— Да, актрисой, — прошептала она, едва слышно, но с явным ностальгическим теплом в голосе. — Для меня это было что-то вроде укрытия от жестокой реальности, мира, где я могла бы стать кем-то другим, погрузиться в другие судьбы, истории, полностью отдавшись миру иллюзий. Актёрская работа казалась мне чем-то прекрасным и изысканным, миром, где можно было позабыть обо всех своих бедах и превратиться в кого угодно.

Она вспомнила, как смотрела на актёров в кино, восхищаясь их способностью стать по-настоящему другими людьми, жить их жизнями на экране и заставлять зрителей переживать все их радости и страдания.

— Каждый раз, когда я смотрела фильмы, а было это очень редко из-за нашего ужасного положения, я чувствовала, что именно в этом я смогла бы найти себя, что актёрская игра — это не только способ покинуть свою реальность, но и дарить другим людям часть своей души, заставляя их вдохновляться и сопереживать каждой эмоции. Я мечтала о том, чтобы стать частью этого мира, создавать что-то по-настоящему великое и вдохновляющее. Я даже иногда фантазировала о том, как выступаю на сцене перед огромной аудиторией, ощущая поток энергии и любви, идущий от зрителей. Для меня это был способ не только вырваться из нашей действительности, но и принести что-то новое и яркое в этот мир.

Фурия вздохнула, её глаза засветились от мысли о том, что могло бы быть. Но затем тень грусти снова окутала её лицо, напоминая о реальности, которая затмила её детские мечты.

— Но потом родители умерли, и моя детская психика очень сильно страдала из-за всего этого. Они покинули этот мир, когда мне было всего десять лет. С того самого времени мне пришлось выживать самой, что, собственно, и сделало меня такой, какой я являюсь сейчас.

— Тебя даже не пытались определить в новую семью? Я думал, что наше государство заботится о таких детях, которые остались одни, — слегка недоумевал Дженсен.

— Всем было плевать на судьбу девочки из трущоб, как было плевать и на моих родителей. Мы не приносили пользу государству, так что последнее относилось к нам, как к мусору. Маму и папу даже не похоронили нормально — просто вырыли две ямы и сбросили туда тела. Никаких крестов, плит и остального… Лишь две ямы на окраине трущоб.

Фурия почувствовала, как боль застыла в её груди, напоминая о том, что прошлое никогда не покидает нас окончательно. Она открыла глаза, и взгляд её был наполнен тоской и гневом. В её глазах отражалась та непримиримая суровость, которую накопила эта жизнь, горечь трущоб и безжалостность окружающего мира.

— Мы никому не были нужны, — произнесла она с горечью в голосе, — Такова жестокая правда нашего существования. Никаких забот, никакого сожаления. Просто борьба за выживание в этом беспощадном мире.

Её голос был сухим и лишённым всякой надежды. Она продолжала держать руки сжатыми в кулаки, её кожа напряглась, словно в борьбе с невидимыми силами прошлого. Взгляд её был направлен куда-то вдаль, как будто она снова видела те безысходные дни и ночи, когда она боролась с ужасами своего детства, выжигая их из своей души.

— И вот, Дженсен, я здесь. За очень короткий срок мне удалось добиться небывалых высот. Пять лет назад я начала убивать людей за гроши, которые помогали мне выжить, два года назад мне удалось попасть в элитный мир наёмников, а сейчас все меня кличут «Королевой наёмников». Слишком много изменений за столь короткое время, — горько усмехнулась девушка.

Пока Фурия говорила, её взгляд заметно остыл, и лицо пронзила беспомощная грусть. Время от времени она прикусывала губу, словно стремясь подавить эмоции, которые бушевали внутри неё. Когда она закончила свой рассказ и горько усмехнулась, неожиданно для себя ощутила, как Дженсен обнял её, притянув к своей груди.

Фурия была ошарашена этим неожиданным жестом, и её глаза широко расширились.

— Что ты... делаешь? — только и могла спросить она, пытаясь перебороть свои удивления и шок.

— Делаю то, чего тебе явно долго не хватало, — почти прошептал бывший солдат, делясь с девушкой теплотой своего тела.

