Мой отец не был хорошим человеком, но я не хотела его смерти. Я чертовски уверена, что не хотела, чтобы Киллиан убил его или Селесту. Она была мамой Томми, и не имело значения, как сильно она меня ненавидела. Если Киллиан сделал это, если он убил их, как я могла остаться здесь с ним? Я не могла.

Я мерила шагами комнату, пока у меня не заболели ноги, а затем села на кровать. Что, черт возьми, я собиралась делать?

То, что планировал мой отец — отказаться от своей сделки с Киллианом, забрать меня обратно, вдобавок к тому, что он сделал, сделало бы все только хуже. Это привело бы к войне. Если я расскажу Киллиану, что сделал мой отец, что он планировал, тогда он определенно убьет его. Киллиан не смог бы оставить это так просто. Он не мог этого так оставить, не в его положении, и, сказала я ему или нет, он бы узнал, потому что мой отец уже запустил это дело. Он организовал расторжение брака, черт возьми. Если я не сделаю что-нибудь сейчас, если я не попытаюсь остановить это, мой отец умрет. Он подписал себе смертный приговор, когда решил предать Киллиана.

Но если бы я была там, в доме моего отца, это могло бы обезопасить их?

Что, черт возьми, мне было делать?

Я свернулась калачиком на кровати, в моей голове снова и снова прокручивались одни и те же сценарии, но, как бы я ни старалась, с усталостью, которую я чувствовала, бороться было невозможно.

Я проснулась от того, что Киллиан помогал мне раздеваться.

— Ты заснула все еще одетая, — сказал он, изучая мое лицо.

Мой взгляд метнулся к часам у кровати. 10:57.

— Я устала.

Он усадил меня, снял мою рубашку через голову и отбросил ее в сторону, затем расстегнул мой лифчик и спустил его вниз по моим рукам. Одна его рука обхватила мою обнаженную грудь, слегка сжимая, прежде чем опуститься к пуговице моих джинсов. Он расстегнул их и стянул с себя. Я наблюдала за ним, пытаясь прочесть выражение его лица, но не могла. Он был сосредоточен, каждая частичка его внимания была направлена на меня.

Его взгляд метнулся ко мне.

— Как прошел твой сегодняшний визит к Томми?

Чувство вины захлестнуло меня.

— Да, хорошо.

— Он чувствует себя лучше?

Я кивнула.

— Ты поела?

Я снова кивнула, солгав. Я не могла проглотить ни кусочка еды, и если бы он узнал, что я не ужинала, он заставил бы меня поесть.

— Ложись в постель, малышка. Я приму душ, а потом хочу тебе кое-что показать.

Он зашагал прочь, а я смотрела ему вслед. Я подумала, что меня действительно тошнит. Киллиан никогда бы не причинил вреда моему брату, я знала это без сомнения, но потеря обоих родителей причинила бы ему боль.

Однако мой отец был манипулятором, и каким бы реальным ни выглядел его страх сегодня, я не собиралась просто верить ему, я знала лучше. Папа сказал, что скоро все изменится, и чем больше я думала об этом, тем больше беспокоилась. Он мог сделать или сказать что угодно, чтобы подчинить меня своей воле. Мне нужны были доказательства того, что он сказал, а до тех пор о разговоре с Киллианом не могло быть и речи. Слишком многое было поставлено на карту.

Я поставила будильник на 1:30, поставила его на виброзвонок и сунула под подушку. Я понятия не имела, что собираюсь делать, но я знала, что должна попытаться остановить это. Мне нужно было поговорить с ним. Мне нужно было попытаться разрядить эту ситуацию, пока она не зашла еще дальше, а было уже слишком поздно. И если мой отец говорил правду, и он заключал сделки на территории Киллиана, я должна была попытаться убедить его прийти к Киллиану, чтобы заплатить ему его долги; тогда он действительно мог бы отказаться от всего этого.

Я выключила прикроватную лампу. Если бы Киллиан сейчас посмотрел мне в глаза, он бы понял, что я что-то скрываю.

Дверь ванной открылась. Я мельком увидела обнаженное тело Киллиана, всю гладкую, покрытую чернилами кожу, его влажные волосы, зачесанные назад, прежде чем он закрыл за собой дверь, а затем направился к кровати. Матрас прогнулся, когда он забрался внутрь, и мгновенно притянул меня к себе.

