Ноги едва держали меня, но адреналин толкал меня вперед. Логика кричала в моей голове: он спустился с колокольни, а я должен быть там! Там точно находился аварийный маяк, моя последняя надежда на спасение. Я должен был запустить его, и, может быть, тогда кто-нибудь услышит мой крик о помощи.
Я бросился вперед, не оглядываясь, не думая о последствиях. Каждая ступенька казалась вечностью. Сердце колотилось в груди, ноги подкашивались, но я не сдавался. Я должен был успеть. Должен был запустить пеклов маяк. Должен был выжить!
Мысль о дяденьке ликвидаторе и его похвале или даже рекомендации в армию, когда он очнётся, как мощный толчок, заставила меня бежать еще быстрее. «Молодец!» — прозвучал его голос в моей голове. «Ты справился!» — и я уже видел себя в армии, в рядах смелых и отважных, готовых бороться за справедливость. Ибо это настоящая путёвка в жизнь!
Ступеньки летели вниз, я не останавливался, не оглядывался. В моём сердце теперь была только одна цель — запустить маяк. И вот он перед мной — блестящий, хромированный аварийный маяк, последняя надежда на спасение. Мои руки дрожали, но я уверенно взял маяк в руки. Ещё секунда, и я нажму кнопку. Ещё секунда, и свет моей надежды устремится в ночное небо. Я справился! Я успел!
И вот он — яркий бирюзовый протуберанец, рассекающий тьму. Он взметнулся вверх, словно гигантский фонтан из света. Он озарил весь город, он разрезал ночное небо, он кричал о беде, о моей мольбе о помощи. Я стоял, задыхаясь, и смотрел, как свет маяка уходит в небо, уходя в бесконечность. Я сделал всё, что мог. Теперь оставалось только ждать.
Я застыл, наслаждаясь моментом триумфа, чувствуя, как в груди растет гордость. Но в этот момент в тишине раздался голос батюшки. Его слова были холодны как лед.
— Глупец, — прозвучал его голос, пропитанный разочарованием и гневом. — Ты устроил для демонов пир! Он сделал шаг ко мне, и в его глазах зажглось небесное пламя. — Ты призвал их к нам!
Я не понял. Как это так? Ведь я просто запустил маяк, сигнал о помощи! Но батюшка, словно читая мои мысли, уже рычал:
— Ты и правда не понимаешь! Этот свет! Он их манит! А магия в таких количествах привлекает их, как мотыльков к пламени! Ты устроил ловушку для города!
— Ты думал, что спасёшься? — прозвучал его голос, хриплый и грозный. — Ты не понимаешь, что творишь! Твой маяк — это приманка для всех злых сил, что бродят в этом мире!
Попытался протестовать, но слова застряли в горле. Я не мог поверить, что мой поступок мог привести к таким последствиям. Ибо просто хотел спасти себя, спасти город, но в итоге принес еще больше беды.
— Теперь они все идут сюда, — продолжал батюшка. — И тебе не избежать их гнева.
Он подошел ко мне, и я почувствовал, как в его глазах зажглось небесное пламя. Я зажмурился, ожидая удара, но он не пришел. Осторожно открыл глаза и увидел, как батюшка смотрит на меня с сожалением.
— Я не могу тебя оставить здесь просто так, — сказал он. — Но и защищать тебя от этих тварюг тоже не буду.
И в этот момент он ударил меня ногой в голову. Удар был мощным, неожиданным, он отбросил меня в тьму, и я довольно быстро потерял сознание. Мир погрузился в черноту. Я не чувствовал ничего, кроме глухой боли в голове. В ушах стоял звон, и перед глазами мелькали яркие огни. Я не понимал, что происходит, но чувствовал, что я оказался в ловушке.
Когда я пришёл в себя, то оказался лежащим на холодном каменном полу. Голова раскалывалась, в ушах шумело, а во рту пересохло. Я пытался встать, но тело отказывалось слушаться. В глазах перед собой я увидел нечеткие очертания старой ратуши, а в дальнем углу заметил фигуру батюшки. Затем последовал новый удар, и я отключился на чуть дольше.
Я проснулся в неприятном ощущении похмелья, но не от алкоголя, а от страха. Голова раскалывалась, тело ломило, а глаза слезились от резкого света. Я попытался встать, но понял, что я заперт. Вокруг меня были холодные каменные стены, а сверху — громадные железные решётки.
