— Понятно. Еще что-нибудь?

— Хорошо ли вы меня поняли? Это сама Луиз Паттерсон была в антикварной лавке в субботу вечером.

— Я это понял. Ну и что же?

— Уж она-то описала как следует того, кто купил картину. Вы готовы выслушать меня?

— Давайте послушаем.

— Заметьте, я передаю слова Луиз Паттерсон. Это был подтянутый самодовольный хлыщ; один из десятка миллионов штампованных мелких служащих. Шатен, карие глаза, высокие скулы, симметричные и гладкие черты лица. Щеки его выглядели так, словно он их скребет бритвой по пяти раз в день. Вес — сто пятьдесят или сто шестьдесят фунтов. Серый твидовый костюм, темно-синие шляпа и галстук. По ее словам, понимает в картинах и, несомненно, знаком с работами Паттерсон, которые коллекционирует, конечно же, из снобизма. Лично мне кажется, что эта дама слишком высоко себя ценит. Признает, что за последние десять лет о ней позабыли. Но это еще не все. Наш незнакомец — порядочный эксгибиционист. Воображает себя суперменом и соответственно ведет себя в жизни. Женщина, бывшая с ним, — настоящая красотка, если вам нравятся образцовые лесбиянки типа манекенщиц с Парк-авеню. Вот и все. Вы меня поняли?

— Да.

— Это чем-нибудь поможет?

— В какой-то мере, — сказал я.

— Я побродил по чердаку, где у нее студия и где она живет, — вот уж раздолье для мышей и термитов, целые акры полотен. Как художница она — ничто. — (Откуда Дону знать?) — Но ее картины напоминают мне о чем-то, что я видел совсем недавно. Если вспомню, что именно, это может дать нам еще одну ниточку.

Он засмеялся, я тоже, но взгляд мой был устремлен на висевший на стене напротив «Этюд о злобе».

— Может, вам это и удастся, но особенно не беспокойтесь. Завтра увидимся.

Когда он повесил трубку, я уставился на картину и глядел на нее минут пять, не видя ее. Затем взял нацарапанные мною заметки, пошел в пустой кабинет Роя и, как положено, записал сообщение Дона на доску. Вот уж поистине нелестное описание моей собственной персоны. После этого спустился в картотеку и взял три самые хорошие последние фотографии Эрла Джанота.

В начале восьмого Рой вернулся. Мы договорились о том, как будем сменять друг друга завтра, и я вышел, чувствуя, что сегодня с меня хватит. Но мне еще предстояла работа.

На стоянке такси, которую я днем выбрал как наиболее вероятную, мне впервые по-настоящему повезло. Да еще как! Водитель опознал Джанота как пассажира, которого вез в начале одиннадцатого в прошлую субботу. У него никаких сомнений не было. Он помнил, когда и где посадил его и где высадил. В квартале от дома Хагена.

Я знал, что это может спасти мою шкуру, но только как самое последнее отчаянное средство. Моя семья рухнет. На Марбл-роуд я приехал около полуночи. Джорджия и Джорджетт спали.

«Искушение святого Иуды» лежало там, где я его оставил, — в стенном шкафу на первом этаже; и за двадцать минут я сумел надежно спрятать его под другим холстом.

Его, конечно, нетрудно будет найти, если они до меня доберутся. А если дело дойдет до этого, мне все равно крышка.

Через пять дней после того, как Стив организовал розыск этого чертова фантома, мы собрали достаточно материала, чтобы написать его подробную биографию. Собрали даты, адреса, сведения о его прошлом, а также просвеченные рентгеновскими лучами его последние намерения, чувства и побудительные мотивы. Я теперь знаю этого блуждающего дурака лучше, чем его собственная мать. Закрыв глаза, представляю себе его с идиотской улыбкой на смазливом лице, слышу, как он произносит гладкие, заранее обдуманные речи обезоруживающим тоном, изрекает свои любимые пошлости; я мог бы протянуть руку и дотронуться до него, этого ужасного призрака, вторгшегося в мою жизнь, чтобы спровоцировать смерть Полин и мое возможное разорение.

Однако самого его мы не заполучили. Остались с пустыми руками.

