- Неплохо.

- Только руководил всего один год. Начал переустройства в больницах. Стал требовать у городского начальства улучшить содержание душевнобольных, выделить деньги на создание больницы скорой помощи.

- Понятно. Уволили?

- Сам ушел в отставку.

- В имение с крепостными?

- Нет, работал обычным врачом. Убеждал в необходимости вакцинации от оспы. В 1929-м году стал главным врачом московских тюрем.

- Фу, тюрем! – сказал Сергей.

- Вот-вот. Гааза ужаснуло, что там творилось. Голод и отсутствие гигиены. Он стал бороться за облегчение участи заключенных.

На благотворительность доктор истратил все деньги. В день его шестидесятилетия было продано за долги имение. Продали и особняк в Москве.

- А где он жил?

- На Воробьевых горах при тюрьме.

- Невесело на старости лет.

- Он с возрастом стал аскетом. Молился и работал. Вел прием до позднего вечера. А ночью любил наблюдать за звездами. У него была целая коллекция телескопов.

- Как интересно, - оживилась Инга. – Любил смотреть на звезды!

- А лошадей для своей брички покупал только старых. Выкупал приговоренных на бойню.

Когда доктор Гааз умер в 1853 году, митрополит Московский Филарет распорядился в церквях служить о нем заупокойные службы, хотя Гааз был католиком.

Москвичи собрали деньги на памятник, но скульптор сделал бесплатно. На памятнике написан девиз Газа: "Спешите делать добро!"

Вот такой был человек!

- Почему же его дневник хотят получить Антоновы клиенты? – спросил Сергей.

- Потому, - Полина достала книжку в бархатном переплете, - что там записан секрет древнего артефакта. Мы с бабушкой нашли эту запись.

- Покажи!

- Вот здесь он пишет о посещении князя Измаил-Бея. Доктор интересовался минералогией, и ему показали семейную реликвию – древний кулон из аметиста. И рассказали, что камень, открывает «врата нартов». Похоже, это тот самый артефакт из донесения Инженера - «камень нартов»!

Давайте прочитаю:

Итак, я в краю черкесов, о котором столько слышал от старинного моего друга - почтеннейшего профессора Блюменбаха из Геттингена. Его воспоминания и тот восторг, с которым он их рассказывал, притягивали меня к этим местам.

Этот край поражает великолепным зрелищем гряды заснеженных гор и необыкновенным видом гор Бештау. Постоянством хорошей погоды он заставляет думать, что вы перенеслись в совсем иную часть света.

Жители этих мест одновременно и радушные хозяева, и разбойники. Они добрые и суровые, великодушные рыцари и мстительные дикари. В одно и то же время они внушают доверие и страх, любовь и ненависть, восхищение и жалость.

Я влюбился в этот край, который, несмотря на свой дикий и грозный вид, по-особенному привлекает и очаровывает всякого путешественника.

Здесь мне довелось познакомиться с черкесским князем Измаил-Беем. Он, зная, что еще в свой первый приезд сюда в 1809 году я проводил научные исследования и опыты, спросил мое мнение относительно семейной реликвии, которая передается из поколения в поколение в их роду. Князь показал мне удивительной формы кулон в оправе из светлого металла, похожего по виду на отполированную сталь. Драгоценность эта имеет название - камень героев, «нартмывэ». С камнем этим связано местное поверье, что его нельзя открывать солнечному свету на протяжении десяти дней до летнего солнцестояния и десяти дней позже него, а кроме того, большую часть августа, сентября и ноября. Свет, преломленный камнем в этот период, якобы открывает запретные «врата нартов», что грозит бедой тому, кто нарушил запрет.

Исследовав тщательнейшим образом, я определил этот минерал, ограненный в форме шестигранной призмы, заостряющейся с обоих концов в виде шестигранных пирамид как несомненный аметист удивительно чистого цвета, о чем и известил князя. Ограненный столь замечательным образом, аметист вставлен в оправу в виде шестигранного кольца, плотно охватывающего камень. К этой оправе прикреплено небольшое колечко с продетой сквозь него цепочкой для ношения кулона на шее. Это кольцо не закреплено неподвижно в оправе, как это можно было бы предполагать, но поворачивается в ней с явственным металлическим щелчком.

Я не решился подвергнуть химическому анализу ни драгоценный камень, ни материал оправы, опасаясь нанести вред реликвии.

То, что я смог различить - это моя собственная точка зрения на данный предмет. Возможно, описанный другими, он предстанет в другом виде перед сведущими людьми.

Так же я был приятно удивлен, узнав от князя Измаил-Бея о том, что позади Бештау действительно существует горячий источник, в котором он купался и куда милостиво согласился меня проводить. Я, как и все те, кто будет пользоваться этими водами, в неоплатном долгу перед князем за любезность и доброжелательность, с которой он вызвал нужных проводников и организовал экспедицию к ключам, которая и состоялась на следующий день 26 июля.

- Стоп! – остановила подругу Инга. - Какого числа день летнего солнцестояния?

- 21-го июня, - ответил Сергей.

- Князь показывал кулон доктору 25-го июня. Значит, он показывал камень в запретное время?!

Брат с сестрой растерянно переглянулись. Сергей задумался, потом лицо просияло.

- Нет. На самом деле было седьмое июля!

На этот раз уже девочки удивленно переглянулись между собой.

- Не понимаете? – спросил Сергей. – В России в то время был юлианский календарь. Даты доктор Гааз указывает, очевидно, в соответствии с российским официальным календарем. Разница между юлианским и григорианским календарями в то время была 12 дней. Летнее солнцестояние по тогдашнему календарю было 9-го июня! Значит, после 19-го июня князь Измаил-Бей мог уже смело показывать реликвию.

- Тэр! – прошептала Инга.

- Что? – спросила Поля.

– Да, похоже, это тот самый артефакт, - задумчиво произнесла Инга.

- Тогда почему немцы хотели притащить его на вершину в день летнего солнцестояния, именно в запретное время? – спросила Поля.

- Чтобы открылись запретные врата, – ответила Инга. Она подошла, провела рукой по бархатной обложке дневника. - Как же им удалось столько времени сохранять кулон? И как он к ним попал?!

***

Давным-давно.

Кир направил коня между деревьями вниз по склону горы туда, где лес заканчивался, а за полосой зеленой травы шумела река. Заходящее солнце подсвечивало сквозь зелень крон и между стволами деревьев, оставляя длинные тени. Конь осторожно шагал по земле, усыпанной сухими хвойными иголками, и остановился между сосен. Впереди на берегу реки паслась белая лошадь. Рядом с ней на траве сидел мальчик. Вдруг мальчик запрыгнул на лошадь и поскакал прямо в реку. Белая заходила все глубже в бурлящий над камнями поток, переступала ногами все медленнее. Оказавшись в стремительной воде по самое брюхо, она неуверенно шагнула, оступилась, и едва не опрокинулась в поток вместе с всадником. Не удержавшись на спине животного, парень свалился в воду и держался руками за гриву и шею. Безуспешно старался подтянуться к ней ближе и встать на ноги, но поток воды сбивал его. Киру стало ясно, что долго так лошадь и ее хозяин не выдержат. Конь под ним нетерпеливо бил копытом.

- Давай, Ксанф, - сказал Кир и шлепнул скакуна по крупу. Тот ободряюще заржав бросился в реку выручать попавших в беду. Влетев поток, разбрызгивая фонтан брызг, он в два мощных скачка настиг белую лошадь и, грудью подталкивая ее, помог ей и ее хозяину выбраться на другой берег.

Кир спрыгнул с коня, лошади фыркали, потряхивая стрижеными гривами.