— У тебя был важный день? — спросил он.

— Хм, — сказала я и помолилась, чтобы он не почувствовал, как быстро колотится мое сердце.

Он поцеловал меня в затылок.

— Люблю тебя такой, Софи, нежной и сонной. — Он обхватил ладонями мои груди, неторопливо сжимая, играя с моими сосками, пока они не затвердели, и я не начала извиваться. Это было похоже на те первые ночи, когда я была здесь, когда он ложился ко мне в постель и заставлял меня кончить в темноте, как будто это был наш маленький секрет, о котором никто больше не должен был знать. Что-то, о чем я могла бы притвориться, что ничего не произошло при холодном свете дня.

— Ты хочешь, чтобы я доставил тебе удовольствие, моя красавица? — спросил он мне на ухо и скользнул рукой вниз по моим трусикам.

Я хотела. Я хотела его. Я всегда хотела его.

— Да.

Он подвинулся так, чтобы прислониться к изголовью кровати, увлекая меня за собой, и притянул меня к себе между ног, так что моя спина оказалась спереди. Свет от его телефона прорвался сквозь темноту, и он протянул его перед нами.

— Посмотри на это, — сказал он с более чем легким рычанием в голосе.

На экране появилось изображение. Я напряглась, когда на экране появилась комната. Моей первой мыслью было, что он что-то знает, что он знал, что мой отец устроил мне засаду в комнате Томми, и он знал, что он сделал. Но потом я увидела Конора.

— Что это?

— Продолжай наблюдать, — сказал он.

Мгновение спустя я вошла в комнату, мои волосы были растрепаны. Конор поднял голову и улыбнулся. Я прошла дальше в комнату, и все остальное мое тело оказалось в поле зрения. Я была в футболке и трусиках, кружевных, которые почти ничего не прикрывали. Утром у меня было похмелье. Черт.

— Я могу объяснить…

— Так будет лучше для тебя, детка, потому что я должен сказать тебе, что я чертовски не в порядке, когда мои мужчины видят мою жену в нижнем белье. — Его губы приблизились к моему уху. — Я могу видеть твою киску прямо сквозь них, а значит, и Конор тоже.

— У меня было похмелье, и я вроде как отключилась на часть ночи раньше. Я думала, что была в купальнике. Я и не знала, что ты переодел меня.

— Тебе повезло, что я не выколол Конору глаза. Единственная причина, по которой я оставил его в живых, — это то, что я знаю, что могу ему доверять.

Я дрожала, но не от страха, от того, как его руки двигались вверх по внутренней стороне моих бедер, разминая мою плоть.

— Сними трусики, — сказал он.

Я сбросила их вниз, мгновенно раздвигая для него ноги.

— Моя развратная девочка, всегда такая нетерпеливая, — сказал он и обхватил мои ноги своими, широко разводя.

— Прости. Это больше никогда не повторится, — сказала я, и от необходимости мой голос задрожал.

Он отложил телефон в сторону, и комната снова погрузилась в темноту. Затем его рука вернулась, и он начал нежно кружить по моему клитору, втирая свой твердый член в мою задницу.

— Насколько сожалеешь?

— Мне очень, очень жаль, — прошептала я.

Его губы снова приблизились к моему уху.

— Ты знаешь, что я должен наказать тебя, не так ли, любимая?

Да, я хотела, чтобы он наказал меня. Сегодня, из всех ночей, я хотела, чтобы меня наказали.

— П-почему? — Сказала я, хотя безмолвно умоляла его о том, что бы он ни хотел со мной сделать. Моя киска была обнажена, раздвинута и истекала для него, что бы ни случилось дальше. Я была уязвима и находилась в его власти, и это было именно то, что мне было нужно.

— Чтобы ты больше никогда этого не делала, — сказал он и раздвинул меня пальцами одной руки прямо перед тем, как другая опустилась на мою обнаженную плоть, влажный шлепок раздался в тишине комнаты.

Я вскрикнула и выгнулась ему навстречу.

— О черт.

— Никто не видит эту идеальную киску, кроме меня, — прорычал он и снова шлепнул меня по клитору.