Насчёт самочувствия девчонок командир зря опасался. Конечно, они ощутили высоту и без возгласов Котты – «Какой обзор! прекрасно, ещё бы повыше!.. Сейчас можно видеть в радиусе полтораста миль… нет, больше!» Стало как-то по-особому прозрачно в глазах, холод заставлял сжимать плечи, а воздух стал словно пустым, его хотелось вдохнуть глубже. Но камера щёлкала, записи в блокноте множились, и путь в каюту Карамо любая из них могла пробежать, зажмурившись – так знакомы стали ступеньки трапа и повороты коридора, – хотя сердце от подъёма по трапу билось чаще обычного. Кавалер наверху тоже работал как заведённый, макая пластины – проявитель, закрепитель, промывка, просушка.
Порой, дыша после пробежки к кавалеру, одна поглядывала на другую, а мысли были одинаковые:
«Не пора ли маски надевать?»
Но потом мысли шли вразрез:
«Вот ещё!.. эдак она решит, что я слаба!»
«Чтобы я дочке кровельщика в выносливости уступила?.. Никогда!»
Буфф! – опять открылись клапаны. От штурмана принесли записку: «Поднимаемся до 3,5 миль, ищем высоту, где ветер меньше».
– Анс, не смею дольше вас задерживать. Я справлюсь сам.
– Котта, мы в порядке!
– Вы на нас не смотрите, будем работать, – с какой-то лживой лаской пропела Ларита, хотя ощущала в груди тесноту, от которой не отдышаться, и почему-то ломило в висках. – Теперь ведь обзор станет ещё шире?
Однако меднолицего артиллериста было ни упросить, ни переупрямить:
– Я буду чувствовать себя злодеем, если с вами что-нибудь случиться. Хотя желание девы – закон, но оправдываться тем, что вы настояли – не в моих правилах. Извольте идти в каюту.
– Мы идём к Карамо, пластинки надписывать, – с надменной осанкой, достойной высокородной дочери Востока, Эрита взяла Лари под руку и дёрнула к трапу. – Уж этого вы нам запретить не можете!..
– Там есть, кому запрещать, – откланялся Гириц.
– А взаправду – ты как? – откровенно спросила Лара, пока поднимались за Эри следом. Шлось медленно, ноги стали тяжелее и неметко ставились на ступеньки, а в глазах чуть расплывалось. Клонило в сон, на душе было как-то слегка пьяно.
– Так себе, – призналась та. – Если забираться на такую высь – не обойтись без кислородного прибора. И прохладно здесь… Впору тёплое бельё поддеть.
Постучав, заглянули к Лисси – дома ли? а то что-то запропала, – и охнули в дверях. Графинька лежала в постели закутанная, поджав колени, с пристёгнутой к голове каучуковой маской со шлангом, идущим от штуцера в стене. Глаза мученицы, едва под лоб не закатились. Анчутка тосковала под её койкой, сочувственно полизывая ладонь, высунутую из-под одеяла.
– Лис!
– Что с ней?!
Верная пышка Хайта, вполне себе розовощёкая – похоже, мориорцам недостаток кислорода трын-трава, – важно объявила дамским шифром:
– У юницы внезапное малокровие.
– О, Господи!.. а мы на подъём идём, почти на четыре тыщи мер!.. Надо к животу пузырь со льдом, я возьму на камбузе, – рванулась Лара. – И скажу, чтобы спустили газ, снижались!..
– М-м! М-м! – приподнялась, завертела головой Лис, в маске пугающе похожая на пату, потом сдёрнула вниз резиновое рыло. – Не смей, никому! ни в коем случае!..
Присев в изголовье, Эри погладила беднягу по волосам:
– Но тебе может стать совсем плохо.
– Ничего, я отлежусь. Пусть летят, как летят. Нельзя, чтобы из-за меня всё испортилось.
– А я и не думала им говорить, – остановилась Лара у порога. – Просто бы сказала – дурнота, мигрень… Они ж суеверные все, как язычники – что морячки, что летуны. Вроде, их палубы свято чистые… ага, жёваным табаком захарканы и соплями засморканы.
– Фу, Лара!..
– Премного извиняюсь, но ведь правда. За собой не следят, а под юбку глядят. Всё-таки лёд принесу. Скажу – к голове. Я скоренько!
Пока она бегала, Лисси исповедалась Эрите полным слёз голосом, сжимая её руку:
– Так не вовремя, я ничего не ждала. А корабль всё выше и выше… Чувствую, что не хватает дыхания, холодно стало… Как-то дошла сюда, думала, коридор не кончится…
– Пробовала ладони наложить? Ты же уняла икоту у Лариты.