Фурия осторожно опустила руки, которые ранее были сжаты в кулаки, и касалась его руки, которая обнимала её. Её выражение лица менялось от изумления к мягкости. В тот момент она, казалось, забыла о своей обычной броне и пусть на мгновение проникла внутрь этого нежного момента.

— Ты долгое время боролась, будучи одинокой. Жизнь пыталась сломать тебя, уничтожить и разрушить, но ты не сдавалась. Всё это время ты упрямо двигалась вперёд, преодолевая все препятствия на своём пути. Твоё упорство привело тебя в сегодняшний день, — говорил мужчина, поглаживая девушку по голове, — Ты очень сильная, Айсел, и эту силу признаёт каждый не только в этом баре, но и во всём городе. Эти люди готовы следовать за тобой, куда бы ты не направилась, и они рискнут жизнью ради тебя. Полагаю, ты можешь считать их теми самыми друзьями, которых тебе так сильно не хватало в детстве.

Фурия продолжала ощущать, как тепло Дженсена проникает в её тело, словно пытаясь растопить ледяные оковы прошлого, которые так долго держали её душу в заложниках. Её глаза, всё ещё широко раскрытые от удивления, начали наполняться слезами, и она позволила им свободно стекать, открывая путь для накопившихся эмоций.

— Только посмотри на их счастливые лица, — продолжал Тодд, делая вид, что он не видит слёз девушки, — Только благодаря тебе они сегодня испытывают радость и счастье. Разве ты не это хотела видеть, когда была ребёнком? Чтобы все люди, что окружают тебя, улыбались и радовались, и чтобы ты радовалась и веселилась вместе с ними. Тебе удалось этого добиться, Айсел. Ты большая молодец, — тёплым голосом говорил он, успокаивая девушку, — Ты сама сделала себе имя, и теперь тебя знает всё подполье Нью-Йорка. Полагаю, это дело стоит отметить, — улыбнулся Дженсен.

Отпустив девушку, он встал прямо перед ней, аккуратно вытирая её всё ещё ошеломлённые глаза от слёз, что не прекращали литься ручьём.

— Пускай ты не стала актрисой, ты всё-таки смогла стать сильным и великим человеком, за которым готовы следовать люди. Ты можешь гордиться собой, — продолжал с отцовской теплотой говорить бывший солдат, что отзывалось в душе девушки приятными ощущениями, — Я буду следовать за тобой и дальше, как и все эти люди, — произнёс он и припал на одно колено, — В детстве ты была обычной девочкой по имени Айсел Морган, которую никто не воспринимал всерьёз. Сейчас ты стала той, кого считают королевой. Гордись этим и иди вперёд, а мы последуем за тобой, как за нашей единственной королевой. Скажи мне, девочка, как тебя зовут? — задал неожиданный вопрос Дженсен, смотря голубовласой прямо в глаза.

— Как… меня зовут? — растерялась она, — Фурия…

— С сегодняшнего дня ты не просто Фурия, — отрицательно покачал головой Тодд, — Ты Фурия — Королева Наёмников! — с восклицанием и улыбкой на лице произнёс он, — Никогда не забывай об этом!

Девушка почувствовала, как тепло Дженсена и слова поддержки обволакивают её, словно теплое одеяло, исцеляя её раны и наполняя сердце невиданным ощущением радости. Она внимательно слушала его слова, позволяя каждой фразе проникнуть в её душу и согреть её изнутри. Услышав, как он произносит её новое имя, её глаза засверкали невиданным блеском, а улыбка начала прорываться через слёзы на её лице.

Она осторожно протянула руку к лицу Дженсена, аккуратно проводя по нему своими пальцами. Фурия посмотрела на него с благодарностью и восхищением, осознавая, что вокруг неё собралась настоящая семья, готовая поддерживать и защищать её. Она посмотрела на людей в баре, улыбающихся ей и аплодирующих, и поняла, что больше не одна в этой борьбе. Её улыбка стала шире, озаряя всё вокруг, и в этот момент она почувствовала, что наконец-то нашла своё место в этом мире.

— Фурия — Королева Наёмников, — повторила она, смеясь от радости, — Никогда не забуду!