— Разберемся, — ответил я. — И не бегите вперед собаки, гражданин Ткачук, мне ваше рвение непонятно… Не бегите, говорю. Стоять, сказал!

И только когда я рявкнул, Ткачук остановился, глупо улыбаясь и пожимая плечами. Я же пошел за Мухтаром дальше, ветерок за спиной донес еле слышное бормотание потерпевшего, мол, что объяснять молодому, ему не понять.

Тем временем Мухтар встал возле ворот одного из домов. Калитка прикрыта на вертушку, за изгородью просматривается участок с небольшим домом, гаражом, баней и какими-то непонятными клетушками-навесами. Стандартный набор жителя городской окраины.

— Хозяева! — покричал я через калитку. — Есть кто дома?

— Так это мой дом-то, — запыхтел сзади потерпевший. — Говорю же, ошибся ваш барбос, не туда привел. Видно, унюхал движок и пошел по запаху. Ведь «Вихрь» я всегда раньше отсюда на речку таскал. Вот и вышла оказия.

Сзади уже подоспели понятые и остальная группа. Трубецкой торжествующе лыбился, празднуя мой провал, участковый сочувственно смотрел на пса: мол, бывает, дружище. А понятые о чем-то переговаривались, пожимая плечами и сдерживая улыбки.

Не было только с нами следака, что строчил протокол на месте хищения, и Загоруйко, который до этого марш-броска уже лил гипсовый слепок со следа, предварительно выложив на первый слой заливки каркас из сломанных тонких веточек.

— Ваш, говорите, дом? — вскинул я бровь на Ткачука. — Ну, так открывайте…

— Это самое… А зачем? Я же говорю, товарищ лейтенант, я тут живу. Это же и…

Он снова норовил встать перед Мухтаром, хотя тот давно остановился, вытянувшись.

— Кто-то есть дома? — оборвал я несвязные сопения потерпевшего.

— Нет никого… Жена на работе, дети выросли.

Но дверку нам открывать он что-то не бежал. Ну, ничего. Не трамвай, объедем.

— Отлично, — строго продолжил я, — отойдите в сторонку и не мешайте.

Я повернул вертушку, приоткрыл калитку и впустил Мухтара. Сам остался за воротами. Такой поступок не будет незаконным проникновением, к собаке кодекс не примеришь. Что-то с мужиком не так, не хочет он меня впускать, и оснований, вроде, у меня нет это требовать. Трубецкой, в теории, мог бы мне помочь — но, конечно, помалкивал ехидненько. Можно, конечно, надавить, убедить и прочее, но так проще — Мухтарчик ныркнул, и дальше уже вскрываемся.

— Гав! Гав! Гав! — громко отозвался Мухтар из-за какого-то навеса, морда его просунулась за брезентуху, а круп торчал на улицу. Хвост покачивался из стороны в сторону, подавая сигнал, что все, хозяин, я нашел, что мы искали.

Нормальненько вскрылись, не прогадал я со ставкой…

— Уберите собаку! — завопил вдруг потерпевший. — Там утятки у меня!

— Врешь, — я схватил его за грудки и резко притянул к себе. — Там твой мотор лежит, зачем соврал, что его украли?

— Так это… — опустил глаза Ткачук и как-то сразу обмяк, даже руки отвисли, — простите… Я это… Надо было так… Ох, япона-матрёна… Что будет-то? Вы теперича меня того, за ложный вызов — штраф? Да?

— Погоди, Никитич… — один из понятых тряс бамбуковой удочкой, как мечом перед битвой. — Ты сбрехал, что ль? У меня ведь тоже давеча движок тиснули, только не заявлял я. Признаться, я даже на тебя грешил сдуру. А ты-то чего сбрехал?

— Так-э. У многих тут моторы поворовали в последнее время, ага, — закивал второй понятой.

Он тоже был из местных и явно при лодке.

— Антон Львович, — выцепил я взглядом оперативника, который вдруг поспешил притвориться деревцем. — Что-то я не понял… А вы серию разве не усмотрели во всем этом? У нас тут моторы похищают с одного берега, одним способом.

— Не одним, — буркнул тот в ответ. — У Ткачука свободным доступом украли, а остальные — из контейнеров.

— У лжезаявителя Ткачука ничего не украли, пройдемте, товарищи, посмотрим. Я вам сейчас докажу.

Теперь я уже с полным правом победителя и без всяких разрешений распахнул калитку пошире и вошел внутрь усадьбы.

Под навесом под мешковиной лежал «Вихрь».