– Н-нет. – Лис уставилась на свой живот. – На другом – я понимаю, а на себе…
– …или голову паты приложить. Она лечебная.
– Паты, паты! – мигом высунулась с готовностью помочь Анчутка.
– Я боюсь, она нас лижет неспроста, – чуть слышно зашептала Лис, придвинувшись к Эри вплотную. – Может, она запоминает – вкус, цвет, всё. Скоро у неё будет не морда, а лицо…
Шептаться им пришлось недолго – Лара быстро обернулась, и благодарная Лисси улеглась, прижав к себе резиновый пузырь, набитый льдом. Расцеловав её на прощание, девчонки поспешили к кавалеру.
Хотя было бы вернее сказать – поплелись. Им уже не бежалось и не прыгалось. Дирижабль перевалил отметку 3850 мер и стал лавировать, чтобы при манёврах уменьшалась парусность корпуса.
Выглянув наружу через иллюминатор, Лара с трудом могла поверить, что корабль ещё находится в пределах Мира, а не в космосе – горизонт вдали слабо-слабо закруглялся на краях, как на фотогравюрах, сделанных с астралей, а море внизу слилось в ровную стеклянно-синюю поверхность с едва заметной рябью волн, нарушаемую лишь жёлто-бурыми пятнышками островов.
А облачка, на которые люди смотрят снизу вверх, летели где-то далеко под днищем «Быка».
Выше туч, как Эрита мечтает.
Пишут, в космосе неба нет, один чёрный мрак.
– Без капризов и споров – обе сели и соединили маски с магистралью. Вас учили, как это делать.
Гириц знал, что говорил – его бомбард-викарий умел повелевать и пререканий не терпел. Как школьный учитель. Потому-то из учителей – так служивые говорят, – выходят самые свирепые унтеры и самые придиры-ротные.
Села – думала: «До завтра не встану, тут задрыхну», но с первым вдохом кислорода снулой тягости в теле как не бывало, спина сама распрямилась, и пальцы потеплели. Благо, Карамо включил для просушки пластинок барскую новинку – электрокамин, – и холод высот усочился отсюда.
– Вот тушь, вот перья, вот порядок надписей. Начните с этого штатива, он готов. Два первых я уже оформил.
На кровати, частью на полу был разложен замысловатый пасьянс из негативов, отчего пройти к столу пришлось по стеночке.
– Бе-пе-бу-бу, – пробубнила из-под маски Эри, потом оттянула её от лица. – Я первая!
– Как пожелаете. Где у нас ан Лисена?..
– Прилегла, ей нездоровиться.
– А я… можно мне шлем? – попросила Лара без особой надежды.
«Он ведь догадывается – зачем».
Но приврала серьёзным тоном, как большая:
– Посмотрю насчёт помех. Вдруг удастся выйти на связь с Великой землёй…
Взгляд Карамо был коротким и понимающим:
– Пожалуйста.
Шлем нахлобучен ниже ушей, маска скрыла всё, кроме глаз – я спряталась!
«Если что, буду шептать, а по губам не прочитает…»
Гудящая чёрная буря в эфире простиралась, казалось, над всем Миром, но центр извержения звучащей тьмы Лара отслеживала чётко – там же, где и прежде, – а вдали от него волны мглы словно бы редели и бледнели, но всё равно наваждение покрывало ширь от горизонта до горизонта, не пробьёшься.
Сориентировавшись по сторонам света, она нацелилась узко-веерным лучом на север и шепнула:
– Ларион…
Слово улетело и будто кануло в плывущих волнах гула.
– Ларион…
Тишина. С востока доносились сбивчивые шумы, глухие обрывки слов незнакомых вещунов-якитов, а с запада – неровный пульс даже не слов, а чувств медиумов Кивиты. Кто-то пытался говорить из Церковного Края, но кроме досады и раздражения ничего было нельзя определить.
– Ласточка вызывает Юнкера…
Всё напрасно! Наверно, он без обруча… и слишком далеко, примерно в полутора тысячах миль.
– Мне так жалко, что всё это случилось… Знаешь, как я переживала за тебя? Я даже думала, что кинусь вниз, если ты умер… А потом обрадовалась, что ты жив. Со мной всё в порядке, только очень грустно. Я же никому не могу рассказать, что у нас с тобой было. И никто меня не поймёт… особенно твой отец.