«Чёртов старик!» — прошипел я, сжав кулаки. Я не мог поверить, что он так легко отправил меня в тюрьму. Я ведь пытался помочь! Я пытался спасти город! Но, видимо, батюшке было наплевать на мою судьбу.
И в этот момент я услышал шум шагов. Они слышались прямо за дверью моей камеры. Кто это? Что происходит? Я вскочил на ноги, готовясь к защите, но в следующую секунду дверь распахнулась, и в камеру вошла женщина.
Она была одета в тяжелую стальную броню, которая отражала тусклый свет факелов и делала её фигуру еще более грозной. Броня была украшена небольшими рельефными узорами, которые напоминали витиеватые ветви деревьев. На плечах сидели два металлических грифона, символизирующих силу и защиту. На ее ногах были высокие сапоги, крепко прилегающие к ногам и украшенные поясами из черной кожи.
Меч, лежащий на ее бедре, был не просто оружием, а произведением искусства. Его клинок был длинным и тонким, и отражал сияющий свет как зеркало. Рукоять была украшена серебряными вставками и рельефными узорами. Он был тяжелым, но она держала его легко, словно это была простая палка.
Её чёрные волосы, спущенные на плечи, создавали контраст с серебристой броней. Они были длинными и шелковистыми, и каждый локон изящно падал на её плечи. Волосы были заплетены в строгую косу, что лишь подчёркивала её миловидные черты лица.
Лицо было строгим и по-своему красивым, с резкими чертами, которые делали её ещё более привлекательной. Но ее глаза, холодные и проницательные, выдавали ее воинский характер. Они были серыми, с оттенком стали, и сверкающими, словно осколки льда. Ее взгляд был жестким, не прощающим ничего и никого, но в них скрывалась огромная сила и уверенность в себе.
Она оглядела меня с головы до ног, а потом спросила:
— Как спалось, Гиперион Ростиславич? — намеренно приторным тоном осведомилась незнакомка.
Я замер, не зная, что ответить.
— Ужасно, — честно ответил я, чувствуя, как в горле пересохло от страха.
Девушка рассмеялась, но в ее смехе не было радости. Он был холодный, зловещий и заставлял мурашки бежать по спине табунами.
— Так и должно быть, — произнесла она, приближаясь к клетке. Ее броня сверкала в тусклом свете факелов, отражая ее ярость. — Отродье! — прошипела она, ее глаза загорелись ненавистью. — За помощь демонам ты сгниёшь в магических шахтах, нелюдь... — Ее голос был холодным, жестоким, и в нем звучала не только ненависть, но и гнев, который не был направлен только на меня.
— Из-за таких, как ты, в том городе осталась вся моя семья, а сколько солдат полегло просто так? — она замолчала, вглядываясь в меня, словно пыталась прочитать мои мысли. — Молчишь, паскуда? — Ее губы задрожали, а по щекам потекли слезы. — Моя сестра! За что?
В ее глазах я увидел не только ненависть, но и боль, и отчаяние. Она была разрушена горечью потери. И в этот момент я понял, что я не просто жертва обстоятельств, я — причина ее боли. Я принес ей страдания, и ее ненависть была оправданна.
Но я чувствовал, как стыд и вина жгут меня изнутри. Я не мог найти слов, чтобы оправдаться, чтобы объяснить, что я не хотел никому вредить, что я просто пытался выжить. Но слова застряли в горле, не в силах прорваться через стену ненависти, которая отделяла меня от этой разрушенной горечью женщины.
— Я... — пытался я проговорить, но в голове кружились неразбериха, страх и бессилие.
Девушка резко отшатнулась от моей клетки, словно я был болезнью, от которой она хотела избежать. Ее руки сжались в кулаки, а на лице отразилась ненависть, которая могла бы растопить сталь.
— Ты не знаешь, что такое горе, — прошипела она. — Ты не знаешь, что такое терять всех, кого любишь. Ты не знаешь, что такое видеть, как мир, который ты знаешь, рушится в прах!
Она сделала шаг вперед, ее глаза были полны безумия, и я уже не видел в них человека, а только зверя, раненного до самой души.
— Ты будешь страдать, — сказала она с угрозой в голосе. — Ты будешь страдать так же, как и я! И поверь мне, я лишь одна из многих, кто рад тебя «видеть». Не подыхай, пожалуйста, быстро...