– Я Ласточка, вызываю Гестель, – негромко – чтобы Карамо не расслышал, – заговорила Лара, с усилием направив узкий луч сквозь волновую мглу в сторону пансиона. – Я Ласточка, вызываю Гестель… Ответьте мне…

Напрасные старания. Пансионеры, кто остался, тоже сейчас стараются в тарелке ложкой, навёрстывая пропущенный завтрак. Занятий нет, наставники отдыхают… да и связь никакая! Наверно, вихрь обрушил разговоры всем вокруг… вокруг чего? что это за генератор глухоты? Будто извержение вулкана, как в книжке по естественной истории…

Несколько раз она повторяла вызов, но никакого отзвука не приходило. Лара уже отчаялась установиться связь и готова была снять шлем, когда по линии, соединявшей её с местоположением Гестеля, донёсся незнакомый голос молодого мужчины, слабый и прерывающийся:

– Гестель слышит… Нож на связи… кто…кого…

Позывного «Нож» Лара не знала, но голос исходил, откуда надо. Она напряглась, пытаясь проникнуть зрением сквозь мглу. Есть прорыв!.. но на том конце девчонка увидела какого-то парня с тёмно-карими глазами, с сердитым рубленым лицом…

…в форме жандармского сержанта!

Нечего пугаться, надо брать быка за жабры.

– Где Бези? Мне нужна Бези.

– Сейчас. Секунду…

Он снял обруч и вышел из вещания – зато взамен него возникла Бези. Облик её был то ясным, то расплывчатым, то совершенно исчезал из вида, когда помехи становились непреодолимы для луча. Единственное, что смогла разглядеть Лара – Бези едва напудрена, бледна, взволнована, под глазами у неё зеленоватые тени, она в приталенном жемчужно-сером жакете и элегантной шляпке «мышиного» цвета с дымчатой вуалью, манжеты сборчатые, а перчатки палевые, и на пальцах два перстенька. Судя по голосу, Безуминка нервничала, но при этом искренне радовалась переговорам с ней. Вроде бы она ехала в экипаже с поднятым верхом. Её речь порой тонула в завывании помех, и только импульсы смешанных чувств проходили без искажений – трепет волнения, напряжённая опаска, нетерпение, пульсирующие порывы надежды, теплота и нежность, едва не доходящая до слёз.

– О, звёзды, Ласточка! Милая моя девочка, как я счастлива слышать тебя! Где вы? я плохо вижу дистанцию…

– Мы на Якатане, я царстве Гуш, – держась за виски, закрыв глаза, с нажимом вешала Ларита, буквально тараня неподатливый эфир своим лучом. – У нас всё хорошо. Кавалер подарил нам форму авиаторов. Тут столько всего, что сразу не расскажешь!..

– Я слышу … почему такой шум? Сигнал почти не … Передавай привет … Звёздам! ... я на пути в столицу. Приехал пехотный капитан с кошкой и сержант … другой такой оказии не будет … пожелай мне … я задумала!

Разобрать, что она тараторит, был очень сложно; чувствуя, что связь вот-вот прервётся, Лара ответила только:

– Береги себя!

– …я тоже! – донеслось в ответ, и луч заглох в гудящей мгле. Чтоб вырваться из неё, Лара поспешно сняла шлем – уууух! Вновь затенённая тихая комната и скрип пера Карамо.

– Успешно? – не оборачиваясь, проронил он.

– Н-н-не очень. То есть, совсем никак. – Лара встала, отыскивая глазами стакан с водой; сгустившийся эфир заставил её направить всю силу води в одну точку, а когда всё кончилось, мучительно захотелось пить.

– По-прежнему шум из Кивиты?

– Да, только… он стал сильней и… другой. Как будто разгорелся.

– Что вы этим хотите сказать? – наконец, Карамо соблаговолил повернуться к ней.

– Я однажды видела пожар. Огонь бился из окна, лопнули стёкла… он был маленький, а потом выметнулся и стал расти. Горел третий этаж, но жар оттуда опалял лицо за сорок мер. Тут примчались пожарные, я убежала. Этот звук тоже растёт. В Гестеле нам не говорили, что может быть такой мощный… – Девчонка без спроса выпила чуть не стакан залпом. – …источник эфирного сигнала. Он исходит не от человека, – добавила Лара почти убеждённо. – Скорей, как пароходный или заводской гудок. Как извержение. Страшновато выглядит…

– Вы же зрячий медиум… – начал Карамо.

