— Похвальная наблюдательность, — заметил профессор Вакатоши тоном, словно это являлось его собственной заслугой, — а теперь, господа, мне не терпится приступить к исследованию. Вы можете посидеть, — это относилось к коррехидору, — а вы, — хитрый взгляд из-под очков был брошен на чародейку, — очень надеюсь, не откажете мне в любезности побыть снова моим ассистентом. Совсем как в старые добрые времена!
Рику не нужно было упрашивать дважды, она вскочила с места и горящими глазами замерла возле стола, на котором профессор успел расчистить площадку. Стол этот показался Вилохэду на первый взгляд чем-то средним между верстаком ремесленника-неряхи и рабочим местом алхимика, внезапно свалившегося в запой и оставившего остатки пиршества рядом с реактивами.
— Всё это, — профессор указал на царящий вокруг беспорядок, — только на взгляд несведущего человека покажется кучей случайный предметов, собранных и по произволу набросанных на моём столе. На самом же деле перед вами то, что жизненно необходимо для моего каждодневного труда. Обывателю работа чародея видится как бесконечные чудеса, окрашивающие серые будни, но, моя бывшая студентка не даст соврать, на самом деле приходится корпеть над заклятиями, затрачивая столько усилий, что едва способен добраться вечером до кровати. Итак, — он повернулся к Рике, — защитная плёнка или банальные перчатки?
Вакатоши вытащил откуда-то лайковые перчатки, изрядно запятнанные, но всё ещё крепкие.
Рика отказалась и наколдовала на руках защитную плёнку с такой быстротой и лёгкостью, что заслужила одобрительное кряканье своего бывшего преподавателя. Затем он поставил на свободный участок стола полированную гадательную доску, ту самую, которую так часто используют в светских салонах, чтобы пощекотать нервы общением с духами. Поймав на себе удивлённый взгляд коррехидора, Вакатоши объяснил:
— Это чародеи высокого полёта пользуются зеркалами Пикелоу, а нам — простым трудягам, приходится не брезговать и более приземлёнными способами. Гадательная доска, например, прекрасно подходит для концентрации и исследований остаточной магии. Удивлены?
Рика отрицательно замотала головой, а коррехидор лишь пожал плечами. Данный вопрос находился вообще вне его интересов. Тем не менее профессор не преминул разъяснить:
— Артефакт — суть продукт человеческой деятельности, в процессе которой в его структуру заключается некая магическая составляющая. Вид, стихийная принадлежность её и направленность зависят от цели чародея, — поведал он тоном лектора, — так как гадательная доска создана руками человека и, пускай опосредовано, но связана с магией. Это может быть поставлено в соответствие с исследуемым артефактом, что, в свою очередь, облегчит наши с госпожой Таками усилия.
Вил бросил взгляд на полированную доску из дорогого, сандалового дерева и обратил внимание на несколько углублений, каковых на стандартных, салонных досках не наблюдалось. Углублений насчитывалось ровно шесть. Профессор в два из них налил воды из графина на столе, в третье — насыпал блеснувшего кристалликами слюды белого песка, затем о чём-то негромко попросил чародейку. Та кивнула, и заморозила воду в крайней правой лунке.
— Недурственно, очень даже недурственно, — похвалил Вакатоши, — что далее?
— Огонь, шинхо́ и ци́лан, — тоном первой ученицы поспешила ответить Рика.
— И что наша отличница предложит использовать в качестве якорей для этих стихий?
Рика осмотрелась и предложила огонь привязать к угольку из камина.
— Можно ещё бумагу поджечь.
— Отлично, вперёд!
Девушка выбрала подходящий уголёк и разместила его напротив льда.
— А вот что вы предложите в качестве двух последних стихий? — с хитрым видом поинтересовался профессор, — сразу предупреждаю, никаких жертвоприношений, даже мухи, не будет. Проявите смекалку, удивите своего начальника.