— Ваш? — ткнул я осуждающим взглядом в Ткачука.

— Мой, — тот крутил в руках засаленную кепку и смотрел в траву.

— И зачем был весь этот цирк с конями? Вернее, с собаками.

— Там это… Только жене не говорите. Задолбала…

— Ну, говорите уже, — вздохнул я.

Пытался говорить строго, но не стращать. Да елки-палки, я ж не школьный учитель у доски!

— Ну там это… Такое дело, японский банан… в общем, я сказал ей, что мотор у меня украли, а сам — а сам хотел его продать.

— Зачем?

— Да достала она меня, сена накоси, рыбы налови, дров привези…

— А при чем тут мотор?

— Как при чем? — махнул рукой на реку псвевдопотерпевший. — Сенокос-то за рекой, дрова тоже с того берега вожу. Ну, сетку там ставлю.

— Значит, чтобы вас не заставляли работать, вы вот так решили от мотора избавиться?

— Ну да… япон-батон. А что? Хорошо же придумал? А?

Он оглядел мужиков

— И следы запутал, — продолжал я размышлять вслух, — протоптал кирзачами ложную дорожку в сторону грунтовки, дошел до травы, развернулся и сюда пришел. Так?

Именно так петлял Мухтар, добросовестно выполняя свою задачу.

— Всё так… — сокрушался теперь Ткачук. — Сколько там штрафу мене за ложный вызов припишите?

— Врёшь ты все, Ткачук… Опять врёшь. У тебя вон еще второй двигатель лежит, — я кивнул на полку под навесом.

Там лежало что-то громоздкое. Накрытое брезентом, по очертаниям вполне напоминавшее лодочный мотор.

— Да он неисправен. Это я старый, на запчасти храню.

Я подошел к полке и сдернул брезентуху.

— Неисправен, говоришь? — торжествующе я отступил немного вбок, открывая обзор на почти новый движок. — Ну-ну… Товарищи понятые, прошу подойти. Моторы воровал Ткачук, а потом инсценировал кражу у самого себя, чтобы отвести подозрения, вот и вы ведь уже говорили, что подозревали его даже. Так? Почему? — обратился я к человеку с бамбуком.

— Карася мне за ворот! — воскликнул рыбак и, бросив удочку, подскочил к новенькому «Вихрю». — Так это же мой Вихрюша! Мой мотор, мой! Ах ты, окунь ершивый! — повернулся он к тому месту, где только что стоял Ткачук. — Да я тебя!..

Но Ткачука уже не было. Бочком-бочком он нырнул за какую-то безразмерную занавеску.

Да что у него тут? В его постройках потеряться можно.

Ткачук смылся, вернее, отчаянно попытался. Я поднял грязную занавеску, куда он нырнул, и сказал громкое «фас».

Я вовсе не садист, но поймал себя на мысли, что обожаю отдавать Мухтару такую команду. Ткачук-то, тем более, заслужил…

Пёс ринулся за беглецом, и уже через несколько секунд послышались истошные вопли. Дичь поймана, а я хмыкнул, что от Розарио Агро ещё никто не уходил…

Мы поспешил на крики, Мухтар выволок подозреваемого из какого-то закоулка среди сараев и валял его по траве, не давая встать. Не то чтобы грыз, так, обозначил. Умный пёс, понимал, что людей можно «есть», только если хозяину, потерпевшим или ему самому грозит от них опасность. Тут же скорее была игра с «мышкой». С большой орущей мышкой в резиновых сапогах и рыбацком плаще.

— Уберите собаку! Уберите! А-а!!! — вопил Ткачук. — Я все расскажу, все! Уберите!..

— Фу! Ко мне! — крикнул я.

Пёс нехотя отпустил «мышку» и с немного виноватым видом подвалил ко мне, виляя не только хвостом, но и всем телом. Уши чуть прижал, глаза в землю смотрят, мол, извини, хозяин, если переборщил, давненько так не веселился и не играл…

Но я не считал, что он переборщил. Подумаешь, извалял крысу, которая у своих же тырила и ещё задвигала мне тут про то, что они как одна семья, какие все родные в околотке. Поэтому я похвалил Мухтара, погладил и сунул конфетку. Теперь-то я знал, что сладкое собакам нельзя, но другого лакомства не было, иногда правилами можно пренебречь. А награду пёс заслужил.

— Молодец, хорошо, молодец! — трепал я его по холке, пока тот с сияющей мордой жевал честно заработанную конфету.