– Нет, туда трудно смотреть, словно против ветра.

– Передохните; ваше искусство мне ещё потребуется. А Бези… я не ошибся, вы вызывали её?

– Без толк… понапрасну. Слышно через два слова на третье, ни черта не понятно. Можно считать, связи с Великой землёй больше нет.

«Куда «в столицу» она собралась? что за «оказия», какой «капитан с кошкой»?.. правда, что Безуминка! где она, всюду шурум-бурум с присвистом. От тоски измаялась, вот и чудит. Грустно ей… лишь бы в блажь не впала и в историю не влипла, с капитаном-то. Не должна бы!.. себе цену знает, ниже героя не разменивается. А жандармский Нож при ней откуда? да вдобавок принцева полка вещун!.. что-то Бези вокруг себя замесила, ой, боюсь я за неё…»

Чтобы отвлечься, унять душевное смятение и не сидеть как кукла в витрине, Лара тихо взяла с тумбочки Святое Писание. Оно всегда полезно для души. Хотелось найти в книге что-нибудь умиротворяющее, но как нарочно, открыв наугад, она попала на явление Ветра-Воителя.

Их поставили к столбам для сожжения, раба Угера, кузнеца Мариса и деву Глену. Судейский претор объявил им: «Если вы принесёте жертвы богам во имя консулов-правителей и растопчете цветы ириса, наградой вам будет жизнь»…

Никто из них не изменил истинной вере и не топтал цветы Радуги.

Когда время милости истекло, центурион велел знаменному воину зажечь костры.

Даже читать боязно. Не так давно Лара сама была привязана к столбу, а в десяти шагах стояли в ряд жандармы с карабинами, готовые стрелять. Сложись иначе – и зарыли б в одну яму с Бези и Удавчиком. Две меры длина и глубина, а ширина две с половиной…

Но если ты за правду, бог спасает, верно?

Лара заглянула на страницу раньше, чтобы не сразу о спасении прочесть. Здесь тоже говорилось о жестоком.

…а третьей была Глена, дочь Димана и Колации, искавшая венца молний и пути по радуге, учившая людей всякого звания духовной чистоте. Её лишили чести, ибо закон запрещал казнить девственниц.

А воин, сволочь, ещё толкал её торцом копья, чтоб заговорила. Ну, она и сказала ему, смелая: «Прощаю тебе, как неразумному брату, по слепоте своей свершающему зло». И он раскаялся, стал человеком и святым. Вот какая сила была в Глене.

Тогда взошёл на Пепельную Высь некто неведомый, в длинной хламиде с капюшоном, выше самого рослого воина, а лик его был как железный со златым узором. И толпа расступилась пред ним в страхе и смятении.

Десятник спросил его: «Кто ты?» И странник рёк: «Я Ветер-Воитель, посланец громового неба. Я ищу деву, которая привела в равнины дождь и напоила землю. Её убили люди, носящие знак медного дракона. Я мститель за неё. Молись идолам, в которых веришь, ибо время твоё на земле истекло».

И приказал центурион схватить его как мятежника.

А Воитель велел мирным людям уйти с места казни. И они кинулись прочь, не дожидаясь, когда зазвенят мечи.

Тогда Воитель простёр десницу. От него изошла сила Отца Небесного и смела воинов как буря. Кровь их обагрила Высь, омочила прах мучеников и напоила его вином отмщения, слаще которого лишь мёд прощения.

Воин же, стоявший у столбов, именем Аргас, ополчился на Воителя, метнул в него копьё, а затем заслонился щитом и обнажил меч, изготовившись к схватке.

«На что ты надеешься? – рёк Воитель, – или не видишь, что стало с твоими?»

«Вижу, – отвечал Аргас, – и верю, что ты из вышних, но я воин, и мой долг сражаться, пока живу».

«Воля сильнее смерти, – сказал Воитель. – Встань справа, будь моим мечом, таково отныне твоё имя».

И звали его с тех пор Эгимар, что значит «меч вышнего».