— Откровенно говоря, мне кажется, вы что-то от меня утаиваете, — сказал Джордж Страуд. Он обращался к Стиву. Я настоял на том, чтобы он присутствовал, пусть даже не принимая непосредственного участия в совещании, на котором мы обсуждали затор в осуществлении наших планов. — И мне кажется, что это нечто, чем бы оно ни оказалось, представляет собой единственный надежный факт, на который мы могли бы опереться в этом деле.

— Придерживайтесь тех фактов, которыми мы располагаем, — сказал Стив. — Воображение занесет вас невесть куда.

— Не думаю.

Мы сидели в кабинете Стива: он за своим столом, я сбоку, а Страуд напротив Стива. Комнату заливал солнечный свет, но мне казалось, будто я в полутьме на дне колодца. За последнюю неделю я спал каждую ночь от силы два часа.

Проклятые волки смыкали кольцо вокруг меня. Допрашивали по три, четыре, пять раз в день и полицейские ищейки, и следователи районной прокуратуры, их было не одна дюжина. Сначала все они были очень вежливыми. Теперь уже перестали со мной церемониться.

И Уэйн знал об этом. Карр тоже. Все они знали. Только широкой публике ничего не было известно. А в деловой части города об этом знали все. Показательно, что никто мне не звонил, никто не заходил в издательство. Чем больше смыкалось вокруг меня кольцо волков, тем больше отдалялись от меня мои собственные сотрудники. А без них и полицейской стае становилось легче. Я бы еще справился с одной волчьей стаей, но не с двумя.

Улик против меня не было. Пока что. Но не было и надежды, что упорные поиски таковых прекратятся.

Это я еще мог выдержать. Но нам надо было во что бы то ни стало отыскать этого фантома, прежде чем его найдет кто-нибудь другой. Он представлял для меня самую серьезную угрозу. Если до него доберется полиция — а это может произойти в любую минуту и в конце концов произойдет, — я прекрасно знал, что҆ он скажет им и что́ тогда со мной будет.

Все наши труды пока что впустую. У нас куча данных, но в практическом плане мы там же, откуда начали.

— Хорошо, давайте придерживаться фактов, — сказал Страуд Стиву. — Вы говорите, этот человек — ключ к разгадке промышленно-политической интриги. Но мы не обнаружили ни одной из его политических или деловых связей. Почему? Я бы сказал, потому что их нет.

— Есть! — резко возразил Стив. — Просто вы недостаточно глубоко копнули, чтобы добраться до них. Я ничего от вас не скрываю, кроме слухов и догадок. От них вам мало проку. Они, собственно говоря, увели бы вас в сторону.

Голос у Страуда был мягкий и довольно приятный, но слова звучали твердо и убедительно.

— Трудно увести меня в сторону дальше, чем это сделали вы, когда почему-то забыли сообщить, что в этом деле непосредственно замешана Полин Дэло.

Бессмысленные пререкания ни к чему не приведут. Я счел необходимым вмешаться.

— А как думаете вы, Джордж? — спросил я. — Чем вы объясните то обстоятельство, что мы как будто ходим вокруг да около? Не в вашем стиле так долго возиться с таким простым делом. Скажите честно, какова ваша теория по поводу этого розыска?

Страуд обернулся и устремил на меня долгий проницательный взгляд. Я считал его одним из тех сверхчувствительных людей, которые слабы в практических действиях, зато сильны в логике и теории. Он может с одного взгляда оценить намерения игрока в бридж, рассчитать все до последнего хода, но в простой коммерческой сделке он окажется беспомощным. В нем ничего нет от характера хладнокровного бойца и игрока, каким обладал Стив, ему такой настрой показался бы чуждым и бесчеловечным, если он вообще был в состоянии понять, что это такое.

За пять дней после начала поисков Страуд проявил усердие. И это было хорошо, видимо, он понял, что поручение выходит за рамки текущей работы.

— Да, у меня есть теория, — сказал он. — Я считаю, что человек, которого мы разыскиваем, настолько тесно связан с убийством Полин Дэло, что просто неотделим от этого дела. И я вынужден отвергнуть мысль Стива о том, что эта связь случайна.

Я кивнул. Разумеется, это было неизбежно. Мы поручили Страуду возглавить розыск не из-за его приятной внешности, богатого воображения или тщеславия, которого ему не занимать.