание. Чего он хотел, я так и не понял. Да и черт с ним, и без него дел полно.

Серега носился электровеником — сегодня воскресенье, в садик не нужно, а значит, энергии выше краев. Странные существа эти дети. Какая разница, где играть? В садике или дома? Как по мне, так в компании лучше. Но подобное понимание приходит с возрастом, у Сереги все впереди.

— Доброе утро, Вадик! — улыбнулась мама, папа приветливо кивнул, отвлекшись от газеты.

На столе была просто гора всего. Балашутинская родня передала с Валеркой столько еды, что можно было накормить целый подъезд. До сих пор, хотя с его приезда прошло уже несколько дней!

Настоящие деревенские яички, которые не разбились тогда просто чудом, молоко, пирожки и масло! Черт подери, настоящее масло, лично сбитое тетей Ниной!

— Ух!.. — я покачал головой. — Вызов принят!

Говорили за завтраком обо всем подряд. Чемпионат мира по легкой атлетике, события на Балканах и, конечно же, грядущий путч, о котором знал только я. Пока что все это выглядело как политическое противостояние Ельцина и Верховного Совета, а вовсе не предпосылки к короткой гражданской войне. Хотя 1 мая этого года такие слова уже прозвучали. В Москве, когда демонстрация переросла в настоящую битву между милицией и гражданскими. Помню, что погиб тогда один человек, боец ОМОНа, и пара сотен получили разного рода травмы. Догадывался ли кто-то, что это была репетиция кровавого октября?

— Надо такое сказать, — папа, со вздохом отложив газету, покачал головой. — Угроза безопасности России!.. Чем он думает?

— Ты про Ельцина? — спросил я. — Так известно же. Сейчас в стране двоевластие, как после Февраля семнадцатого. Тогда были Временное правительство и Петросовет, а сегодня президент и парламент.

Серега вздохнул. Он был ребенком, и ему эти разговоры сродни пыткам. Но делать нечего — нас взрослых, четверо, придется терпеть. Зато какао вкуснейшее на деревенском-то молоке.

— Ну, что было в семнадцатом, мы все знаем, — заметила мама. — Думаешь, дойдет до нового октября?

Если бы ты знала, насколько права! Но говорить об этом нужно осторожно.

— Скорее всего, — кивнул я, прожевав сочный пирожок с яблоками и запив его молоком. — Должен остаться кто-то один. И сейчас у Б. Н. выбор: оставить все, как есть, и его в итоге сметут, или бить первым. Я думаю, он ударит.

— Почему ты так думаешь? — отец с интересом смотрел на меня.

— Ты сам его процитировал. Мол, Верховный Совет угрожает государственной безопасности. Сейчас это кажется просто словами, на самом же деле это разогрев публики. Нам внушают, что Руцкой и компания — опасные люди, преступники, их надо нейтрализовать. Уверен, сейчас ведутся переговоры, но никто уступать не собирается, и тогда Ельцину останется только убрать Верховный Совет указом.

— Он его не подпишет, — уверенно заявила мама.

— Ельцин-то что угодно подпишет, — возразил папа.

— Ну, не что угодно… — заметил я. — Но Совет распустить — на его месте самое логичное.

— Не будет он этого делать, — мама покачала головой. — В Совет депутатов люди выбирали. Как их можно разогнать? Народ же сразу поднимется.

— Поднимется, — согласился я. — Пока что все помнят август девяносто первого. Кто-то за коммунистов, и хочет вернуть все, как было. А другие — за Ельцина и демократию. Так что у тех и у тех будут сторонники, которые будут готовы доказывать свою правоту с кулаками.