Рика, уже присмотревшая большого зелёного жука, медленно ползшего по краю цветочного горшка на окне вздохнула. Вакатоши словно бы прочитал её мысли. Ладно. Бабушка как-то задала ей вопрос: чем хороший чародей отличается от посредственного? Рика попыталась выстроить целую теорию, в которой сплетались талант, усердие, постоянное самосовершенствование и готовность многим пожертвовать ради любимого дела. Бабуля улыбнулась и только головой покачала:
— Главная сила и отличие хорошего чародея от посредственности в том, что он видит возможности и умеет использовать для чар не только редкие и сложно добываемые ингредиенты, по типу парного молока тигрицы, разродившейся первенцем мужского пола, а умеют вычленить главное. Молоко. И не суть, тигрицы, козы или женщины. При этом ни пол ребёнка, ни право первородства не играю никакой роли. Молоко, сохранившее тепло материнского тела, — вот что важно.
Если профессор запретил использовать насекомых, то какой объект можно связать со смертью? Она огляделась по сторонам. На подоконнике отцветала аспидистра. У неё ещё оставались несколько стебельков с белоснежными, смахивающими на изящные лилии головками, но большая часть цветов уже успела опасть, пожухнуть и съёжиться. То, что надо.
— Если мы возьмём два цветка с вашего комнатного растения, — сказала она вслух, — то получим не только жизнь и смерть, но и жизнь и смерть, связанную природой, что должно усилить фигуру вашего заклятия. Но, — она остановилась у подоконника, — оба цветка я брать руками не буду, чтобы на них не оставить следа своей духовной силы, способной исказить вашу волшбу. Я — ведь некромнтка. У вас найдутся палочки для еды?
— В целях упрощения и экономии времени, — произнёс подошедший Вакатоши, — я сделаю это сам.
Он театральным жестом он сорвал цветок и забрал с подоконника его увядшего собрата. Цветы заняли свои места на доске. В самом центре разместилась маленькая серебряная чашечка с ароматным маслом, а в самую середину чашки профессор осторожно опустил высушенный в виде лодочки листик какого-то растения, проткнутый насквозь большой иголкой. Издалека коррехидору показалось, что иголка была позолоченной или даже, вообще, золотой. Шесть разноцветных свечей, подозрительно похожих на свечки для торта, были зажжены, и от них потянулось шесть разноцветных дымков. Профессор лёгким движением руки захватил их все вместе так, словно это были шёлковые нити, закрыл глаза, и бормоча себе под нос заклинание, принялся быстро переплетать их между собой, с поразительной ловкостью завязывая узлы в нужных местах. Через некоторое время в его руках оказался призрачный коврик, в воздушном узоре которого переплетались поблёскивающие нити разных цветов. Профессор открыл глаза, полюбовался своим творением и не без лихости уронил его на стол. К удивлению коррехидора, странная пентаграмма легла роно поверх доски, прошла сквозь неё и запечатлелась на столе.
— Теперь подайте мне объект исследований, — потребовал профессор Вакатоши.
Рика подала браслет, и он был помещён в центр доски.
— Наши фамильяры не столь впечатляющие, как у теоретиков, — с некоторой грустью проговорил он, но за то они настоящие трудяжки, берущие на себя немалую часть работы.
Он сделал странную фигуру из пальцев, подул и тихонечко свистнул. На столе прямо из воздуха материализовался крошечный хомячок: рыженький и щекастый. Его красные бусинки-глазки с обожанием воззрились на профессора.
— За дело, дружок, — подмигнул Вакатоши своему помощнику, ласково проведя пальцем по спинке, — давай покажем нашим гостям на что способны специалисты по прикладной магии.
Хомячок обнюхал браслет, потом сунул нос в миску с ароматическим маслом, сморщился, чихнул и принялся передними лапками раскручивать мисочку на доске, словно это была детская карусель. Но самым удивительным оказалось не это, а то, вопреки законам природы листок с золотой иглой оставался абсолютно неподвижным в середине миски вопреки законам природы. Более того, в какой-то момент начал поворачиваться противоположную вращению сторону. По сигналу хомячок отскочил подальше, а серебряный сосуд заскользил по поверхности гадательной доски. Сначала он продрейфовал к воде, иголка ожила, задёргалась, Вилу даже показалось, что она извивается на манер червяка, насаженного на крючок рыболова.